– Она была изнасилована? – продолжал Бершадов.

– Нет. Насилия не было. Как и синяков, ссадин на теле, – покачал головой эксперт.

– Что насчет одежды?

– Явно с чужого плеча. Судя по всему, ее одели после смерти. Платье немного мало, поэтому его разорвали на спине. Оно вообще очень странное… Натуральный шелк… Это дорогой материал. Модницы платят за него большие деньги. Непонятно, зачем вот так – надеть и разорвать…

– Ритуал? – Похоже, сам у себя спросил Бершадов. – Оно похоже на свадебное?

– Возможно, – вздохнул эксперт. – Но это ведь может быть связано и с первым причастием. У католиков, например, есть такая традиция. Поскольку это ребенок, такая версия кажется мне более вероятной, чем свадьба… Первое причастие, белое платье как символ невинности…

– Вы католик? – насторожился Бершадов.

– Упаси господи! – воскликнул тут же эксперт, – …я просто прослушал курс научного атеизма!..

– Ясно, – Бершадов не старался скрыть иронии, блеснувшей в его глазах. И эта ирония, вдруг появившаяся абсолютно без повода, вызвала полное недоумение окружающих, не слышавших его разговора с судмедэкспертом.

Между тем осмотр тела был окончен. Бершадов в последний раз бросил взгляд на тело девочки, затем зачем-то поднял ее руку и посмотрел на пальцы.

– Взгляните, доктор, – обернулся он к эксперту, – грязь под ногтями, видите? Значит, она работала в земле. Происхождение – крестьянка, да еще из самых бедных. Богатые люди не заставят работать в огороде такого маленького ребенка…

На лице эксперта появилось какое-то жуткое выражение. Он явно хотел что-то сказать, но промолчал…

Ровно через час явились с докладом оперативники. Личность убитой была установлена. Девочка была дочерью местной жительница из Овидиополя, из беднейшей многодетной семьи. Кроме нее, в семье было еще шесть детей разного возраста.

Отец семейства умер год назад – это был несчастный случай, его пьяного задавил трактор. Мамаша тоже любила выпить и путалась со всеми подряд.

В сопровождении оперативников и Игоря Барга Бершадов появился в доме женщины. Это была нищенская глинобитная хижина на окраине городка. Женщина, даже по виду все еще молодая и довольно привлекательная, страшно убивалась по ребенку. Перепуганные дети забились по углам. Несмотря на водопад слез и проявляемое горе, Бершадов оставался совершенно равнодушным.

– Тварь арестовать, детей увезти в детдом. Пусть их хотя бы накормят, – сквозь зубы распорядился он.

– Вы что, ничего и выяснять у нее не будете? – поразился Барг.

– А что тут выяснять? Ребенок по всему городку бегал без присмотра, пока она с очередным путалась, – пожал плечами Бершадов, – вот и попалась на глаза какому-то уроду…

Детей принялись заталкивать в автомобиль, поднялся неимоверный шум, гвалт…

– У вас нет сердца! – Барг, побледнев обернулся к Бершадову. – Вы совсем ее не жалеете?!

– А чего ее жалеть? – В глазах Григория блеснула сталь. – Жалеть надо тех, кто достоин жалости! А этой надо было вовремя дать лопату и мотыгу и отправить работать в колхоз! Размножаться без ответственности – так с удовольствием! А прокормить детей, дать им достойную жизнь?! Что, не смогла?! Двоих прокормила бы, вывела бы в люди, тогда и была бы достойна жалости и уважения! А тут размножилась без мозга, и теперь ее жалеть? Кого тут жалеть?

– Но доброта… – начал было Игорь.

– Доброта без мозга ничего не стоит! И не всякая доброта на самом деле добро. Тут ум нужен, чтобы отличить одно от другого. А такое размножение, просто так – это вообще сродни преступлению! За такое судить нужно, а не проявлять доброту!

Не выдержав, Барг выскочил наружу, на улицу. У него все время звучали в ушах крики несчастной женщины.

Теперь, глядя на баночку с театральным гримом, который нанесли на лицо убитой девочки, Игорь вновь вспомнил эту ужасающую сцену… Он готов был заплатить чем угодно, только чтобы это забыть…

Раздался звонок. Бершадов пошел открывать и вскоре вернулся в сопровождении молодого, но уже лысоватого мужчины в штатском.

– Вот, знакомься, – обернулся он к Баргу, – это оперативник, который будет заниматься поисками пропавшей девочки.

– Какой пропавшей девочки? – пролепетал Игорь, ничего не понимая.

– Из соседней квартиры пропала девочка. Родители подали заявление о розыске, – сказал мужчина.

– Из соседней квартиры! – повторил Бершадов. – Улавливаешь?

– Ужас какой… Что за девочка? – Барг передернул плечами – выглядело это так, словно он дернулся в нервном припадке.

– София Раевская, четыре года, – оперативник открыл блокнот, который до того момента все время держал в руках. – Ее кто-то забрал из детского садика. Мать пришла за ней, опоздала немного, а девочки уже не было. Ее кто-то увел.

– А как в садике могли отпустить ребенка неизвестно с кем? – не сдержавшись, в сердцах воскликнул Барг.

– Хороший вопрос, – хмыкнул Бершадов. – Воспитательница арестована?

– Да, ночью арестовали, – кивнул оперативник. – Но она почти ничего не вспомнила.

– Это невозможно, – Григорий вперил в опера тяжелый взгляд. – Должна была вспомнить.

Опер явно был наслышан о славе Бершадова, поэтому побледнел и заговорил быстро-быстро:

– Нет, кое-что она, конечно, рассказала. За девочкой пришли мужчина и женщина, и она радостно побежала к ним. Это было в то время, когда за детьми приходит больше всего родителей, там толпилось много людей… Воспитательница увидела, как девочка подбежала к этой паре, и решила, что это ее родственники. Девочка их явно знала, поэтому воспитательница отпустила ее.

– Описать смогла? – нахмурился Бершадов.

– Нет, – опер покачал головой. – Как обычно: средних лет – от 35 до 45. Самые обыкновенные. Ну разве что на женщине было зимнее пальто из черного драпа с меховым воротником, а мужчина держал в руках небольшой бумажный сверток. Лиц совсем не запомнила. Все твердила: «Обыкновенные, обыкновенные»…

– «Обыкновенные»… – скривился Бершадов. – Правильно сделали, что ее арестовали.

И Барг, и опер предпочли промолчать.

– А что по семье? – Григорий снова повернулся к оперативнику.

– В смысле? – тот явно потерял ход мысли.

– Кто эти люди, родители Софии? – нервно произнес Бершадов. – Чем занимаются, что о них говорят соседи?

– Понял, понял! Очень приличная пара, – затараторил оперативник снова. – По слухам, довольно состоятельные. Раевский заведует овощной базой. Деляга еще тот. Года два назад его допрашивали по одному экономическому делу, но не нашли ничего страшного. Отпустили. Мать работает бухгалтером на обувной фабрике. Пользуется очень большим уважением в коллективе. Все говорят, что у нее очень хороший характер. Софийка их единственная дочь. Ребенок долгожданный и поздний. Раевской 34 года, и она пыталась забеременеть почти 10 лет. Поэтому оба родителя в ней души не чаяли. Но…

– Что – но? – встрепенулся Бершадов.

– В последнее время супруги очень сильно ссорились. По словам соседей, скандалы были почти каждый день, и довольно серьезные. Не стеснялись ребенка.

– Причина? – нахмурился Григорий.

– Подруга Раевской, которая вместе с ней в бухгалтерии на фабрике работает, сказала, что та жаловалась, что муж стал сильно гулять. У него всегда были деньги. Почти каждый вечер рестораны, пьяные компании. Приезжал в три часа ночи пьяный, весь в женских духах. А в последнее время Раевская говорила подруге, что подозревает, что у него появилась постоянная любовница, намного моложе ее, и он даже собирается уйти из семьи.

– Это правда? Выяснили?

– Выясняем. Он очень сильно шифруется. Нужно время на проверку. По словам тех, кто знал супругов Раевских, отец вряд ли бы ушел из семьи, он очень любил Софийку, девочка была для него всем. Так что ребенок его очень сильно удерживал. Скандалы, конечно, были, но вряд ли он действительно собирался бросить жену.

– Значит, любил ребенка… – задумчиво нахмурился Бершадов. – Версия, что он мог ее похитить, проверяется? – обратился он к оперативнику.