Зажженная сигарета висит в уголке рта, а в нагрудном кармане – пачка Camel, мой отец тоже курит эту марку. Интересно, как там у него дела в Торонто, с его новой женой и ребенком?
– Пойдем со мной.
Левый глаз мистера Уолтерса щурится от дыма. Пальцем он счищает с губы прилипшую табачную крошку. Он приводит меня в большую комнату без окон, где за перегородками сидят люди и произносят в телефон один и тот же текст. В воздухе пахнет сигаретами и по`том. Под безучастными взглядами мистер Уолтерс проводит меня к пустой кабинке.
– Вот тебе список номеров. Начинай звонить, посмотрим, что у тебя получится.
К концу дня я продаю четыре подписки, а я начал только после часа.
– Ого, Билли, четыре в первый же день! Можешь начинать прямо завтра. Теперь то, что тебе нужно знать, слушай внимательно. Свободные кабинки всегда найдутся, так что можешь работать, когда тебе заблагорассудится. Комиссионные мы выплачиваем по пятницам. Наличными. Никаких бумажек, никакого номера соцстрахования, ничего. Просто продавай – на всю катушку! Будешь получать пятьдесят центов за подписку.
Слава богу, жизнь тут не слишком дорогая… еда, например.
Но самое главное – у меня уже есть работа, а с моего приезда прошло только две недели. От моих сбережений осталось всего тридцать долларов. Теперь я смогу иметь какие-то регулярные деньги на расходы и участвовать в оплате квартиры.
Дома я делюсь новостями с Мэри и Джимом.
Мэри:
– Поздравляю, Билли, ты молодчина!
Джим:
– Кошмарная работа, старик.
4. Церемония вручения премии Оскар
Еще один напоенный солнцем день в Калифорнии.
Мы с Джимом на бульваре Пико, ловим попутку в западном направлении. Нас подбирает Chevrolet Impala небесно-голубого цвета с откидным верхом. Обдуваемые теплым ветерком, мы едем с шиком – как и подобает, когда едешь на пляж Санта-Моника.
– И чем вы целыми днями занимаетесь? – интересуется водитель.
Джим говорит, что учится в киношколе в UCLA.
– А так особо не напрягаемся.
– На доске катаетесь?
– Я люблю океан, но серфинга пока не пробовал.
– Обязательно попробуйте!
– Мне нравится смотреть на океан, старик.
– И что же ты там видишь?
– Ну, горизонт, разные цвета, ритм волн.
Водитель бросает на него взгляд.
– Просто сидишь и смотришь?
– Ну да. Еще пишу.
– Только не говори, что ты пишешь сценарии для Голливуда! Надеешься стать знаменитым, как все остальные безнадежные мечтатели в этом городе.
– Нет, старик, просто набрасываю свои идеи, стихи.
В зеркале заднего обзора я вижу лицо водителя. На нем написано: «пустая трата времени». Он модно одет, у него шикарная машина, держится самоуверенно: наверное, агент по продажам.
Джим указывает на меня:
– А он работает в Los Angeles Times.
Парень смотрит на меня в зеркале.
– И чем занимаешься?
– Сижу в душной комнате без окон с незнакомыми людьми, дышу спертым воздухом и звоню по телефону, пытаясь продать подписку.
– А что за это платят?
– Нормально платят, но работа паршивая. Вся прелесть в том, что можно работать, когда угодно. Прогуляю день или даже три, а потом работаю двенадцать часов, если захочу.
Парень сворачивает на Седьмую, останавливается и высаживает нас.
– Удачи, ребята.
– Спасибо, старик.
Джим закуривает очередной косяк, и мы направляемся к пляжу мимо концертного зала Санта-Моника Сивик Аудиториум[7]. Телевизионщики устанавливают на башне огромную телекамеру с эмблемой канала АВС. Вокруг туда-сюда снуют люди, разгружают с грузовиков красные ковровые дорожки, кабели и разное оборудование. Над входом высится гигантская фигура золотого Оскара. Выставляется осветительная аппаратура. Воздвигаются заграждения.
– Господи, какая же это все фигня! – говорит Джим.
Он начинает рассказывать о французских кинематографистах Новой волны, о Франсуа Трюффо и других режиссерах, о которых я никогда раньше не слышал. О том, какие они гениальные, какими методами пользуются. Ни о чем таком я понятия не имею. Теперь мы уже сидим на пляже, уставившись на бегущие волны, и Джим объясняет, почему именно французы делают настоящее кино.
– А голливудские фильмы – это сплошь сахарный сиропчик для толпы. Типа «Мэри Поппинс» или «Моя прекрасная леди».
– А мне показалось, «Грек Зорба» – отличный фильм.
– Конечно, ты прав, фильм хороший – со смыслом. Но это совместное производство Великобритании и Греции.
Джим обладает энциклопедическими знаниями и поразительной памятью, знает все о фильмах, которые видел сам, и тех, что изучал в киношколе. Он подробно рассказывает о фильме «На последнем дыхании» режиссера по имени Жан-Люк Годар.
– Старик, он гений! Посмотри его «Презрение». Французы настолько опередили Голливуд! Или вот еще – «Лола». Потрясный фильм.
Джим записывал все, что чувствовал, что наблюдал вокруг себя. Конспектировал окружающий мир. При нем всегда был его вечный спутник – блокнот для набросков идей или стихов. Джим был первым повстречавшимся на моем пути интеллектуалом. Он рассуждал обо всем, от шикарной девчонки на пляже до тайн Вселенной; его разговоры пестрели именами философов вроде Ницше – в тот период моей жизни я понятия не имел, кто это. Джим действительно прочел все книги, которые у него были. Позже Мэри говорила, что он мог запомнить целые страницы текста и потом цитировать их по памяти. Любопытно, что все написанные им стихи, которые он мне показывал, не имели никакого отношения к музыке. Я и подумать не мог, что со временем эти стихи станут мировыми хитами. И я ни разу не слышал, чтобы он что-то напевал себе под нос.
Джим вырывает из блокнота чистый лист и записывает для меня названия фильмов и имена режиссеров.
– Вот, ты просто обязан их посмотреть, старик. Сам поймешь, что такое гениальное кино, это расширит твой кругозор.
И тут я говорю:
– А я хотел бы сходить на церемонию «Оскар».
– Зачем?!
– Ну, хотя бы посмотреть на звезд во всем блеске.
– Издеваешься? Они все занудные и насквозь фальшивые. А их фильмы – просто подслащенные пустышки, там все неискренне. Но самое главное – ты в жизни туда не попадешь.
– Всегда можно найти способ…
Я рассказываю Джиму, как однажды пробрался на частную вечеринку в честь Сэмми Дэвиса-младшего[8] в отеле Кинг Эдвард в Торонто, после его концерта в зале О’Кифф Центра[9].
– Никогда не слышал про О’Кифф Центр.
Естественно, Джим не мог знать, что в один прекрасный день он и The Doors выступят на сцене О’Кифф Центра при полном аншлаге.
Джим возвращается к нашей теме.
– Завалиться на частную вечеринку в номере отеля – не то же самое, что попасть на вручение «Оскара». – Он смеется. – Это совершенно нереально, точно тебе говорю.
Я не сдаюсь.
– Спорим, что пройду? На пять баксов.
– Не надо, Билли, я не возьму твоих денег.
Нам хорошо вместе. Нас обоих не напрягает молчание. Мы то просто смотрим на линию горизонта, то думаем о чем-то… или ни о чем.
Час спустя мы прогуливаемся вдоль пляжа, Джим закуривает.
– Старик, может, все-таки попробуешь?
Как ни странно, до того дня я ни разу в жизни не курил марихуаны, несмотря на мое всегдашнее стремление испробовать все на свете и совершать необдуманные поступки.
– Давай, не ломайся, увидишь, тебе понравится, уж поверь мне. Эта штука делает с башкой что-то невероятное!
Почему бы и нет? Мэри курит траву. Джим курит ее все время. А ему я доверяю. Он мне друг. С кем начинать, как не с ним?
– Потихоньку, Билли, всего несколько затяжек.
Эффект не заставляет себя ждать.
