Представляю картину, которую этот несчастный наблюдает в зеркало заднего вида, все еще окутанный сероводородным облаком. Она отвратительна: я стою под проливным дождем на обочине, одному богу известно где, и ржу в голос. Мне страшно неловко, я хочу есть, и у меня похмелье – но я счастлив. Я в Штатах, и я направляюсь к молочной реке с кисельными берегами.
И к Мэри.
Слышится приглушенное рычание, и я вижу несущуюся ко мне гигантскую фуру. Из-под ее огромных колес вздымаются словно стены из воды, дворники яростно сбрасывают дождь с лобового стекла. Я опять высоко поднимаю большой палец, и чудище замедляет ход, хрипит, пыхтит и, наконец, останавливается метрах в пятидесяти от меня. Пассажирская дверь распахивается.
– Прыгай сюда, парень!
Я с трудом забираюсь в огромную теплую, сухую кабину. На зеркале болтается привычное зеленое бумажное деревце с запахом сосны.
– Куда направляешься?
Водитель средних лет, седые волосы зачесаны назад, лицо обветренное, в дружеской улыбке открываются кривые зубы.
– В Лос-Анджелес.
– Могу довезти до Портленда… Ты, небось, замерз?
Он кивает на коробку.
– Там горячий кофе и бутерброды, угощайся.
Фура перевозит железнодорожные шпалы для ландшафтной компании.
– Можно на этом нормально заработать? – интересуюсь я у водителя.
– Еле хватает на оплату счетов, – его глаза смеются. – Когда я только начинал, у меня практически ничего не было. И с тех пор мало что изменилось.
Вот это называется везением: я мчусь по шоссе, развалившись на переднем сиденьи этой махины, и смеюсь над рассказами веселого водителя.
Когда мы добираемся до Портленда, я прошу высадить меня у автобусного вокзала.
Преодолев четыре тысячи миль на поезде, попутках и автобусе, я наконец добираюсь до Лос-Анджелеса.
Ранним вечером я вылезаю из автобуса. Воздух теплый, ветки пальм раскачиваются от мягкого бриза. Следующая остановка – Мэри. Я в нетерпении. Ее номера нет в телефонном справочнике. А в моем последнем письме я просто написал: уже в пути, еду.
Я бреду прочь от автовокзала и натыкаюсь на невзрачный двухэтажный отельчик с большими цветными окнами. Внутри виднеется темный, полный людей зал. Я захожу, сажусь у стойки на крайний табурет и заказываю пиво. Отсюда мне хорошо видно, что творится вокруг.
На другом конце стойки – три оживленные девушки. Они сильно накрашены, выглядят как-то необычно. Хихикают, болтают, веселятся. Одна из них опускает монету в музыкальный автомат и пританцовывая возвращается на место. Она подмигивает мне. Народу полно, становится шумно. Эффектная троица заказывает еще выпивки.
– И еще пиво для того парнишки с края.
– Спасибо! И ваше здоровье!
– Переползай к нам!
Почему бы и нет?
Они веселые и приветливые.
И немного пьяные.
– Мы тут отмечаем. – Указывают на высокую брюнетку. – У Джерри день рождения.
– Правда? С днем рождения, Джерри!
Спасибо. Как тебя зовут? – Она широко улыбается.
Все трое проявляют ко мне неподдельный интерес.
– Что ты делаешь в Лос-Анджелесе, Билли?
Я рассказываю им о Мэри.
– Погоди-ка… ты проделал четыре тысячи миль, чтобы увидеть эту девушку?
– Ага.
– Должно быть, она того стоит! – в восторге говорят они. —Давайте позвоним ей!
Девушки приходят в возбуждение.
– Ее номера нет в справочнике, у меня только адрес.
Они заказывают всем по последней и просят счет.
– Слушай, поехали к нам? Переночуешь в гостевой спальне, а утром мы отвезем тебя к Мэри. У нас и дома найдется что выпить. Продолжим веселье.
Мы выходим из бара как раз вовремя, чтобы полюбоваться невероятным закатом на фоне пальм и нежно-розового неба.
Когда мы приезжаем к ним домой, я понимаю, что в них было необычного: это первые в моей жизни трансвеститы. Первоначальный страх испаряется, когда я понимаю, что это просто веселые и доброжелательные ребята. Они искренне хотят помочь незнакомцу.
На следующее утро Джерри везет меня в Голливуд к Мэри. Она вылезает из машины, достает из багажника мой рюкзак и неожиданно говорит:
– Дай я тебя обниму, дорогой. Вот наш телефон. Позвони, когда устроишься. Может, как-нибудь соберемся и даже познакомимся с твоей Мэри?
– Джерри, спасибо за все. Очень рад нашему знакомству!
Я машу ей вслед и иду к ступенькам, ведущим к квартире Мэри. Звоню в дверь справа. Динь-дон! Мое сердце выпрыгивает из груди. Я так давно ее не видел.
Ответа нет, поэтому я стучу. У меня ощущение, что по ту сторону двери кто-то есть.
– Мэри! Это я, Билли.
Латунная ручка двери поворачивается, и дверь распахивается.
Господи, как ей это удается? Она стала еще красивее. Длинные рыжеватые волосы распущены, чистая, сияющая на солнце кожа, стройные ноги.
– Билли! – Мэри сияет улыбкой и хлопает в ладоши от радости. – Ты все-таки добрался!
Между объятиями и смехом она берет меня за руку и ведет в свою симпатичную квартирку. Садится на диван и хлопает по подушке рядом с собой.
– Поверить не могу, что ты здесь!
Мэри тут же снова вскакивает, чтобы сделать чай, я иду за ней в маленькую кухню. Она ставит чайник и проводит меня через заднюю дверь в крошечный дворик.
– Ты только взгляни, Билли, у меня даже есть собственное дерево авокадо!
От нее веет блаженством, оживленное лицо прекрасно. А калифорнийский загар – как вишенка на торте. Я люблю ее со всей чистотой юности, понимая, что для меня она недостижима.
А Мэри полна энтузиазма, рассказывает об их с Джимом жизни. Ее глаза сверкают.
– Лос-Анджелес – фантастическое место, Билли. Нам с Джимом тут все нравится, – говорит она. – Здесь столько всего происходит. Мы так рады, что переехали!
Она рассказывает об особой местной атмосфере, о толпах молодежи, о творческом подъеме в музыке и искусстве, о расслабленном образе жизни, вечной «движухе», дивной погоде.
– Вот увидишь, тебе тоже все понравится. Гарантирую!
А я уже счастлив только от того, что сижу рядом с ней на диване и купаюсь в ее лучезарности.
– Когда ты уехал из Монреаля? Как долго добирался? Где ночевал?
Я начинаю свой рассказ и уже собираюсь рассказать, как меня нелегально ввезли в страну, когда открывается входная дверь. И тут я наконец знакомлюсь с Джимом. Он входит в комнату и, понятное дело, удивляется, что рядом с его девушкой на диване сидит незнакомый парень. Ростом около шести футов[5], среднего сложения, одет в джинсы и бежевую рубашку. На лице отросшая щетина.
– Милый, смотри, кто наконец доехал до нас из Канады! – взволнованно говорит Мэри. – Билли Косгрэйв, это Джим Моррисон.
– Так ты все-таки добрался. – Мы пожимаем друг другу руки. Джим застенчиво улыбается. – Рад познакомиться. Добро пожаловать в Лос-Анджелес.
Я вижу перед собой добрые серо-голубые глаза. Все в нем выдает добродушный, расслабленный характер.
– Ну наконец-то мы встретились, Джим. Я столько о тебе слышал!
Еще одна застенчивая улыбка.
– И я о тебе. Это надо отметить. Сейчас пиво открою.
Мэри искоса смотрит на Джима, когда тот направляется на кухню. Она не одобряет никакого алкоголя.
Джим возвращается и вручает мне холодную бутылку Miller.
– Ну, давай. Добро пожаловать, старик.
Он удобно устраивается на стуле и кладет ноги на край журнального столика.
– Билли как раз начал рассказывать, как его нелегально перевезли через границу, представляешь?
Глаза Джима загораются.
– Да ты что? Тебя реально ввезли в Штаты контрабандой?
Разговор льется легко, перетекая из одной темы в другую.
– Будешь еще пиво, старик?
Он говорит неспешно, растягивает слова, как южанин. Кажется, что ему интересно все.
Мэри спрашивает о моем конфликте в колледже Лойолы.