Но упрямый бритоголовый капитан стоял на своем: на его территории борделей не будет, даже если они действительно принадлежат 10-му отделению милиции. Если руководству милиции так нужны эти притоны, то пусть 10-е держит их в своем районе.

В ответ дерзкий капитан услышал, что его дни в милиции сочтены.

Однако и Дугин думал, что он не лыком шит. Документы о содержании притона на Ольховской под «крышей» 10-го отделения милиции были оформлены по всем правилам и переданы в прокуратуру, младший сержант Утырский был арестован. Два дугинских следователя улетели в командировку в Луганск с официальным письмом МУРа к украинским коллегам оказать помощь в расследовании гибели старшего лейтенанта милиции Николаева, и «МК» гордо сообщил читателям о приближающемся торжестве справедливости:

ЗА ТОРГОВЛЮ ПРОСТИТУТКАМИ РАСФОРМИРОВЫВАЮТ ЦЕЛОЕ ОТДЕЛЕНИЕ МИЛИЦИИ

Вопрос о полном расформировании 10-го отделения милиции решается в эти дни руководством ГУВД Москвы.

Как стало известно «МК» из компетентных источников, сотрудники этого отделения, расположенного близ Белорусского вокзала (между Брестской и Тверской улицами), открыли себе отличный источник доходов — торговлю женщинами легкого поведения. Собственно говоря, бизнес местных «бабочек» находился целиком под их контролем. Снять проститутку на подведомственной отделению территории можно было только через его сотрудников. Зато в любое время дня и ночи.

Иногда живой товар доставлялся в нужное место по заказу клиента прямо на милицейских машинах. Чтобы вывести на чистую воду милиционеров-сутенеров, РУОП и 3-е РУВД ЦАО провели крупную операцию. Были собраны фото— и видеоматериалы, отснятые в районе Тверской улицы, запечатлевшие милиционеров-сводников в моменты получения денег и передачи проституток в руки клиентов.

Инспекция по личному составу ГУВД сейчас в срочном порядке расформировывает отделение, чтобы полностью укомплектовать его новыми сотрудниками. Кое-кто из особо скомпрометировавших себя милиционеров, видимо, пойдет под суд». («МК», 5 июля 1995 г.)

Читатель, который интересуется тайнами писательской кухни, должен перечесть эту заметку в «МК» еще раз. Посмотрите, сколько здесь «крутых» детективных эпизодов: по материалам раскрытия притона на Ольховской зашевелилось Управление по организованной преступности и Управление внутренних дел Центрального административного округа, создается специальная бригада в составе следователей и кинооператоров, выделяются техника, аппаратура, средства; милиция начинает охотиться за милицией — сыщики накрывают еще пару милицейских притонов на улице Тухачевского, следят за милиционерами-сутенерами на Тверской, снимают их камерами ночного видения и получают документальные свидетельства доставки проституток клиентам на милицейских машинах и даже получения денег! Иными словами, когда очень нужно, милиция все-таки умеет работать!

Но для писателя самое замечательное в этих эпизодах — расширение социального поля романа, восхождение спирали сюжета в высшие органы власти. Возили ли милиционеры-сутенеры проституток своему начальству? Сегодня, когда я еще связан подлинными именами и фамилиями, я могу только гадать, но если бы я заменил в романе эти фамилии на вымышленные и повел сюжет как раз в сторону своих дерзких догадок, крутой поворот дальнейших документальных событий стал бы куда понятнее. А пока…

А пока нырнем еще раз в правду жизни. В Луганске вместо помощи украинская милиция обложила дугинских сыщиков так, что они не только не нашли «агента по рекламе» Затушного, но сами лишь чудом избежали гибельной западни, с трудом прорвали устроенную на них облаву и уже нелегально, лесами пробирались через украинско-русскую границу домой в Россию.

Именно в это время, в июле 1995-го в живом пространстве этого романа возникает заезжий русско-американский писатель Эдуард Тополь. Перелетев из Нью-Йорка в Москву, он старается окунуться в крутую московскую жизнь, заводит знакомства в Думе, в среде новых русских, в милиции и даже с бандитами. И случайно знакомится с Дугиным, а потом настырно сидит у него в 92-м отделении с магнитофоном, берет интервью у всей дугинской команды и даже проводит пару часов в камере предварительного заключения — для полноты впечатлений. Тертый профессионал, он сразу углядел в этой истории завязку как раз того романа, в который так легко вплетается вся нынешняя московская жизнь — от панели Тверской улицы до думских и кремлевских коридоров. И, ведя задушевные беседы с прототипом героя своего будущего триллера, с Дугиным, который уже собирается поступать в милицейскую академию, говорит ему вскользь: «Все замечательно в твоей истории, и я от души желаю тебе генеральских погон в самом ближайшем будущем, но писать я этот роман не буду — для романа мне такой финал не подходит, он слишком сладок и нетипичен. А типично, чтобы тебя „макнули“, выгнали из милиции, посадили или того хуже…»

Слава Богу, я не договорил насчет «того хуже»! Потому что не успел я улететь домой, как стало сбываться все «типичное» и обещанное, кстати, не мной, а теми полковниками-инспекторами, которые обрывали дугинский телефон в первый день ареста сутенерш и младшего сержанта Утырского. Милицейская машина, так лихо закрутившаяся вокруг дела притона на Ольховской и сутенерства 10-го отделения милиции, вдруг забуксовала и даже дала задний ход. А уголовное дело, переданное в прокуратуру…

«Уважаемый Эдуард Владимирович! — написал мне Дугин. — На Ваш устный запрос сообщаю: 5 — 7 августа 1995 года проходившая по делу несовершеннолетняя свидетельница и потерпевшая Ольга Заварун, жительница г. Луганска (бывш. Ворошиловград) Украины, прибыла в г. Москву и остановилась в гостинице «Севастополь» у метро «Каховская». Утром следующего после приезда дня ее труп был обнаружен в гостинице без признаков насильственной смерти. Диагноз судмедэксперта, проводившего вскрытие: острая сердечная недостаточность.

В моей практике подобный диагноз имел место при раскрытии дел об умышленных убийствах. При дополнительном исследовании внутренних органов трупа возможно обнаружение лекарственного препарата клофелин. Его передозировка при приеме внутрь ведет к смерти, а внешне, без углубленных исследований, очень похоже на острую сердечную недостаточность. Клофелин сохраняется в печени и почках только до 4 — 7 суток с момента принятия, далее рассасывается и распадается в организме без остатков и не изменяя тканей внутренних органов.

В криминальной практике клофелин добавляется в водку или белое вино. Эффект: снижение давления, появление сонливости и дальнейшее падение давления до уровня, опасного для жизни.

В данном случае потерпевшая физически была здорова и ранее сердечными болезнями не страдала, сие есть косвенный признак применения клофелина.

Практический эффект: практика судебного производства показывает, что при смерти потерпевшего (свидетеля) обвиняемые в подавляющем большинстве случаев отпускаются на волю…»

Дело по борделю на Ольховской стало рассыпаться — после гибели Оли Заварун другие «потерпевшие» девочки стали менять свои показания. Но ни Дугин, ни члены его команды уже не могли повлиять на ход событий. Потому что после громких публикаций «МК» капитан Дугин был уволен из милиции «за дискредитацию высокого звания сотрудника милиции», против него было заведено уголовное дело о «хищении диктофона и телефона», а его команда расформирована. Логика художественной правды восторжествовала, причем даже больше, чем могло прийти в голову этому заезжему американскому писателю! А именно: руководители расформированного 10-го отделения милиции, против которых так увлекательно и профессионально собирали видео— и кинодоказательства РУОП и РУВД ЦАО, пошли на повышение и заняли руководящие должности в других органах МВД, а один из них даже стал главным инспектором Управления внутренних дел Центрального административного округа Москвы! И, вступив в эту должность, немедленно позвонил Дугину, поздравил его с этим событием.