Покончив с лайвом[13], Митя вернулся в лавку и уселся на пол рядом с дрожащей всем телом Элеонорой. Все то время, пока он снимал, она смотрела на него, как на сумасшедшего.
– Ничего, ничего… Всё нормально будет. Давай-ка…
– Что?
– Давай-ка сматывать отсюда. Надо назад, к мечети попробовать… Это не так далеко, добежим… В мечети они стрелять не будут. Это – большой грех. Немыслимо осквернить одно из самых священных мест в Дамаске!
Взгляд Мити упал на туфли Элеоноры. А те были всяко не для экстремального бега: слишком уж открытые, да еще и на высоких и тонких каблуках.
– У тебя какой размер?
– Что?
– Обувь, говорю, какой размер?
– 38-й, а зачем?..
– Снимай туфли! Живо!
– Зачем?
– Затем, дура! Подрочить в них хочу! – рявкнул Митя. – У парня нашего ботинки не больше сорокового, тебе подойдёт.
С этими словами он взялся расшнуровывать и стаскивать высокие десантные ботинки с убитого лейтенанта. И когда до Элеоноры наконец дошло, она истерично затрясла головой:
– Нет, я с мёртвого не надену! Нет!
– Эля, не тупи! Жить хочешь?! Я спрашиваю – жить хочешь?! – Та в ответ часто-часто закивала. – Ну так давай… Ты на своих каблуках далеко не убежишь. И босой нельзя, порежешься, здесь всё в стекле битом… Давай брюки подверни и надевай.
Швырнув Элеоноре ботинки, Митя отстегнул с пояса мертвого лейтенанта кобуру с пистолетом, забрал автомат и нашарил на теле запасной магазин к нему. Тот оказался не в штатном армейском подсумке, а в красивом, расшитом бисером замшевом чехле.
– Пижоны! Спасибо хоть рожки не на тридцать, а на сорок пять. Пулемётные. Это у них шик такой.
– А? Что?
– Это я так, о своём, о девичьем. Шнуруйся живее, а я быстренько в ряды метнусь. У второго парня патронами подразживусь.
Но едва Митя высунул голову из лавки, стало понятно, что добежать до первого убитого лейтенанта не суждено. Медленно спускаясь по торговой улочке в их сторону, двигались боевики, проверяя лавки, одну за другой.
– Всё. Приплыли.
– Что?
– Ничего, ничего. Всё нормально будет!
Спрятав камеру под одним из прилавков, Митя нацепил на ремень запасной рожок, защелкнул кобуру с пистолетом и, обозначив стволом автомата направление в глубь лавки, произнес тихо, но очень спокойно и четко:
– Эля, всё будет в порядке. Сейчас мы с тобой уйдем на другой ряд. Потом – еще на другой и побежим к мечети. Не паникуй, держись рядом и как можно быстрее… Всё. Пошли.
Они быстро прошли сквозь лавку к черному ходу. А вот здесь дверь имелась. Благо – оказалась заперта не на замок, а на простую щеколду. Митя осторожно приоткрыл ее и…
И осторожность оказалась совсем не лишней: на параллельном ряду, метрах в десяти от них, обнаружился боевик с автоматом. Похоже, это был головной дозор ранее замеченного Митей отряда.
– Чёрт!
– Там – ОНИ?! Они нас убьют, да?
– Один всего… Пока… Дай секунду…
Я потом много раз вспоминал это мгновение. Никакого плана я не продумывал, просто времени не было думать. Всё как-то само получилось, там ведь счёт даже не на минуты шёл…
Приняв решение, Митя вынул из кобуры пистолет и, передернув затвор, протянул его Элеоноре.
– Времени у нас нет, так что врубайся сразу. Сейчас я вальну этого урода. Мы перебегаем на следующий ряд, в лавку, что напротив. Ты – точно так же проходишь через нее, выскакиваешь и бежишь, стараясь держаться ближе к стенам. Если вдруг что – стреляй не задумываясь, патрон в стволе. Главное – добеги до мечети! В ее внутреннем дворе – твое спасение.
– А ты?
– А я немного подержу их. Тогда у тебя будет шанс. Вместе не успеть: побежим вдвоём – они нас снимут, а просто спрятаться – тот же расклад.
– Нет! Я без тебя…
В голосе Элеоноры снова послышались истерические нотки, и Митя понял, что она вот-вот сломается.
– Эля!!! Всё, давай без пионерства! У тебя двое детей!
– А у тебя…
– Вот за моей и присмотришь, ежели чего… Всё. Делаем! Иначе сейчас те подойдут. И запомни – беги изо всех сил! У тебя будет минута, максимум – полторы. По выстрелу – бежим.
После этих слов Митя чуть приоткрыл дверь, аккуратно прицелился и дал короткую очередь. Боевик из дозора рухнул с простреленной головой как подкошенный.
– Давай пошла!..
Эта торговая улочка оказалась заметно шире по той причине, что здесь, между рядами стационарных лавок, располагались временные лотки для уличной торговли. Перебежав ее, Митя и Элеонора заскочили в лавку тканей, которая также оказалась брошенной хозяевами.
– Давай! Снова черным ходом! Не тормози!!
Образцов подтолкнул Элеонору в спину, и та, сдерживая рыдания, скрылась в глубине лавки. Оставшись один, он, баррикадируя вход, подтащил туда несколько прилавков, а сверху набросал с десяток рулонов разноцветных тканей, соорудив таким образом нечто вроде укрепточки с невысоким бруствером. Не ахти какая оборонительная позиция, но – все же лучше, чем совсем ничего.
– Так, бляха-муха… – зашептал Митя, укладываясь. – Ну давайте, суки!
Расклад – хуже не придумаешь. По опыту я знал, что обычного, на тридцать патронов рожка, при средней плотности боя хватит секунд на 25. А учитывая, что парнишка-лейтенант успел немного повоевать, хорошо, если там сейчас оставалась хотя бы половина патронов. Правда, имелся еще запасной, «манерный», рожок на сорок пять. Но что с того? Даже и с ним много не навоюешь. Это все досужие разговоры, что стрелять нужно одиночными, тщательно выцеливая. Для любителей компьютерных игр, возможно, такой совет и подойдет, но в реальной ситуации нервы, как говорится, не железные. Жить захочешь, сам не заметишь, как начнешь судорожно на пусковой крючок давить. Щелк, другой, третий и – все. Ку-ку, Гриня!
Но и прорываться с таким боезапасом нереально – вдвоем всяко медленнее получится. Да и не задержишь никого на ходу, боевики тебя запросто, особо не напрягаясь, с расстояния 60–70 метров положат. Вот потому-то я и взялся подарить Элеоноре примерно минуту. За которую, если повезет, в принципе довольно далеко убежать можно. Что же касается перспектив собственных…
Чего греха таить – я тогда действительно решил, что всё, что отпели курские соловушки. Даже молиться начал…
Суки появились пару минут спустя.
Похоже, не сразу сообразили, что случилось с их дозорным. И Мите очень хотелось верить, что эти драгоценные секунды добавили Элеоноре лишнюю фору. Сердце его лихорадочно отстукивало мгновения, а те все тянулись, тянулись, и в конце концов он потерял им счет.
Боевики шли осторожно, медленно.
В какой-то момент командир показал рукой двум подчинённым, чтобы те переместились через лавки на другой ряд. Но именно этого Митя допустить никак не мог. И – не допустил: двумя очередями положил обоих. Оставшиеся боевики, уходя с линии огня, отшатнулись в лавки, что напротив, и в следующую секунду на его позицию обрушился шквал огня. По счастью, пули пока лишь крошили дерево, пластик и рулоны тканей.
– Господи, иже еси на небеси… Да светится имя твоё… Да придет царствие твое…
Автоматическая стрельба неожиданно прекратилась. Выждав немного, Митя чуть приподнял голову и очень вовремя разглядел выскочившего на улицу боевика с гранатометом. Все правильно, из лавки стрелять он не мог, иначе реактивная струя там понаделала бы дел! Минимум контузила бы его же товарищей. Успев среагировать, Митя дал длинную очередь последними в рожке патронами. Он не увидел – попал или нет? – тем не менее выпущенная граната ушла много выше и левее.
Судорожными движениями Митя перезарядил автомат, даже не сняв со второго рожка «манерный» замшевый чехол. Передёрнув затвор, он отер рукавом вспотевший лоб и глубоко вздохнул:
– Ну вот и всё… Господи… Царствие твое…
И тут за его спиной вдруг послышались шум, крики. А затем, перекрывая их, раздался звенящий, пронзительный голос Элеоноры:
