Чем бы ни было это пламя дракона, его цвет был белым, а не красным и оно, должно быть, было невероятно горячим, поскольку лишь мгновение спустя наверху мачты врага уже загорелись тяжёлые тросы.

«Снежная Птица» задёргалась, как лошадь, когда ветер подхватил паруса. Поспешно были убраны вёсла, в то время как корабль сильно накренился на бок. Рядом со мной раздался громкий взрыв, и часть борта исчезла, на палубе образовалась глубокая трещина, где только что ещё трое моряков как раз поднимали вёсла. Когда чёрные болты ударили в нас, всё, что я заметил, была лишь тень.

— Родерик! — крикнул Менделл, борющийся с рулём. — Сюда!

Я отпустил то, за что держался и заскользил по накрененной палубе к нему. Под моими ногами хрустел мокрый от крови песок, там лежал штурман и не веря глазам, ощупывал себя.

Его левая нога была оторвана вместе с частью таза. Другой рукой он держался за жердь у подножия штурвала. Корабль поднялся…

Наши взгляды встретились, его лицо расплылось в кривой улыбке, он отпустил жердь и скользнул в море через пробоину в борту.

Я бросил свою неумело используемую силу в помощь Менделлу с рулём. Никогда бы не подумал, что его будет так трудно удержать. «Снежная Птица» продолжала разворачиваться. Впереди выстрелила наша баллиста, выпустив ещё один горящий белым пламенем болт, который почти попал в баллистическую платформу противника. Затем «Снежная Птица» помчалась прочь от раненого великана. Его заклинивший судовой руль заставлял его плыть влево, мы же уклонялись вправо, расстояние быстро увеличивалось, и когда тяжёлые баллисты врага выстрелили в последний раз, болты до нас даже не долетели.

Наша баллиста тоже молчала. Хотя она была установлена с возможностью вращения, угол назад не доставал. Одно мгновение было тихо, слышны лишь шум волн и скрип корабля, затем кто-то застонал, ещё один закричал, а другие выругались.

— Горящие болты! — крикнула Эльгата, указывая на тлеющие поджоги. — И выкиньте за борт пламя дракона!

Солдаты использовали тяжёлые щипцы, одеяла или цепи, чтобы вытащить болты из палубы. Один из них забыл, что делает, и схватил горящий болт голой рукой, он закричал, но всё же вырвал его и выбросил за борт.

Я увидел, как двое моряков с паникой на лице бегут к перилам, между ними тяжёлое железное корыто, которое они торопливо подняли и перекинули за борт. Когда оно коснулось воды, оно вспыхнуло ярко белым пламенем, и чем глубже корыто погружалось в воду, тем ярче горел свет. Я потрясённо наблюдал за погружающимся светом. В глубине мимо проплыла огромная тёмная тень, а может это была волна, из-за которой неправильно отразился свет. Корыто погрузилось ещё глубже в темноту, а потом исчезло.

Палуба была усеяна болтами, стрелами и копьями, между ними лежали тела, некоторые тихо, но большинство двигались, ругались, кричали или хныкали от боли. В некоторых щитах было так много болтов, что их едва можно было удержать в руках.

Должно быть на нас, словно град, обрушилось сотни стрел, и самым страшным было то, что я почти не помнил, как всё происходило.

Эльгата стояла неподвижно, расправив плечи. Держась за правую руку, она смотрела на вражеский корабль, где зарево становилось всё ярче. Огонь также достиг паруса.

У её ног стоял на коленях солдат и всё ещё держал тяжёлый щит для её защиты. Мне стало интересно, почему он его не опустит, но потом я увидел, что его пригвоздило к палубе копьем, которое пробило щит.

— Теперь вы можете отпустить штурвал! — выдохнул Менделл рядом со мной. Я посмотрел на свои руки, которые всё ещё сжимали поперечные доски, сделал глубокий вдох и отпустил.

— Нужно уходить! — закричала Эльгата лейтенанту Меча. Менделл кивнул, продолжая держать свой курс, который уводил нас от горящего гиганта. Я не знал, как долго продолжалась атака, но рано или поздно вернуться виверны.

Когда битва началась, нашего врага почти не было видно, теперь же он полыхал. Внезапно сложилось такое ощущение, будто огонь зажгли сами боги. Вверх поднялось остроконечное пламя выше высоких мачт, затем носовая часть поднялась вверх и повернулась, когда корабль медленно опрокидывался. Последняя вспышка, затем там снова воцарилась темнота.

На нашем корабле тоже тушилось пламя, и моряки относили раненых товарищей на нижнюю палубу.

Коренастая фигура Амоса вырисовалась из темноты. Он покачивался, и сразу два болта с отломленным древком торчало из его нагрудника, один из плеча, один из бока.

— Пусть о вас позаботится Девон, — первым делом сказала ему Эльгата.

Амос отмахнулся.

— Пока болты ещё в теле, раны почти не кровоточат. У Девона есть другие дела. Почему бы вам не пойти к нему?

Она тихо засмеялась.

— По той же причине. Какое число жертв?

— Девять умерло, четверо ещё умрут, с восемью или девятью ещё не ясно, и всё зависит от милости богов. Добрых два десятка ранено, некоторые серьёзно, — он почесал голову, удивлённо посмотрел на свою окровавленную руку и пожал плечами. — В воздухе была куча стрел, капитан Копья, сэр, — сказал он. Из уголка его рта потекла струйка крови, он небрежно её вытер.

— У них также были копьёметалки, — заметила она, глядя на мёртвого солдата, который всё ещё стоял перед ней на коленях.

— Я тоже это заметил, — мрачно произнёс Амос.

Она устало закрыла глаза.

— А что насчёт корабля? Ростр выдержал?

— Да, — ответил Амос, закашлял и тяжело опёрся о перила. — Ростр выдержал, есть несколько небольших пробоин, но ничего такого, что подвергло бы нас опасности, — он посмотрел в темноту, где должен был дрейфовать перевёрнутый враг. — Я уже думал, что вы пройдёте прямо сквозь него, — промолвил он и закачался, но не из-за волн.

— Пусть Девон позаботиться о вас, Амос, — сказала Эльгата. — Сейчас же! Это приказ, слышите?

— Да, сэр, капитан Копья, сэр! — с трудом выговорил Амос и с помутнённым сознанием покачал головой. — Как только смогу дышать, сэр, — сказал он, вытирая со рта пенистую кровь.

Я подошёл к нему и взял на руки. Я, конечно же, знал где можно найти доктора.

— Я не ребёнок, — запротестовал он шёпотом.

— Я знаю. Просто вы стоите поперёк дороги, я хочу это изменить.

— Ну, раз так, — промолвил он и закрыл глаза.

В каюте врача было пять коек… Когда он брил мне череп, они были пустыми, теперь же в них лежали раненые, а ещё на полу между коек и снаружи в коридоре. Когда я с Амосом на руках протиснулся в низкую дверь, меня встретил ад Безымянного. На накрытой кожей кровати лежала женщина. Те же кожаные ремни, которые раньше связывали меня, теперь удерживали на месте её. Она кричала и плакала, и в отчаянье качала головой. Четверо сильных товарищей держали её, один из них плакал, но всё равно безжалостно прижимал к койке, когда Девон приставил пилу к разбитому левому колену. Фельдшер посмотрел на меня, потом на Амоса.

— Ему придётся подождать! — крикнул он и принялся пилить.

Женщина кричала и дёргалась в безжалостных объятиях своих товарищей. Танцующий свет фонарей, крики, запах крови, отрубленная рука, скользящая по окровавленному полу у моих ног, всё это было для меня слишком. Я торопливо нашёл место возле стены и с Амосом на руках сполз вдоль неё и сел.

Амос внезапно открыл глаза.

— Ваш желудок действительно не создан для мореплавания, — заметил он и умер.

Я сидел там и некоторое время держал его на руках, потом с изумлением подумал, что вижу, как его душа отделяется от тела, выпрямляется и грустно оглядывается по сторонам. Также мне показалось, что он наградил меня кривой улыбкой, затем я моргнул, и он исчез.

Я с трудом встал вместе с ним.

— Сейчас у меня будет для него время! — крикнул фельдшер, возясь с раскалённым железом. Женщина теперь хныкала совсем тихо. Я старался не приглядываться, лишь покачал головой и отнёс Амоса в сторону, где уже пять его товарищей тихо лежали у стены. Я закрыл ему глаза и снова поднялся на палубу.

Добравшись до полуюта, я увидел там лишь Менделла за штурвалом и двух других моряков, которые вытаскивали из мёртвого копьё.