— Хорошо, — сказал Мозли, — повторите, пожалуйста, еще раз ту часть своей истории, которая касается смерти Карен Джеймсон.

— Вам надо поговорить с Гарольдом, — настаивал я. — Он живет на первом этаже в том же здании, где жила Карен. Он должен был видеть Чарли… — я сделал паузу, так как не хотел упоминать весь этот бред про ауру. — И еще с Виктором Кодсалом. Карен говорила ему, что к ней приходила Чарли.

Пока я горячо втолковывал это детективу, тот занимался рисованием спиралей и звездочек на полях своих записей, а когда я закончил, произнес:

— О’кей, спасибо. Предоставьте это дело нам.

Он встал, и я выжидательное посмотрел на него.

— Что вы собираетесь предпринять?

— Мы поговорим с мисс Саммерс.

Я уже дал ему информацию о ее местонахождении и адресе.

— Вы свяжетесь со мной?

— Непременно.

* * *

Я стоял перед полицейским участком, понятия не имея, что же делать дальше. Чарли вернется в Лондон через несколько часов. Я знал, что она поедет прямо ко мне. Но не мог же я быть там, по крайней мере теперь, когда я нашел героин. Надо направить ее куда-то в другое место. У меня не было выбора: придется солгать.

Послал ей сообщение:

«Привет, Чарли. Вынужден покинуть квартиру. Подозревают утечку газа. Может, ты пока побудешь у себя? Напишу, как только все наладится».

Она ответила буквально сразу:

«О боже, какой кошмар. Увидимся позже».

Я пошел в кафе, но сел снаружи, перед входом, несмотря на холод. Таким несчастным я не чувствовал себя с момента смерти родителей. Таким жалким, ничтожным. Как будто все мои эмоции прокрутили в центрифуге и теперь внутри остались лишь сухие ошметки, болтающиеся в хаосе. Не знал, что сердце может буквально физически болеть от эмоциональных страданий. Но оказалось, так бывает.

Я только что потерял женщину, которую любил, женщину, которая делала меня счастливым. Что бы она ни сделала, я все равно любил ее. Нельзя взять и отключить чувства, как воду в кране. Любовь так не умирает. Посмотрите на всех мужей и жен, которые продолжают защищать супругов, безусловно, виновных в самых ужасных преступлениях. Вспомните матерей, которые защищают своих сыновей-убийц. Знание того, что твой близкий человек виновен, не отменяет любви. Любовь трудно сломать. Она может выдержать измену, насилие, предательство, жестокость. И все же я не рассчитывал, что любовь Чарли переживет мой поступок. Я обвинил ее в убийстве. Но в определенном смысле мое преступление куда хуже. Это предательство любимой женщины у нее за спиной.

Я очень скучал по ней и хотел стереть последние две недели, вернуться к былым счастливым дням. Мечтал проснуться и увидеть, что мы лежим рядом, ее голова на моей груди, и она что-то рассказывает и смеется, и единственный посторонний звук — это шелест дождя за окном.

— Эй, ты в порядке, приятель?

Я вздрогнул. Напротив стоял бармен, смотревший на меня с тревогой и насмешкой одновременно. И у него были на то основания. Я сидел под проливным дождем, промокший насквозь, и дождевая вода лилась в остатки кофе. Но не замечал этого, пока он меня не окликнул.

* * *

Я подошел к Сашиному дому, сел на ступеньки и стал ждать. К счастью, дождь прекратился.

Ей хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию.

— Эндрю? Что случилось, черт побери?

— Я могу зайти? И все тебе расскажу.

Мы уселись на диван, и я стал выплескивать накопившееся, всю эту историю, уже второй раз за день. Хотя на этот раз я уже перескакивал с одного на другое, не особо заботясь о хронологии, и Саше приходилось периодически останавливать меня, уточняя детали, ахая и ругаясь. Рассказывать эти подробности Саше было все равно что совершать акт экзорцизма. Когда знаменитости пишут автобиографии, наверняка они переживают сходный опыт катарсиса. Сашу особенно заинтересовало описание приступа ревности Чарли в ту ночь, когда я остался у нее. Мне казалось, что Саша даже получает своеобразное удовольствие от этой истории. Но я не мог винить ее — ведь ей сразу не понравилась Чарли, и она предостерегала меня…

— Только вот не надо отвечать «я же тебе говорила»! — завершил я свой рассказ.

— И не собиралась. Но когда ты узнал, что она… — Саша положила ладонь мне на руку. — Как ты с этим справляешься?

Я повесил голову, чувствуя слезы в глазах.

— Не особо хорошо, если честно. Я скучаю, Саш. Несмотря ни на что, я люблю ее.

Она погладила меня по голове.

— Я знаю. Я испытываю то же самое к Лэнсу, несмотря на все его дерьмо.

— Как твои дела, кстати?

— О, довольно тихо. Сегодня видела его на работе, но он игнорирует меня, как будто я невидимка. Думаю, понял, что я не собираюсь увольняться из «Ваукома», но и причинять неприятности не намерена. Мне, конечно, грустно видеть его, но с каждым днем грусть становится все меньше. А вот расскажи…

— Я больше не могу говорить о себе.

— Ладно. Понимаю, — она похлопала меня по колену. — Давай-ка выпьем.

— Я не…

— Прекрати. Определенно надо выпить. И у тебя такой вид, словно несколько дней голодал.

Она была права. Я почти не ел после встречи с Виктором в пятницу.

— Пойду куплю еды, — предложила Саша. — Что хочешь? Рыбу, картошку?

Я кивнул. Хоть и не был голоден. Но еда и выпивка обещали временное забвение, и это манило.

* * *

Саша вернулась с двумя пакетами, от одного пахло треской и жареной картошкой, в другом позвякивали две бутылки джина. Разложила еду на тарелки и открыла выпивку.

— Включи телик, — сказала она. — Если, конечно, не предпочитаешь музыку.

— Телик годится.

Иногда в компании с Сашей я себя странно чувствовал — словно мы такая старая супружеская пара, совершенно притершаяся. Мы вместе жили два года в университете, в смежных спальнях, оттуда и пошло. Вместе закупали еду и готовили, экономили деньги, вместе куда-то ходили. Много вечеров просидели в разговорах о будущем. Все вокруг считали нас парой, и Саша ворчала, что она из-за этого не может найти парня. Но всегда строго держались границ дружбы.

По телевизору начались новости, и Саша попросила переключить на что-нибудь более легкое и занимательное, но в тот момент, когда я уже намеревался поискать другой канал, на экране появилось знакомое лицо.

— Саша! Это Рэйчел!

Мы вместе воткнулись в экран, на котором красовалась фотография помощницы моей сестры.

Полиция объявляла розыск Рэйчел Марсон, двадцати семи лет, пропавшей в субботу во время ее поездки из Лондона в Кардиф. Мисс Марсон, проживающая в Истбурне, Восточный Сассекс, позвонила сестре и обещала приехать около половины одиннадцатого утра. С тех пор от нее нет никаких известий. Она уехала на черно-фиолетовом «харлее дэвидсоне», одета в черную кожаную куртку и черные брюки, фиолетовый шлем. Они сообщили номер ее мотоцикла и просили позвонить при наличии какой-либо информации.

— Может, она просто ударилась в бега? — спросила Саша, передавая тарелку.

— Надеюсь, что так.

— Отключи-ка телефон.

— Что?

— Ты все время его проверяешь. Это жутко нервирует.

— Ничего не могу с этим поделать. А вдруг позвонят из полиции — они могут арестовать Чарли… или она сама позвонит…

Саша взяла телефон и выключила его.

— Теперь ты сможешь хоть на время выкинуть все это из головы. Итак, давай выпьем.

Я опрокинул в себя первую порцию джина с тоником и подвинул бокал, который она немедленно наполнила.

* * *

К десяти часам мы оба напились. Саша выключила телевизор, поставила музыку, а потом упала поперек дивана, жестикулируя руками и ногами во время разговора. Мы вспоминали старые дни. Тревога еще пульсировала в голове, но я старательно игнорировал ее, словно назойливый шум, к которому стараешься привыкнуть.

— …а помнишь ту вечеринку на Хэллоуин, когда девица с социологии нарядилась в костюм «Демонизация человеческой сексуальности»?