– Я очень люблю лошадей! – ответила с запинкой, но с энтузиазмом. И добавила чуть тише: – Издалека.

Фыркнув, Беркут успокоил меня:

– Ты полюбишь их вблизи, обещаю. Будет весело!

– Особенно когда я упаду в десятый раз, – согласилась я.

– Я не дам тебе упасть.

Это обещание вкупе с лёгким гладящим касанием руки отчего-то умилило меня. Выбрала эпатажного миллионера – будь готова прыгать с парашюта и надевать акваланг. А вообще, становится даже интересно: что ещё придумает Данила для развлечения?

– Это обнадёживает, – ответила я и отобрала у него ладонь. Официантка принесла телятину для меня, роскошный стейк с овощами для Беркута и хлебушек. У меня есть полчаса, чтобы привыкнуть к мысли: меня сегодня посадят на лошадь.

Но я так и не смогла представить себе эту картину.

В принципе, ещё тогда, давно, когда мне в голову пришёл план робингудства в пользу бедных, то есть меня, я знала, что пойду на многое. Я была готова врать и изворачиваться, терпеть, улыбаться сквозь силу, говорить «да», когда хочется блевать, потому что огонь в груди не унимался, жёг, выжигал дотла. Этот огонь можно было погасить только одним способом: обставить, обмануть, восторжествовать, забрать то, чем гордится мужчина. И нет, не деньги – они вторичны. Забрать то ощущение вседозволенности, которое рано или поздно приходит к любому мужику, поднявшемуся на недосягаемые высоты власти.

Я много читала – самосовершенствовалась каждый день, качала мышцы – оттачивала тело, училась управлять в сексе – с каждым новым любовником, я собиралась стать идеальной. Но никогда не думала, что мне придётся ездить верхом.

Конюшня, в которую привёз меня Данила, находилась в сосновых борах на севере города возле посёлка Лисий Нос. Название мне сразу понравилось. Было в нём что-то лукавое и мимимишное, заставляющее улыбнуться. Но улыбаться не хотелось. Хотелось спрятаться, укутавшись в одеялко, чтобы не тащили насильно на страшного зверя…

– Чувствуешь?

Данила помог мне выйти из машины и обвёл рукой окрестности с таким видом, будто лично принимал участие в создании этих деревьев, этой травы и этих деревянных сооружений, часть из которых я легко идентифицировала как манеж, дом и денники. В леваде паслись лошади, на песке в круглом загоне возле манежа тоже бегала по кругу лошадка на длинном поводе. Пахло хвоей, опилками и ещё – тем специфическим запахом, который бывает в зоопарке.

– Чувствую, – из вредности ответила. – Аромат навоза.

– Ева! – Беркут рассмеялся и подставил мне локоть. – Вдыхай полной грудью, только посмотри, какой тут чистый воздух!

– На воздух нельзя посмотреть, – нервно возразила я.

– Не умничай, золотце, – фыркнул Данила. – Тебе не идёт.

Да, я часто слышала это от мужчин. Улыбайся, девочка, будь красивой, закрой ротик, на тебе денюжка, купи серёжки… И ты улыбаешься, стараясь, чтобы это не выглядело, как гримаса, молчишь, хотя очень хочется всё высказать в лицо, берёшь платиновую карточку и мстительно выгребаешь с неё доллары на серёжки, колечко, браслетик, а к ним кофточку, а к кофточке брючки, а к ним туфли, а к туфлям сумочку «потому что моя старая сумочка к этим туфелькам не подходит, котик!»

– Смотри, это Осень.

Я с отвращением уставилась на коричневую лошадь. Конечно, она была красивой – тёмно-рыжая в белые пятна шерсть лоснилась, переливаясь на солнце, чёрная грива, заплетённая в тонкие косички, элегантно свешивалась на один бок, тонкие ноги равномерно перебирали по песку загона… Но это была лошадь, и я её боялась. Однако вежливо ответила:

– Очень милая лошадка.

– Перспективная кобылка. Думаю в этом году свести её с Вольтером.

По следующему взмаху руки я повернула голову налево и увидела очень необычную лошадь – серую с белой гривой. Паслась эта отрада эстетизма в отдельном загоне. Словно почувствовав, что о нём говорят, Вольтер вскинул голову и тонко заржал, задирая хвост.

– Вот он, мой Вольтер! Смотри, какая масть, очень хочу получить такого же жеребёнка. А знаешь, какой он послушный! Вот поедем кататься, я покажу, что Вольтер умеет!

– А стихи он пишет? – пробормотала. Беркут обожает лошадей, с ума сойти! Нет, нафиг, нафиг… Хоть этот мужчина и перспективный, как его лошадка, но надо соскакивать. Я не выдержу этого увлечения больше одного раза. Да и одного раза, наверное, тоже не выдержу.

– Стихи? Нет, стихи вроде бы не пишет. А мы его спросим.

Спросим, ага. Когда будем скакать по полям.

– Золотце, пойдём, я покажу тебе, где можно переодеться.

Боги… За что мне всё это? Я очень сильно постаралась замаскировать обречённый вздох под энтузиазм и бодренько улыбнулась:

– Переодеться это я могу. Всё никак не могла понять, как мне в платье на лошадь садиться.

– У нас должны быть запасные костюмы для верховой езды. Пошли в дом.

И мы пошли в дом, где Данила передал меня из рук в руки молодому человеку с гусарскими усиками, велев экипировать как следует. Парень проводил меня в одну из комнат на втором этаже, распахнул шкаф и удалился. Я застыла перед вешалками, ошеломлённо глядя на экипировку. Интересно, как я буду выглядеть в бриджах? Обтягивающие штаны – удачная находка модельеров. А вот толстовки… Это издевательство над женщиной. А ведь ещё вроде бы надо сапоги?

Кошмар.

Сапоги я точно не выдержу…

Когда я вышла из дома в полном облачении наездницы, чувствовала себя, мягко говоря, неуютно. Сапоги из натуральной кожи издевательски поскрипывали при каждом шаге, и мне слышалось в этом скрипе пение: «У-па-дёшь! У-па-дёшь!» А гусарский парень дал мне палочку с кожаной нашлёпкой, и я не нашла ничего лучше, чем нагло похлопывать ею по голенищу. Но, увидев Беркута, перестала, устыдившись. Он выглядел великолепно. Настолько, что Солнце померкло, скрывшись от обиды за облако. И даже в каске Данила не выглядел смешно – он был похож на бога. Этого, как его… С крылышками на шлеме… Или это был не бог? От волнения всё вылетело из головы, остался только этот несчастный шлем с крылышками.

– О, Ева! – окликнул он меня, подняв солнечные очки на лоб. – Слушай, тебе очень идёт этот костюм. Впрочем, я и не сомневался.

– Бриджи украсят любую женщину, – вежливо ответила я, стараясь не смотреть на корпулентную женщину с обтянутым бриджами необъятным задом. И лошадку, на которую клиентка собиралась взгромоздиться, стало очень жалко. Но я быстро задавила в себе жалость, увидев, как к мадам подводят огромное животное с кряжистой спиной и крепкими ногами. Как это называется? Першерон? Не знала, что на них можно ездить… Тем лучше для всех.

– На тебе они смотрятся просто потрясающе, – пробормотал Данила, целуя мою руку. На секунду я зависла, потом вспомнила – мы всё ещё про бриджи. Спросила:

– А у меня будет каска?

– Обязательно, – пообещал он и махнул рукой. Гусарский парень резво притащил элегантную каску с ремешком, Данила самолично на меня её натянул, застегнул, и я мгновенно почувствовала себя полной дурой. Но – дурой, защищённой от неприятностей. Впрочем, это ощущение испарилось, как только мы подошли к леваде.

– Знакомься, Ева, это Синичка.

Синичкой звали небольшую, приземистую и крепкую кобылку рыжего цвета. Она покосилась на меня карим глазом, подняла верхнюю губу, показав зубы, и я обмерла. Где-то читала, что лошадки кусаются и очень даже нехило!

– Очень приятно, уважаемая лошадь Синичка, – тихонько сказала я, инстинктивно делая шаг за спину Данилы. Тот захохотал на всю конюшню:

– Ева, твоя вежливость зашкаливает!

– Она хотела меня укусить, – наябедничала и снова спряталась.

– Да нет, – вступил в разговор гусарский парень. – Синичка самая смирная лошадь во всей Ленобласти! Она просто вас так поприветствовала!

– Придётся вам поверить на слово, – я поёжилась, наблюдая, как кобыла пожёвывает губами, а уши её – длинные заострённые локаторы – поворачиваются вперёд-назад. Словно сигнал ловят…

– Давайте я вас подсажу, – простодушно предложил парень, но Данила отстранил его и забрал повод: