Если уподобить социум личности и признать за ним право на характер, придется согласиться, что в нашем случае это был субъект:

– в целом почти рациональный, способный воспринимать доводы и хоть как-то просчитывать последствия своих действий, ближайшие и отдаленные;

– сравнительно уравновешенный и психически стабильный, не чуждый шизоидности, истероидности и экстатических порывов, но все же не до такой степени, как сейчас;

– в меру самокритичный, способный воспринимать неприятную информацию о положении дел, о своих качествах и ресурсах, более-менее адекватно оценивая собственное тревожное положение, свои качества и перспективы.

Последнее важно, поскольку указывает на вход в нарциссическую патологию.

Всего пять лет назад идеологический контент и дискурс власти были исполнены риторики «проблем» и «задач», суровой самокритики и трудной, хотя и яркой перспективы. Начав с необходимости преодоления технологического отставания, уже давно ставшего критичным, с опасной зависимости от экспорта сырья и импорта товаров и технологий, официальная самооценка на высшем уровне зафиксировала тупиковый характер сырьевой модели и необходимость радикальной смены вектора развития. Также были зафиксированы сложности и фатальный характер такого перехода: балласт «некомпетентной коррумпированной бюрократии» и угроза «самому существованию страны».

Вот один из базовых фрагментов:

В сентябре 2009 года Д. Медведев в программной статье «Россия, вперед!» удерживает ту же тональность: «Должны ли мы и дальше тащить в наше будущее примитивную сырьевую экономику, хроническую коррупцию, застарелую привычку полагаться в решении проблем на государство […]. Двадцать лет бурных преобразований так и не избавили нашу страну от унизительной сырьевой зависимости […]. Отечественный бизнес за малым исключением не изобретает, не создает нужные людям вещи и технологии. Торгует тем, что сделано не им, – сырьем либо импортными товарами». И далее целый набор болезней: «неэффективная экономика», «полусоветская социальная сфера», «неокрепшая демократия», «вековая экономическая отсталость», «вековая коррупция», «патерналистские настроения», «безынициативность, дефицит новых идей, нерешенные вопросы, низкое качество общественной дискуссии, в том числе, и критических выступлений».

В этих жестких, жестоких самооценках семилетней давности пока нет комплекса неполноценности: они даны на фоне недавних выдающихся свершений и демонстрации уверенности в будущем прогрессе. Здесь пока почти нет сочетания агрессии и виктимности, нападения и жертвы. В своих бедах виноваты мы сами, а уверенность в возможности их преодоления не выглядит гипертрофированной и крикливой.

Сейчас все эти сентенции выглядели бы отпетой крамолой в исполнении пятой колонны иностранных агентов. Вместе с тем по уму они и теперь воспринимаются как вполне здравые, тогда как нынешнее всероссийское самомнение выглядит на этом фоне, мягко говоря, не вполне адекватным и уже явно запущенным.

Здесь важно даже не столько содержание самокритики, сколько сам факт ее наличия и тон самооценки. Если сравнить его с тональностью нынешней официальной риторики и массовых настроений, то коллективный субъект, которого мы потеряли по историческим меркам буквально вчера, окажется образцом адекватности, рацио и вменяемости, способности оценивать себя и ситуацию, не поддаваясь воздействию травм и комплексов, соблазнам «психического убежища». Нарцисс здесь формировался давно, но именно формировался, не господствовал.

Теперь в официальном дискурсе и массовом самомнении следы рефлексии и самокритики стремительно исчезают, зато в изобилии видны признаки неадекватно завышенной самооценки с типичными элементами патологической влюбленности в собственное изображение.

Это проявляется не только в риторике официальных текстов, но и в общей эстетике и эмоциональном настроении искусственно формируемого событийного ряда, которым режим оформляет свой «мгновенный автопортрет». Достаточно просканировать нынешнее телевидение (а именно оно во многом формирует сейчас образ происходящего в стране и мире), чтобы обнаружить ненормальное, нездоровое сгущение всякого рода празднеств – фестивалей и гала-концертов с фейерверками и салютами, спортивных состязаний и парадов, помпезных открытий объектов и презентаций мегапроектов неизменно исторического масштаба, разного рода приемов, награждений и всяких прочих торжеств и увеселений, не говоря уже о нагромождении архитектурно-декоративных излишеств в городе и на дачах. Не страна, а увеселительное заведение в бантах и рюшах.

Проще всего отнести это на счет отвлекающих маневров, смягчающих впечатление от деградации экономики, политики, социальной сферы и культуры, от внешнеполитических провалов, скрываемых под баннером «Мы всех нагнули!». Однако есть в этом и скрытое стремление украсить собственный обожаемый, незабвенный образ всеми возможными красотами и элементами декора. Не случайно во всех этих «праздниках для народа» и «подарках населению» нет самоценности, в них неизменно торчит лик власти, вписывающей себя в картину зашкаливающего, бьющего через край благополучия в качестве главного и единственного источника счастья. В этом есть политтехнологический расчет, но и самоутешение с самоудовлетворением, психология техничного манипулятора, но и самовлюбленного нарцисса. Поскольку все в этой системе власти держится на рейтингах запредельной «легитимности», ей необходимо производить эффекты и вызывать любовь – но ей и безумно нравится всем этим заниматься. И даже если вдруг проблема пиара технически отпадет, эта власть вряд ли слезет с экранов телевизоров и вряд ли уйдет из декоративно-оптимистической зоны новостных сообщений. Помимо внешней целесообразности в этом мелькании на экранах в атмосфере грандиозности и всемогущества есть и сильнейшая внутренняя потребность самоутверждения и изживания комплексов.

Сейчас сентенции пятилетней давности от этого же официоза (причем от первых лиц) выглядят верхом злопыхательства и очернительства. Но можно поставить и обратный мысленный эксперимент: представить себе, как воспринималось бы нынешнее самолюбование режима из того времени, когда все процветало, а до модернизации экономики и общества дело не доходило, лишь поскольку силы тратились на стерилизацию нефтегазовых доходов. Очень похоже на обратно-пропорциональную зависимость.

Чем лучше и стабильнее положение, тем рациональнее и самокритичнее позиция власти. И наоборот, чем хуже ситуация и мрачнее перспективы, тем громче туш и веселее жить, тем больше потребность режима в культе собственного отражения, в требовании всеобщего обожания или хотя бы внимания.

Можно провалить все, но нельзя выпасть из информационной повестки. Политика, особенно внешняя, вершится, глядя в мониторы с собственным любимым имиджем.

Можно было бы сразу диагностировать все это как сложившийся нарциссизм с эффектами деструктивной организации, однако прежде чем разбирать собственно патологию, необходимо понимать и держать в поле зрения примерные границы нормы, чему и будет посвящен последующий анализ проблемы.

Источник: Политический нарциссизм в России: краткая история болезни // Forbes, 19.09.2016. URL.