Рядом с ними легким хлопком возникло золотое кольцо перехода, в которое они зашли не опасаясь. За ними исчез Лорд Вольтер, две Леди и, наконец, ступила я. Мы прошли по темному переходу, затянутому серой дымкой, и вышли на мокрой каменной площадке напротив Мридифа – того самого замка, в который меня переносил Феликс, в котором была та самая «детская», не любимая Князем, и которая стала с его легкой руки моей комнатой.

Леди спешились и отдали поводья конюхам, в то время как мальчик и его няня стояли и молча наблюдали за Лордом, неспешно шагающим к ним.

Казалось, в этот момент, как и во многих других, взгляд Александра совершенно не изменился. Он был все таким же холодно-отстраненным, безразличным и безжалостным. Однако, жилистая рука старшего Вольтера, не дрогнувшая от всхлипа и вскрика мальчика, который стоял рядом, резко и с ощутимой силой схватила старушку за шею и подняла ее в воздух. Абсолютно молча и глядя только перед собой, Лорд оттолкнул подбежавшего и рыдающего Феликса, заставив его упасть на уложенную камнем землю.

Хруст.

И на землю упало лишенное жизни тело. Мое сердце перестало биться вместе с её. На одну секунду, неосознанно, однако я перестала слышать бушующую в голове кровь.

– Уберите здесь, – бездушно произнес Лорд Вольтер, – этого в комнату.

Он ушел быстро, почти взбежав по ступеням и скрывшись за деревянной дверью замка.

Для меня же все будто замерло. Лишь маленький синеглазый мальчик кричал одно единственное «Дора!», в то время как безразличные к его страданиям люди убирали мертвое тело женщины.

06

Я распахнула опухшие от слез глаза. Было странно и одновременно забавно то, что по поводу собственной жизни я так не переживала, наверное, никогда. Если не считать тот детский срыв, конечно.

Однако искорёженное жестокими травмами и по-настоящему кровавыми событиями детство синеглазого мальчика, со всей очевидностью уже канувшее в что-то сродни забытье, отпечаталось в душе нестерпимо ноющей раной. Хотя, все же в мыслях блуждал один из самых очевидных фактов – невозможно оставить глубокие борозды детских травм в прошлом. Отношение ребенка к окружающим уже было достаточно диким и опасливым: незамедлительное, а, главное, осознанное магическое воздействие на приближающегося человека уже говорило само за себя.

Я не буду говорить, что Феликс поступал неправильно или же плохо. Нет, я сама бы сделала точно так же при таких же обстоятельствах.

Пугало другое – слова матери Гилиды в момент, когда, казалось бы, можно было подойти к ребенку и попытаться поговорить, объяснить что-то. Она сказала: «Знающий целитель! Говорила я тебе не давать ему читать!».

Я особо не разбиралась в целительской магии, однако… Феликс, находясь в возрасте четырех лет, мог применять свой дар, переворачивая его с ног на голову. Того требовала ситуация – он считал себя беззащитным и находящимся в опасности. Осознать непреложный факт знания и использования анатомии в русле жестокости было нормальным для семнадцатилетней меня, взрослых людей, который окружали малыша, но не для него самого!

Я просто не могла понять, как люди, видящие и осознающие такой потенциал четырехлетнего ребенка, могли относиться к нему настолько бесчеловечно.

Возможно, это были лишь мои заморочки, как девушки, выросшей в мире большей справедливости и вечной борьбы за права обычных людей. Да, я не видела откровенной жестокости такого плана. Но… Черт возьми! В Детском Доме ко мне было отношение лучше, чем в огромном замке с сотней слуг и с родителями у Фила.

Ко всему прочему, тот же самый Вильгельм был строг и холоден ко мне первое время. Но все-таки среди его арсенала точно не было хладнокровной жажды убийства или кошмарной жестокости, которую, возможно, я и заслуживала.

Мне всегда казалось, что семьи с одним ребенком были самыми счастливыми. Потому что малышу уделялось много внимания, времени, заботы и любви. Я согласна с тем, что семьи бывают разные, как и родители. Однако… наверное, больше всего меня задела именно несправедливость в его сторону.

Словно каленым железом по телу.

Долго лежать и упиваться страданиями и слезами не позволила мне Рая, сграбаставшая меня в охапку, закинувшая в душ и выковырявшая обратно, попутно расспрашивая что произошло. Единственное, что я смогла ей ответить было: «Плохой сон», что отчасти являлось правдой. В ответ меня погладили по голове, чмокнули в лоб, как ребенка, и повели завтракать.

Сегодня я решила надеть платье простого, но достаточно воздушного кроя, скрывающее мою приметную костлявость, вновь возникшую на фоне стресса. Или нежелания есть как такового.

Бусинок, рюш и фатина здесь не было – все заменяли шелковые ленты по подолу, рукавам и горловине, смещенной «чуть» ниже, чем полагается в приличном обществе. Однако, на свете было мало того, что могло меня смутить, потому я прихватила ажурный зонтик нежно-лилового, в цвет платья, оттенка и пошла покорять просторы того самого непокоримого мирового океана.

Погода сегодня была просто удушающей, что было мной замечено ещё через окно в каюте, потому выбор платья оказался поистине удачным – крой пропускал легкий морской ветерок, в то время как открытые плечи, запакованные лишь в ажурную сеточку, не «душили» своим присутствием.

Настроения правильный выбор наряда, конечно же, не поднимал, но все же делал окружающую действительность не такой жестокой.

Последствия бойни на палубе уже убрали, дыры в борту залатали, и над головой сиял новый защитный барьер, что воздвиг приветливо улыбнувшийся нам Лорд Эрлис. Остальные члены команды сделали то же самое, правда удостоив Раю восхищенным взглядом на порядок дольше. Мама и в самом деле была героиней прошлого дня. И не только моей. Просто сейчас все осознали ее замечательность. Вот и все.

– Я не сказала тебе ничего вчера, – на меня взглянули зеленые глаза, – ты умница. Не растеряться и придумать такое в момент опасности – многого стоит.

Она улыбнулась и беззаботно прошла дальше, игнорируя и мои поджатые губы, и сморщенную складку на лбу.

Мы с мамой сели за накрытый столик под тентом, уместившись друг напротив друга, и принялись за легкий рыбный суп с тостами. Корабельный рацион был определенно хуже того огромного выбора в Белокаменном замке, однако мне хватало и этого.

Я вообще последнее время позиционировала себя как аскетичного человека, старающегося минимизировать свои потребности и желания до минимума.

Хмм. Сказала Леди в платье, стоимостью в половину дома или лошадь. Я усмехнулась своим уже поистине деймосовским сравнениям.

«Деймос испортил тебя, Лесси» – как-то сказала мне бабушка. Не знаю была ли она права, все же со стороны судить легче, но я определенно больше не была той Алисой, которая жила в Доме.

Позавтракали мы быстро – сказывалась привычка, доставшаяся нам из Надежды. Однако уйти мы не успели, бабушка и Барсик оккупировали все пути побега, а потому единственным вариантом было – уступить и остаться на месте, выражая что-то сродни покорности.

Но не покоренности!

Однако Актинии хватило одной фразы, чтобы удивить нас:

– «Черный призрак» в пятнадцати минутах.

Глаза мамы вмиг округлились и позеленели до ярко-салатового. Она была в ярости.

– Что за «Призрак»? – спросил и одновременно нахмурился Борислав.

Меня тоже мучал этот вопрос. Однако я была из тех людей, которые умели выколупать информацию из каждого пророненного слова и докопаться до истины самостоятельно, потому молчала в тряпочку. В голове тотчас появились догадки по типу «Пираты, разбойники, грабители», или же «Новая толпа трупов, нечисти и прочей бяки».

– Они будто специально плыли за нами на расстоянии несколько дней. Не знаю точно, но определенно больше недели, – вновь бабуля.

– Почему тогда не вмешались вчера? – Рая потерла лоб и устало положила голову на локоть, – не похоже на них.

Мы с Барсиком одновременно переглянулись и, не отыскав ответа в глазах друг друга, вновь уставились на женщин.