Когда мне в первый раз пришла эта мысль, я не поверил ей, так как твердо с детства внушено всем нам благоговение к святости церкви. Я думал сначала, что это парадокс и что в таком определении церкви есть какая-нибудь ошибка. Но чем дальше с разных сторон я рассматривал этот вопрос, тем несомненнее становилось мне, что определение церкви учреждением не христианским, но враждебным христианству, есть определение совершенно точное и такое, без которого невозможно объяснить себе все те противоречия, которые заключены в прошедшей и настоящей деятельности церкви.
В самом деле, что такое церковь? Исповедники церкви говорят, что это есть установленное Христом общество, которому вручено исключительное хранение и проповедание несомненной божеской истины, засвидетельствованной сошествием на членов церкви святого духа, и что это свидетельство святого духа передается от поколения к поколению рукоположением, установленным Христом. Но стоит только внимательно рассмотреть те данные, которыми это доказывается, для того, чтобы убедиться, что все эти утверждения совершенно произвольны. Те два текста того писания, которое церковью считается священным, на которых опираются доказательства установления церкви самим Христом, не имеют совершенно того значения, которое приписывается им, и ни в каком случае не могут означать установления церкви, так как самое понятие церкви во время написания Евангелий, а тем более во время Христа, вовсе не существовало. Третий же текст, на котором основывают исключительное право церкви преподавать божескую истину, ! заключительные стихи Евангелий Марка и Матфея, всеми исследователями Священного писания признается подложным. Еще менее может быть доказано то, что сошествие языков огненных, сошедших на головы учеников и виденное только учениками, означает то, что все, что сказано будет не только этими учениками, но и всеми теми, на кого эти ученики наложат руки, будет сказано Богом, т.е. святым духом, и потому всегда несомненно истинно.
Главное же то, что если бы все это и было доказано (что совершенно невозможно), то нет никакой возможности доказать того, что этот дар непогрешимости живет именно в той церкви, которая утверждает это про себя. Затруднение главное и неразрешимое в том, что церковь не одна и что каждая церковь утверждает про себя, что она одна в истине, а другие все во лжи. Так что собственно утверждение всякой церкви о том, что она одна в истине, имеет ровно столько же веса, как и утверждение всякого человека, говорящего: "Ей-Богу, я прав, а не правы все несогласные со мною".
"Ей-Богу, мы одни составляем истинную церковь" -- в этом и только в этом заключаются все доказательства непогрешимости всякой церкви. Такая основа, и очень шаткая, и лживая, имеет еще тот недостаток, что, исключая всякую поверку всего того, что проповедует признающая себя непогрешимою церковь, она открыва 1000 ет безграничное поле всяких самых странных фантазий, выдаваемых за истину. Когда же неразумные и фантастические утверждения выдаются за истину, то, естественно, являются люди, протестующие против таких утверждений. Для принуждения же людей верить в неразумные и фантастические утверждения есть только одно средство -- насилие.
Весь Никейский символ есть сплетение неразумных и фантастических утверждений, которые могли возникнуть только у людей, признающих себя непогрешимыми, и могли распространяться только насилием.
Бог-отец родил прежде всякого времени сына-Бога, от которого произошло все. Сын этот послан в мир для спасения людей и там вновь родился от девы и распят, и воскрес, и вознесся на небеса, где и сидит одесную отца. В конце же мира сын этот опять придет судить живых и мертвых, -- и все это есть несомненная, открытая самим Богом истина.
Если мы в 20-м веке не можем принять все эти, противные и здравому смыслу, и человеческому знанию, догматы, то и во времена Никейского символа люди не были лишены здравого смысла и не могли соглашаться со всеми этими странными догматами и выражали свое с ними несогласие.
Церковь же, считая себя одну в обладании полной истинны, не могла допускать этого и, естественно, употребляла самое быстро действующее против этого несогласия и его распространения средство -- насилие. Церковь, соединенная с властью, всегда употребляла насилие, -- скрытое насилие, -- но тем не менее самое определенное и действительное: она собирала подати со всех насильно, не справляясь с их согласием или несогласием с государственным верованием, но требовала от них исповедания его.
Собрав насилием деньги, она этим путем устраивала сильнейшую гипнотизацию для утверждения только своей веры среди детей и взрослых. Если же этого средства недоставало, она употребляла прямое насилие власти. Так что в церкви, поддерживаемой государством, не может быть никакой речи о веротерпимости. И это не может быть иначе до тех пор, пока церкви будут церквами.
Скажут: церкви вроде квакеров, веслеянцев, шекеров, мормонов и, в особенности, теперь католической конгрегации -- без насилия власти собирают деньги с своих членов и потому, поддерживая свои церкви, не употребляют насилия. Но это несправедливо: те деньги, которые собраны богатыми людьми, а, в особенности, католическими конгрегациями в продолжение веков гипнотизации посредством денег, не суть свободные жертвы членов церкви, -- а результат самого грубого насилия. Деньги собираются посредством насилия и всегда суть орудия насилия. Для того, чтобы церковь могла считать себя веротерпимой, -она должна быть свободна от всяких денежных влияний. "Даром получили, -- даром и давайте".
V
В сущности же, церковь и не имеет орудий насилия. Насилие, если употребляется, то употребляется не самой церковью, а властью, с которой оно соединено, и потому является вопрос: для чего правительство и правящие классы соединяются в церковью и поддерживают ее? Казалось бы, верования, проповедуемые церквами, должны быть безразличны для правительств и правящих классов. Казалось бы, правительствам и правящим классам должно бы быть совершено все равно, во что веруют управляемые ими народы: реформаты ли, католики, православные ли, магометане ли они. Но это не так.
Во всякое время религиозные верования соответствуют общественному устройству, т.е. общественное устройство слагается по религиозным верованиям. И потому, каковы религиозные верования народа, таково и его общественное устройство. Это знают правительства и правящие классы и потому всегда поддерживают то религиозное учение, которое соответствует их выгодному пол c11 ожению. Правительства и правящие классы знают, что истинная христианская религия отрицает власть, основанную на насилии, отрицает различие сословий, накопление богатств, казни, войны, -- все то, вследствие чего правительства и правящие классы занимают свое выгодное положение, и потому считают необходимым поддерживать ту веру, которая оправдывает их положение. А извращенное церквами христианство делает это, представляя ту выгоду, что, извратив истинное христианство, скрывает от людей доступ к нему.
Правительства и правящие классы не могли бы существовать без этого извращения христианства, которое называется церковной верой. Церковь с своей ложью не могла бы существовать без прямого или косвенного насилия правительств и правящих классов. В одних государствах это насилие проявляется гонениями, в других -- исключительным покровительством богатых классов, владеющих богатством. Владение же богатством обусловливается только насилием. И потому церковь, и правительство, и правящие классы взаимно поддерживают друг друга. Так что противники веротерпимости совершенно правы, отстаивая право насилия и гонений для церкви, на котором держится ее существование. Сторонники же веротерпимости были бы правы только тогда, когда бы обращались не к церкви, а к государству и требовали того, что неправильно называется отделением церкви от государства, ! но что, в сущности, есть только прекращение исключительной правительственной поддержки прямым насилием или косвенным -- субсидированием одного какого-либо верования.
