Публика состояла из местных и иностранцев. Местные женщины были при наряде. У многих был своеобразный головной убор, похожий на капюшон кобры, расшитый камнями, в основном бирюзой и сердоликом. Убранство женщин передавалось по наследству.
В некоторых местах сохранилось многомужество. В основном мужья – братья из одной семьи. Очередь мужей в опочивальню общей супруги устанавливается по обуви около двери в ее спальню. Женщина может даже пожаловаться на одного из супругов, и его убирают из семьи. Тогда он живет всю жизнь один. Такие обычаи до сих пор сохраняются высоко в горах у древних поселений.
Женщины, которых я видела, не красятся. Достоинство тибетских женщин читается в посадке головы, в осанке, в спокойном взгляде. В этих местах нет понятия брака по романтической любви. Люди могут несколько лет общаться, выясняя отношение потенциального партнера по браку к разным граням жизни. Разводов очень мало.
Удивительно одетые женщины, дети (на руках в основном у мужчин), гости, нашпигованные фотоаппаратурой – все заняли свои места в ожидании мистерии. Монахи, наряженные в страшенные древние маски, вышли на танец в назначенный час. Под звуки медных труб и лязганье металлических тарелок вошли на особо отведенные места и представители высокого духовенства, разместились согласно рангу.
Танец начался. Движения те же, что и накануне, но в масках это производило совсем другой эффект – я как будто сознанием втягивалась в этот вихрь. Не знаю, как народ, но через сорок минут звуков и танца я точно вошла в измененное состояние. В какой-то момент все вокруг замерло. Так, словно замедлилось время, и неожиданно из центра танцующих поднялся спиралевидный вихрь, увлекая за собой тучи пыли. Было ощущение прибытия духов высокого ранга, тех, ради которых все и устраивалось. На репетиции, видимо, приоткрывался портал между мирами, а во время самого ритуала – распахивался полностью.
Маски мне напомнили обряды у Шамана. Он мне тогда пояснил, что лицо скрывается специально, чтобы не стать добычей духа.
Из всей этой мистики то и дело вырывались ряженые маленькие мальчики монахи, накидывая на тебя шарф, грозно стегая плеткой пространство и требуя выкупа. Чем-то напомнило нашу коляду во время Святок.
Среди своих девчонок прошел шумок, что после танца будут приносить в жертву животных. Я к этому совсем не была готова. После обрядовых процедур ввели несколько животных, среди которых был огромный красивейший як. Обстановка сильно накалялась и тем, что животных пыталась удержать большая группа людей, и тем, что вообще не понятно было, что происходит. В какой-то момент яка символично обмазали красной краской, он очень грациозно побрыкался, тем самым доставив удовольствие всем окружающим, и… под визг и улюлюканье граждан покинул сие собрание. От души отлегло. Илона, довольная розыгрышем с жертвоприношением, не скрывала улыбки. Всё закончилось хорошо. А мы тревогой заплатили за невежество в вопросе местных обычаев. Еще долго из окон гостиницы мы с удовольствием наблюдали за нашим Яком, получившим символичное освобождение.
Окончательно сгладило тревогу этого дня посещение священного озера Цо Морири. Умиротворением и полным принятием бытия было пропитано это место. Отражающиеся в зеркале воды разноцветные горы, камни, сложенные в определенном порядке, исписанные в непонятных символах, резвящиеся молодые монахи в бордовых одеждах – это было совсем не похоже на мир, откуда мы приехали… Мы прощались с этим удивительным местом, затерянным в горах на высоте 4500 метров над уровнем моря.
Следующим утром мы должны были отправиться в долину Рупшу, к озеру Цо Кар. Мы собрались в назначенное время, но по суматохе вокруг было понятно – происходит что-то внештатное. Оказалось, что у нашего водителя заболел кто-то из родных, и поездка срывается. Я оказалась рядом с Кариной, девочкой из нашей группы. Наблюдая за реакцией окружающих, как-то не сговариваясь, мы одновременно сделали заключение, что это для чего-то нам нужно, и даже не подозревали, насколько оказались правы. Позже транспорт нашелся, мы выехали с серьезным опозданием, и вдруг на пути увидели идущий нам навстречу кортеж самого Далай Ламы. Все машины призвали съехать на обочину. Мы все высунулись в окна. Я помню только поднятую ладонь на уровне груди и карие глаза, смотрящие прямо в душу.
– Нас, по-моему, только что благословили, – сказал кто-то из наших.
– Он прям на меня посмотрел…
– А мне показалось, на меня…
– Местные считают его внеземным существом, поэтому не удивительно, что он смог посмотреть на каждую, – «помирила» нас Илона.
Мы продолжили путь и на одном из участков дороги вдоль реки заметили усилившийся поток. Буквально через десять минут дорога за нами полностью размылась, обрезав путь назад. Оставалось только ехать вперед и через перевал возвращаться обратно. Дорога в долину Рупшу запомнилась плохо. Мы должны были ночевать в этих местах, но свинцовые тучи, нависшие над горами, не обещали ничего хорошего. Был реальный риск застрять в горах и быть отрезанными из-за селей и размытых дорог. После бурных переговоров группа решила ехать. Уже на знаменитом перевале Танглунг Ла на высоте более 5300 метров над уровнем моря нам открылся великолепный вид. Было ощущение, что мы забрались на крышу Мира. Панорама была потрясающая, и только темные тучи напоминали нам, что нужно торопиться. Мы успели вернуться в Лех, через пару часов единственную дорогу закрыли из-за селя. Грязевые сели в этих местах действительно очень страшны, нам показывали место в городе, где сель унес несколько кварталов за считанные часы.
Вот такой день был благословлен самим Далай Ламой. Вечером Илона с Настей сообщили нам о сюрпризе. Оказывается, на следующий день мы должны были отправиться на день рождения Далай Ламы, которое сопровождалось народным гуляньем. Это все было похоже на волшебное стечение обстоятельств.
Мы действительно попали на праздник. На огромной территории размером в несколько футбольных полей разместились тибетцы. Для иностранцев было выделено специальное место около площадки, где находился сам именинник. Возле этого места стояла очередь из жителей разных провинций, красиво одетых, с подарками для Далай Ламы. Больше всего мне запомнился его смех – живой, искренний, настоящий, и, конечно же, любовь его подданных, которая читалась в глазах присутствующих в настоящем моменте.
Из-за стоявшей на улице жары трудно было выдержать это мероприятие более двух часов. Мы дождались вручения подарков и начали выдвигаться в направлении транспорта.
Вечером Илона пригласила меня на интервью к себе домой. Я была очень благодарна ей за возможность увидеть быт людей, живущих в Лехе. Я с удивлением обнаружила, что в комнате сделан акцент на плите и красиво выставленных, сверкающих кастрюлях и чанах. Пол был устлан коврами, по периметру располагались подушки и свернутые подстилки (не уверенна, что правильно их называю). Я с радостью увидела знакомую ленточку белой ткани, завязанную вокруг веточки можжевельника – оберег от злых духов, висевший в углу. Точно такой же я видела на Алтае. Вот где Алтай, где Индия, а обряды одинаковые. Поделившись своими впечатлениями о туре, я с чувством выполненного долга и благодарностью удалилась в гостиницу.
Ярким солнечным воспоминанием осталась поездка в гости в аутичную арийскую деревню. Нас, как дорогих гостей, посадили по периметру комнаты и из огромной посуды стали угощать разными яствами. Видно было, что хозяева делают это искренне.
После пира мы прошли во двор, где пожилые женщины давили абрикосовое масло. Абрикосовые косточки давились камнем на камне, масло по жерлу стекалось в емкость. Пытаясь объяснить нам процесс и назначение, одна из женщин стала масляными сильными жилистыми руками обмазывать волосы наших девчонок, демонстрируя практическое применение абрикосового масла. Только в этот момент я обратила внимание на здоровые длинные волосы у всех женщин этого семейства вне зависимости от возраста. Ни одной униженной стрижки «под мальчика» здесь не было. Я вспомнила книги Алексеева, где он писал о наказании Валькирии. Если ее наказывали, то стригли волосы, лишая силы. Обкорнали, значит обстригли.
