Подпольному обкому приходилось не раз поправлять Балицкого. И тут всегда проявлялась самая ценная сторона характера Григория Васильевича, за которую я больше всего уважаю его и люблю. Балицкий всегда был дисциплинированным коммунистом, старался разобраться в своих ошибках, осознать их, исправить.
В сентябре на заседании обкома у нас произошел очень серьезный разговор. Балицкому указали, что он недооценивает новую подрывную технику, что в зоне его батальона еще мало создано подпольных партийных организаций. После первых же критических выступлений Григорий Васильевич, по своему обыкновению, взвился на дыбки, поднял руку, требуя слова для каких-то всеобъясняющих справок. Я слова ему не дал и порекомендовал послушать других. И Балицкий скоро убедился, что многое в его работе оценивают отрицательно не только Федоров и Дружинин, но и все члены обкома, и не одни члены обкома, а большинство наших командиров-коммунистов, приглашенных на это заседание. Балицкий присмирел, задумался... Потом он выступил и заявил, что указания партии для него закон, что ошибки будут исправлены.
Однако выступить с покаянной речью - это проще всего. Важно, как поведет себя человек дальше. А Балицкий прямо с заседания обкома отправился на узел связи и послал своим заместителям шифровку с приказами, отражающими только что принятое обкомом решение. Вернувшись к себе, Григорий Васильевич многое сделал и для лучшего использования мин замедленного действия, и для расширения подпольной партийной сети. Вместе с новым комиссаром батальона Акимом Захаровичем Михайловым он быстро выправил положение.
Таков был наш комбат-1, Герой Советского Союза Григорий Балицкий, человек сложный, своеобразный, к которому мы пришли сейчас в гости.
- Добро пожаловать! Милости просим к нашему партизанскому огоньку! говорил Балицкий, распахивая перед нами дверь хаты-землянки.
В данном случае роль партизанского огонька выполняли несколько электрических лампочек, ярко сиявших над уже накрытым столом. В углу разукрашенная елка. По стенам гирлянды из елочных веток образуют две цифры - 1944 и 100.
Значение второй цифры понятно каждому из нас не меньше, чем значение первой: ровно сто вражеских эшелонов подорвал на Волыни 1-й батальон. До чего же приятна такая круглая цифра к Новому году! И не мешало лишний раз представить себе, что за нею скрывалось. Целые парки исковерканных паровозов и вагонов! Горы военной техники врага, приведенной в полную негодность! Обширные кладбища не доехавших до фронта гитлеровских солдат и офицеров! Огромное количество боеприпасов, обмундирования, продовольствия, которых так и не получили немецкие войска! Есть и еще нечто очень весомое за этой круглой цифрой, подкрепленное боевыми делами других наших батальонов: почти полный выход из строя всех дорог Ковельского узла.
- Прошу к столу, товарищи! Рассаживайтесь! - приглашает Балицкий.
- Подожди, Гриша, дай со старыми друзьями поздороваться, - говорю я. - Тут у тебя по-прежнему черниговское засилье!
Пожимаю руки начальнику штаба Ивану Решедько и чекисту Василию Зубко. Оба они из Малодевицкого района, Черниговской области. Однако черниговцами мы называем партизан не только по месту рождения или прежней работы, но и по месту вступления в наши отряды. Вот командир батальонной разведки сероглазый розовощекий Павел Ганжа. Он уроженец Орловщины, но для нас Ганжа - черниговец, потому что пришел к нам где-то под Корюковкой или Щорсом. Считаем мы черниговцем и секретаря партбюро Семена Газинского, хотя родился он в Киеве. Новый комиссар батальона Аким Михайлов - сибиряк, но для всех нас он еще и черниговец. От его высокой подтянутой фигуры и простого русского лица с зоркими внимательными глазами веет спокойствием, силой. Михайлов - старый коммунист, опытный партийный работник, честный, принципиальный, волевой человек. У Центрального Комитета Коммунистической партии Украины были все основания утвердить Акима Захаровича членом нашего подпольного обкома партии.
Начал Михайлов свой партизанский путь в одном из отрядов Александра Николаевича Сабурова. В конце лета 1942 года сабуровцы действовали на правом берегу Десны, а мы на левом. Возникла мысль о слиянии наших соединений. Александр Николаевич прислал ко мне для связи небольшой отряд, возглавляемый Федором Тарасенко и Акимом Михайловым.
Обстановка не позволила черниговцам перейти на правобережье Десны. Мы остались на старых местах, а с нами остался и отрядик Тарасенко Михайлова, разумеется с разрешения Сабурова. Постепенно отряд этот вырос и превратился в наш 11-й батальон. Командир Тарасенко и комиссар Михайлов хорошо дополняли друг друга. 11-й стал одним из наших самых боевых подразделений. Я уверен, что Аким Захарович принесет много пользы и 1-му батальону, успешно заменит здесь Кременицкого, ворочающего теперь делами в польской бригаде.
- Ну как, ладите с Григорием? - тихо спрашиваю я, здороваясь с Михайловым. - Уж больно характеры у вас разные...
- Все в порядке, - отвечает комиссар, сдержанно улыбаясь. - Характеры разные, но ведь цели одни. Вот взаимодействие и налажено!
Рассаживаемся за столом у вспыхнувшей разноцветными огоньками новогодней елки. Стол богатый - домашние украинские колбасы, холодец, заливной поросенок, всевозможные консервы, из тех, что не доехали до немецких складов. Умеют угостить в 1-м батальоне! Впрочем, гвоздь кулинарной программы еще впереди.
За шутками, разговорами время незаметно подошло к последним минутам уходящего года. Из репродуктора донесся знакомый голос Левитана, объявивший о выступлении Михаила Ивановича Калинина.
В своей новогодней речи всесоюзный староста обращается ко всему советскому народу, обращается к фронтовикам и к тем, кто сражается за линией фронта, во вражеском тылу. Он говорит об успехах Красной Армии, о героических усилиях всех советских людей, помогающих добиваться победы над врагом, выражает надежду, что фашисты будут полностью разгромлены в наступающем 1944 году.
Величаво звучит далекий перезвон московских курантов, далекий, но и, как всегда, близкий. Каждый думает: "Мы с тобой. Родина! Мы с тобой, наш славный советский народ! Мы с тобой, Москва!"
Часы Спасской башни отбивают удар за ударом. Вот и последний, двенадцатый... Новый год наступил. Привет тебе, боевой сорок четвертый! Поднимаем чарки за партию, за победу, за нашу дружную партизанскую семью.
Новогодний ужин продолжается. Балицкий делает таинственный знак старшине, после чего на столе появляются, источая аппетитный запах, румяные жареные карпы.
- О, да ты рыболовством занялся! - говорю я Григорию Васильевичу.
- Какое там рыболовство! Это же нелегкая работа... А мы сейчас на отдыхе! - лукаво отвечает Балицкий.
Оказывается, карпов ловили, вернее, заготавливали... немцы. Неподалеку от станции Маневичи есть несколько колхозных прудов. На этих днях гитлеровцы решили полакомиться в свой рождественский праздник свежей рыбкой. В одном из прудов они спустили воду, разбили лед я набрали со дна пять саней рыбы. За это хищничество немцам не поздоровилось. Наперерез "рыболовам" Балицкий послал взвод. Партизаны хорошенько проучили любителей чужих карпов, а весь "улов" отобрали. Половину рыбы тут же роздали крестьянам, другая же сейчас на столе перед нами и перед встречающими Новый год в других землянках.
Вообще-то Балицкий только шутил, сказав, что батальон на отдыхе. Отдых - это официально... Безделье тяготит партизан. И 1-й все время подыскивает себе работенку. Раздобудет Григорий Васильевич где-нибудь толу, сразу же посылает людей на диверсию. Охотников хоть отбавляй! А недавно он снарядил несколько экспедиций за солью. Самый дефицитный пищевой продукт у нас - это соль, добывать ее приходится с оружием в руках. Соль теперь на Волыни еще и валюта. Каждому, кто обнаружит установленную партизанами мину, оккупанты обещают премию солью. За головы партизанских командиров также установлены награды в соляном исчислении. Но вот желающих получить эти награды что-то не находится!
