Арину слегка замутило. Даже Эльвира Глушко, первая красавица городского и, пожалуй, областного следствия, не выглядела столь жаркой штучкой, как эта вот «литературная» следовательша. Пусть даже жаркой штучкой она выглядит в глазах персонажа, все равно пакостно.

Первым побуждением было швырнуть опус в жадно взирающего на нее автора. Но – профессиональная этика, черт бы ее побрал! – Арина лишь едва заметно вздохнула, закрывая папку:

– Случай действительно был… впечатляющий, понятно, почему вас это как писателя зацепило.

– Да нет же! – он даже привстал. – Когда могилу вскрыли? В пятницу? То есть два дня назад. А я это написал еще зимой! Когда начались эти пляски – сын или не сын. Только он Марат, а у меня Руслан. Телевизор, конечно, тупой ящик, но там много любопытного можно увидеть.

– Вы хотите сказать, про пустую могилу вы написали до того, как обнаружилось… вторжение?

– Да! – воскликнул он с восторгом. – Как написал, так все и вышло, понимаете? Даже вы там были!

– Понимаю… – Арина задумчиво провела пальцем по углу бумажной пачки, как пролистала. Нет, она кондовый материалист, ни в какую мистику и высшие разумы не верит, но, черт побери, есть совершенно реальные случаи, когда экстрасенсы находили пропавших людей – или их тела. Есть многое на свете, друг Горацио… И, как говорил, кажется, Нильс Бор, подкова приносит удачу независимо от того, верите ли вы в это или нет. В том смысле хотя бы, что кроме познанных законов мироздания наверняка есть и непознанные? Познание-то бесконечно, а? Писатель этот, конечно, со сдвигом, но они, наверное, все со сдвигом: им же приходится верить в создаваемую реальность – иначе выйдет не реальность, а картонная поделка. Еще Пушкин писал кому-то из друзей: «Представь, какую штуку удрала моя Татьяна! Она замуж вышла!» Это про Татьяну Ларину, создание его собственного воображения! О чем это? О чутком прислушивании к выдуманным характерам. Но почему только к выдуманным? Может, этот господин не придуривается? Может, и впрямь… провидит что-то? Если он хороший писатель…

– Я это оставлю, я специально для вас распечатал. Почитайте. Потому что пустая могила – это только начало, понимаете? – с улыбкой сообщил писатель.

– Только начало? И что дальше? – саркастически заметила Арина. – Кого-то убьют?

– Конечно! – писатель затряс головой, словно отбрасывая Аринин сарказм. – И вы же наверняка это расследовать будете! Понимаете, как все одно к одному? Сперва вот это, – он потряс «Пеплом». – И именно вы доказали, что все случилось не так, как сперва выглядело, а так, как я написал! Потом вы же собственными глазами смогли увидеть эту пустую могилу! И опять все, как у меня написано! Это не может быть случайными совпадениями! Это судьба нас сводит, понимаете?

– Судьба? – несколько недоуменно переспросила Арина. – Кажется, такого рода совпадения называются синхронизм, дело, в общем, обыкновенное и известное.

Но «зоркий» писатель опять предпочел не услышать ее реплики:

– Представляете, как за такую историю журналисты ухватятся?

– Журналисты? – Арина почему-то моментально расстроилась, пробудившийся было интерес стремительно угасал, уступая утихшему было желанию поскорее от назойливого посетителя избавиться. – А, ну да, конечно. Это все, что вы хотели мне рассказать?

– Пока да, – с явным сожалением вздохнул господин писатель. – Как только что-то… узнаю, я непременно… А вы пока прочтите, прочтите!

– Да-да, непременно. Спасибо, – слово вырвалось автоматически.

Ей совсем не хотелось его благодарить.

Дверь вдруг распахнулась:

– Вершина, на выезд!

Дом оказался одним из немногих в этом районе «сталинских»: консьержки не имелось, но высота потолков и чистота просторных лестниц внушала почтение.

В углу площадки между третьим и четвертым этажами располагалась пальма в массивной кадке, рядом – старый, но добротный диванчик. Откуда-то сверху донеслось мелодичное треньканье.

Средняя из трех дверей четвертого этажа была слегка приоткрыта. Возле левой же стоял Стас Мишкин с поднятой рукой – видно, только что нажимал кнопку звонка, пиликанье которого Арина услышала с предыдущей площадки..

Дверь распахнулась стремительным рывком:

– Что вы… Что вам надо? – резко спросила появившаяся в проеме худенькая девушка. Темные, как спелые вишни, очень красивые глаза глядели неприветливо, почти враждебно.

Опер оттарабанил положенный текст про понятых.

Девушка быстро, недоверчиво взглянула на приоткрытую соседскую дверь:

– Нина Игоревна? Да что вы такое… Сперва Жанка трезвонила, ключи ей давай, а откуда у меня? А теперь вы! Вы… вы врете, да?

Мишкин сочувственно покачал головой:

– Увы. Так что, пойдете понятой?

– Нет! – воскликнула девушка. – Нет, я не могу! Как же это? Я же только вчера к ней заходила! С пирожными, с ее любимыми… – она закашлялась.

Стас покосился на Арину. Та кивнула: да, сама с ней попозже поговорю, девчонка-то не просто соседка, а хорошая знакомая, ценная свидетельница. Даже если дело ясное, лишнее подтверждение не помешает.

– А зачем… осмотр? – спросила вдруг ценная свидетельница. – Полиция… Почему? Нина Игоревна разве… я думала… Что-то не так? Она не просто умерла?

– В общем, да, – подтвердил Стас. – Есть вопросы. Поэтому осмотр, поэтому и понятые. Вас зовут-то как?

– Лара… То есть Иллария… Иллария Александровна Лисина… – она судорожно вздохнула. – Я… я, наверное, должна, да?

Мишкин принялся мягко ей объяснять, что присутствовать на всем протяжении осмотра не обязательно, а если ей совсем тяжело, то он кого-нибудь другого найдет, например, вот отсюда – он мотнул головой в сторону двери справа. Но девушка, шмыгнув носом, неожиданно деловито сообщила:

– Там нет никого. Они недавно въехали, сейчас ремонт делают, а сами не живут.

Оставив опера объясняться с соседкой, Арина толкнула приоткрытую дверь, из-за которой доносились негромкие голоса – и судмедэксперт, и криминалист были уже на месте.

– Всем здравствуйте, – доложила она, остановившись на пороге просторной светлой комнаты.

– И тебе не хворать, – хрустально отозвалась Мирская, сидевшая на корточках под покосившейся люстрой, с крюка которой свисал веревочный хвост. Тела за Ярославой было почти не видно, только полная бледная нога торчала слева, да рыжеватые, явно крашеные кудряшки справа.

– Кто она?

– Хозяйка квартиры, Нина Игоревна Шульга, пятидесяти восьми лет, – сообщила через плечо судмедэксперт. – Вон там паспорт ее, можешь сама поглядеть. Паспортные фото, конечно, та еще картинка, да и вид у нашей дамы сейчас не очень презентабельный, но это она. И одета, видишь, по-домашнему. Ну и соседи опять же подтвердили.

– Привет, Вершина, – хмыкнул Лерыч. – Повезло нам, что отопительный сезон уже завершился. Не то и труп бы сварился, и парная тут была бы такая, что никаких следов не найдешь.

– Следов – чего? – тут же спросила Арина. – Есть сомнения?

– Да нет вроде, но ты ж опять будешь требовать, чтоб все до пылинки обследовали. Так-то дело ясное, сама гляди. Шнур-то еще участковый обрезал, подробности можешь сама спросить, у… как там тебя?

Маявшийся у двери дебелый сержант – Арина его не знала – обиженно засопел:

– Сидорчук я. Миша. Михаил то есть, помощник участкового. Мы с Алексеем Степанычем тут… это… Он-то, как вас дождался, ушел, дел много, меня на всякий случай оставил. Может, чего спросить понадобится. А только чего спрашивать, и так…

Тут Арина была, пожалуй, согласна. Все «и так» видно. Веревку с заранее завязанной петлей хозяйка забросила на крюк люстры, а нижний конец привязала к трубе батареи. Встала на стул, сунула голову в петлю и оттолкнулась. Через какое-то время труба не выдержала веса крупного тела, покривилась, треснула. Какая-то вода в системе еще оставалась, потекла, вон, ковер с той стороны еще мокрый.

– Полицию кто вызвал?

– В нижней квартире с потолка капать начало, – вместо сопящего Сидорчука ответил почему-то криминалист. – То есть не то чтобы прямо дождик, но пятно там имеется, я видел. Они сперва сюда принялись звонить, в дверь долбились, а хозяйка не открывает и на телефонные звонки не отвечает. У соседки ключей нет. Вызвали техника с участковым. Мало ли, бабушка довольно пожилая, подумали, воду по забывчивости не закрыла. Или с сердцем плохо стало. Вскрыли квартиру. А тут, видишь, какой натюрморт. Мы уж балкон приоткрыли, да не бойся, я дверь обработал, там нет ничего, а то в этой… атмосфере работать затруднительно.