Майкл, снова пятидесятилетний, сидит за компьютером, печатая эти воспоминания или галлюцинации.

Майкл (за кадром). Возникало такое ощущение, словно всякий раз, когда я смотрел, занавес приподнимался чуть выше… и всё больше из того, что я видел, казалось невероятным…

Мы слышим первые аккорды «Оды к радости» Бетховена.

Через искажающий объектив мы смотрим на события в крупной научной лаборатории. Все учёные говорят по-русски, но их голоса звучат невнятно и камера пьяно раскачивается из одной стороны комнаты в другую. Зрители в кинозале, понимающие русский язык, слышат следующие обрывки фраз:

Первый русский голос …только когда Марс восходит в Тельце…

Второй русский голос …требуется шестимерный туннель времени…

Третий русский голос …там наверху. Но можно ли их считать нашими друзьями?

Мы видим центр, вокруг которого сосредоточена вся деятельность. К двум женщинам и мужчине, в гражданской одежде и с типично русскими лицами, подключено электронное оборудование, регистрирующее волны, которые излучает мозг. Они сидят лицом к стене, на которую проецируется ряд слайдов с изображением пещерного искусства кроманьонцев, начиная с наскального рисунка охотников, убивающих бизона. Майкл уже видел этот наскальный рисунок. Каждое изображение появляется на экране лишь на полсекунды, и за пять секунд мы успеваем увидеть десять фрагментов пещерного искусства, которому уже тридцать тысяч лет.

Майкл выпрямляется и отворачивается от экрана компьютера с широко открытыми глазами.

На стене комнаты быстро появляются последние три фрагмента пещерного искусства. Внезапно их сменяют десять фрагментов древнеегипетского искусства, каждый из которых проецируется лишь какие-то полсекунды. Продолжает звучать «Ода к радости».

Смутно видна едва различимая в белом сиянии группа карликов из сцены в общежитии, орудующая вокруг какой-то сложной аппаратуры. Постепенно до нас начинает доходить, что трое карликов каким-то непонятным инструментом делают «эскизы» в воздухе. Они принимают информацию, передаваемую тремя русскими экстрасенсами. Эскизы в воздухе улавливаются компьютерообразной машиной, которая, очевидно, сохраняет их в своей памяти. Мы видим, как карлики принимают последние три образца древнеегипетского искусства, а затем первые четыре образца искусства Древнего Востока.

С нарастающей мощностью продолжает звучать «Ода к радости». Майкл бродит пошатываясь и как бы ощупью по совершенно преобразившейся комнате. Древневосточное искусство сменяют десять образцов африканского искусства, которые появляются одновременно на всех стенах не более чем на полсекунды каждый.

Экстрасенсы концентрируются на десяти образцах классического древнегреческого искусства, в числе которых статуя Ники Самофракийской.

Майкл бродит, натыкаясь на мебель.

Майкл. Русские. Я видел русских. «Они» это делают.

На всех стенах, по-прежнему на полсекунды, появляются изображения образцов древнеримского искусства, более позднего восточного и византийского искусства, искусства средневековья.

Художественные изображения сейчас выглядят одиноко; исчезли даже смутные очертания гостиной Эллисов. Майкл плывёт в вихре из двадцати классических картин эпохи Возрождения, видимых в течении десяти секунд по полсекунды каждая. Музыка Бетховена в мощном стереоисполнении. Возникает ощущение, будто передаётся непросто великая живопись и великая музыка, но нечто такое, что искусством и музыкой лишь символизируется. Майкл проплывает по волнам десятисекундного появления двадцати картин импрессионистов, десятисекундного появления двадцати картин Ван Гога, десятисекундного появления двадцати картин Пикассо, десятисекундного появления смешанного современного искусства, достигающего кульминации на протяжении трёх секунд тремя абстрактными картинами Джексона Поллока. Мы слышим финал «Оды к радости».

Карлики отключают многочисленные инструменты.

Карлик. Крал ламек мелас тропвен.

Второй карлик. Крал ламек Ирпак Ороблрам.

Свет гаснет. Фигуры карликов, ранее неразличимые из-за слепящего света, ныне опять неразличимы, поскольку воцаряется тьма.

Майкл в пижаме тяжело опускается в кресло. Его лицо выражает восторг.

Майкл (за кадром, в религиозном благоговении). Эти русские сукины дети. Они знали это с самого начала… Русские и инопланетяне… работают вместе…

Он медленно поднимается и зажигает лампу. Он разгуливает по комнате, всё ещё в состоянии мистической эйфории.

На экране появляется «Пьета» Микеланджело. Она видна в течение какого-то мгновения, за которое мы успеваем её узнать.

Майкл расхаживает и улыбается.

На экране мелькает вспышкой «Звёздное небо» Ван Гога.

Майкл выходит в дверь, ведущую в коридор.

Майкл достаёт из аптечки несколько таблеток успокоительного, набирает воду в стакан.

Под звуки траурного сигнала горна мы слышим рыдания какой-то женщины.

Майкл глотает таблетки и запивает водой.

Медленно вращается ацтекский календарь. Причудливые механические и акустические шумы.

Солнце по-прежнему накаляет столики, за которыми сидят одуревшие от жары американские туристы, тщетно пытаясь утолить жажду. Майкл и Кэти продолжают ту же беседу с Питером Стоуном. Из приёмника в отдалении доносится песня уже не «Битлз», а Бинга Кросби.

Питер Стоун. А что, если этот гриб действительно расширяет сознание, открывая головной мозг для новых сигналов? Тогда мы смогли бы воспринять новую реальность.

Майкл. Да, я понял, о чём ты говоришь. Это как изобретение нового научного инструмента, мозгового телескопа.

Лицо Кэти выражает изумление и испуг.

Питер Стоун. Всё правильно. Это своего рода генетический банк памяти.

Майкл. Чёрт возьми, я бы хотел попробовать.

Кэти. Майкл! Да ты шутишь.

Майкл. А почему не рискнуть? Мы никогда ничему не можем научиться, не экспериментируя.

Кэти. Но ведь это же почти что наркотик, да?

Питер Стоун (превращаясь в уличного торговца, пытающегося что-то вам всучить). Лекарства для тела снова и снова приводят к революционному перевороту в медицине. Не исключено, что наркотики, действующие на психику, вызовут революционный переворот в нашей целостной концепции реальности.

Он вынимает из кармана целлофановый пакет и кладёт его на стол. Майкл смотрит на него зачарованным взглядом.

Питер Стоун. Четыре-шесть грибочков изменят всё твоё представление о пространстве и времени. Ни один физик, занимающийся научными исследованиями, не должен упускать шанс…

Кэти (испуганно). Майкл, неужели ты намерен…

Майкл хватает четыре гриба и быстро проглатывает. Его губы растягиваются в мальчишеской усмешке авантюриста. А ведь раньше мы и не подозревали, что он авантюрист. Он быстро делает глоток текилы, чтобы запить «плоть богов».