Ифтах пошел в шатер Господа.

— Ну вот, получай свою войну, старик! — сказал он Авиаму. — Если она уничтожит Гилеад, в этом будет и твоя вина.

Гнев бушевал в нем, и в то же время он восхищался Авиамом. Священнику удалось сломить волю Ифтаха и принудить его к войне. А люди из Хешбона, да и Шамгар, и сегодня eщё не знали, кто натравил их против Нахаша.

Авиам хранил спокойствие.

— Я никогда не скрывал, что хочу войны против Аммона, — невозмутимо ответил он. И по-отечески добавил:

— Испытай себя! В глубине души ты сам рад, что отправишься на поле боя.

— Да, не буду лгать, я люблю войну, — согласился Ифтах. — Но эта война не входила в мои планы, и я никогда не забуду, что ты принудил меня к ней. Я тебе не союзник.

— Мне тоже пришлось кое-что взять на себя, чтобы подготовить эту войну, — возразил Авиам. — Честь священника — нечто иное, нежели честь воина. Едва ли она стоит меньшего. Мне нелегко было обращаться за помощью к людям Эфраима. Я — старый человек, а Элиад, их священник, полон сил и высокомерен. Но я обдумал все, что ты сказал мне о силе Аммона и его союзников, поборол свою гордость и обратился к Эфраиму за помощью, как и обещал тебе eщё в стране Тоб.

Ифтах бросил на священника недружелюбный взгляд, но промолчал.

— И просил я не напрасно, — продолжал Авиам. — Элиад сможет прислать через Иордан только часть сил Эфраима; он — священник рода, а не военачальник. Возьми себя в руки и сам поезжай в Шило. Поговори с Таханом.

— Не раздражай меня, Авиам, — мрачно ответил Ифтах. — Это твоя война. Правда, воевать придется мне, и вы все устроили так, что это будет делом нелегким… Вы очень не вовремя опозорили бога нашего врага, так что теперь против нас — весь восток, в том числе, и Башан. Все это сделал ты, старик, своей благочестивой хитростью.

— Это — не твоя война и не моя, — сказал Авиам, — это — война Господа. Тебе стоит только поговорить с фельдмаршалом Таханом, и в твоем в лагере окажется весь великий Израиль. Если Аммон и Башан заключат союз, разве мы не сможем укротить свою ревность к Эфраиму?

— Я не смогу, — сухо ответил Ифтах.

— Не ожесточайся, — попросил священник. — Справься со своим тщеславием. Ты хочешь, чтобы победа досталась тебе одному. Но эту войну без содействия Господа ты проиграешь.

Ифтах признавал, что ему хотелось бы рассчитывать только на свои силы, такой уж он был человек. Он вспоминал, как стоял на склоне Хермона, а по скале, прыгая по выступам, поднимался баран с мощными рогами — «каменный» баран Акко. Он почувствовал себя тогда единым целым с этим гордым, упрямым зверем, согнать которого с гор не мог ни холод, ни ветер. Он, Ифтах, не поедет в Шило.

— Как я буду воевать — моя забота, — сказал он. — Мне не нужна помощь Тахана. Сам справлюсь с Аммоном.

— Совсем недавно в стране Тоб ты не был так уверен в своих силах, проговорил Авиам… — Вырви из своей груди честолюбивые грезы, Ифтах. Может быть, именно я взрастил в тебе эти мечты. Вероятно, мне не следовало говорить, что твое предназначение — создать единый великий Израиль. Я думал, что говорю с человеком, который готов принять на себя выполнение нелегкой миссии — веления Бога. Ты же просто честолюбив и хочешь из стран Востока сколотить себе царство. Не желай этого, Ифтах! Союз Аммона и Гилеада не будет долгим. Господь связал Гилеад с другими родами Израиля. Но не с теми, что странствуют по пустыне. Похорони дерзкие мечты! Не думай о создании царства Ифтаха. Поезжай в Шило, веди войну вместе с Израилем и Господом.

От слов священника мечты Ифтаха расцвели с eщё большей силой. Старик был ревнив. Своим доверием он хотел уменьшить его могущество. Пусть он пробует на других людях. Он, Ифтах, заключит союз с Аммоном. Однако не предаст Господа, но подчинит Аммона своему Богу. Хитростью и смелостью он добьется для Гилеада господства над восточными берегами Иордана. И тогда он станет верховным властелином над восточными князьями, и вся страна, от Дамешека до египетского моря будет называться Гилеад, страна Ифтаха.

— Мои речи достигают лишь твоих ушей, — с грустью констатировал Авиам. — Но война научит тебя. Ты увидишь Господа, как увидел Его твой отец. Ты победишь. Я доживу eщё до того времени, когда смогу помазать тебя на царство.

— Я пойду на эту войну не для того, чтобы ты помазал меня, священник, — грубо ответил Ифтах и вышел.

Воспоминания об этой беседе не давали Ифтаху покоя. Как человек, который против воли слышит стук капель ночного дождя по крыше, так и он снова и снова слышал предостерегающие слова священника: «Поезжай в Шило, поговори с фельдмаршалом Таханом».

В душе он продолжал спорить с ним. Когда он отказывался просить у фельдмаршала Эфраима о помощи, он делал это не из глупого самолюбия, у него были на то веские причины. Разумеется, Тахан согласится пойти на войну, но после победы хвастливый, воинственный Эфраим станет властелином на восточном берегу Иордана. Нет, никакой помощи от Эфраима!

С яростным усердием он начал подготовку к войне. Уже теперь, осенью, он послал гонцов во все кланы, сообщая, что они должны, как только затвердеют дороги, собраться в Мицпе. Установил расположение лагерей для родов восточного Израиля, — Реувена, Гада и Менаше. Собрал часть армии, чтобы защитить приграничные районы от неожиданного нападения Нахаша. Эти отряды он подчинил Гадиелю. Тот с удовольствием занялся военными вопросами и с прежней сердечностью стал относиться к Ифтаху.

— Хорошо, что у нас есть ты, — неуклюже сказал он Ифтаху.

Люди из Мицпе, увидев, с каким старанием Ифтах занимается военными приготовлениями, перестали огорчаться по поводу перемирия. Они решили, что Ифтах намеренно отложил на год военный поход, надеялись на своего военачальника и радовались предстоящей весне и войне.

Даже Шамгар забыл о своем недоверии и обиде, нанесенной ему Ифтахом. Как и прежде, он чувствовал привязанность к брату, над которым, несмотря ни на что, витало благословение Господне. Ифтах заметил в нем перемену.

— Ну, вы, наконец, довольны мной, ты, твой первосвященник и Бог? — спросил он добродушно, но грубовато. — Забудь о том, что мне пришлось подергать тебя за бороду. Когда будешь сопровождать меня весной на войну, неся ларь, открой пошире глаза и посмотри, как я веду сражение. Ты увидишь кое-что из того, что знаешь наизусть из своих дощечек.

Когда наступила зима, Ифтах приготовился к возвращению на север. За день до отъезда люди из Мицпе дали в его честь прощальную трапезу. Все чувствовали себя уверенно. Вино возвысило их души. Гадиель сказал:

— Весной ты завоюешь к западному Башану кусок Аммона и Моаба. Тогда многие встретят тебя приветствием: «Мой господин, судья Израиля!».

Ифтах посмотрел на него задумчиво и немного насмешливо, хотел что-то сказать, но промолчал.

Однако Эмин, научившийся читать по лицу своего господина, вспомнил о планах, открытых ему Ифтахом, когда, он раненый лежал в его палатке.

— Почему судья Ифтах должен удовлетворяться куском Моаба и Аммона? Отчего бы ему не перейти через Иордан и не завоевать там города, которые люди Эфраима и Менаше отдали в руки канаанитов? — произнес он. Все удивленно смолкли.

— …И тогда, наконец, возникнет настоящая страна Израиль, — не смутившись, продолжал Эмин, задрав подбородок в точности, как это делал Ифтах. — Она будет, как Вавилон под владычеством властелина четырех частей света.

Мужчины растерялись. Израиль гордился тем, что его народ подчинялся старейшинам и судьям, а не царям. Они презирали невольников, гнувших спины перед царями. И Шамгар дал отпор эмориту Эмину. В наступившей тишине он строго сказал своим тонким голосом:

— В Израиле не может быть царя, непонятливый юноша. Царь в Израиле это Господь.

В Мицпе как раз приехал певец, некий Едидия. Он присутствовал на трапезе, и мужчины попросили его:

— Спой нам, Едидия, песню о шиповнике!

Эту песню знал каждый певец и каждого, кто eё исполнял, награждали аплодисментами. Едидия не заставил себя долго просить, поднялся и запел: