- Братцы, а ведь до Тильзита не так уж далеко. И бомбы нашенские надежные. Слетаем еще разок-другой.
Вспоминали, как однажды пришел он в клуб, сел за пианино и полились мелодии популярных песен. Командира окружили. Кто-то затянул песню, и ее подхватили десятки голосов...
Много лет спустя, после войны, я встретился с его братом Иваном Антоновичем, а через него завязалась переписка с женой Михаила Антоновича. Берта Кривцова мне писала:
"Впервые я встретилась с Михаилом в 1928 году в райкоме комсомола. Здесь выступал руководитель украинских коммунистов П. Постышев. Он говорил о решениях съезда партии, о борьбе с оппозицией, о курсе партии на коллективизацию. Михаил в то время после активной комсомольской работы уже был членом партийного бюро артиллерийского полка. На этом собрании мы и познакомились. В 1929 году он демобилизовался. Мы почувствовали, что любим друг друга, что у нас общие интересы. После нашей свадьбы райком партии направил Михаила на биржу труда. Там он работал инспектором. В то время еще были безработные, поэтому требовалось как можно скорее их трудоустроить. Ему приходилось выполнять много партийных поручений: он вел политико-просветительную работу среди железнодорожников, выезжал в окрестные села, конфисковывал излишки хлеба у кулаков. Я тоже принимала участие в таких поездках".
Вскоре Михаила направили в авиацию. Вы думаете, это его огорчило? Нисколько. Пришел домой возбужденный: думал бороздить землю, а надо, говорят, бороздить небо. Ну что ж, и это неплохо. Летать так летать! В 1934 году он окончил авиационную школу и был назначен военным летчиком, а затем и командиром авиационного отряда. Участвовал в боях на озере Хасан. Потом вместе с семьей переехал в Калининскую область. Только-только стал обживаться - новое боевое предписание... С Карельского перешейка, где сражался с белофиннами, он вернулся домой), награжденный боевым орденом Красного Знамени. Обгоревший и простреленный во многих местах летный меховой комбинезон жена хранила много лет. Это был немой свидетель его подвигов. Тут все было ясно без слов.
И снова на колесах. Теперь уже - западная граница...
* * *
...Один за другим взмывали в небо самолеты-бомбардировщики эскадрильи Кривцова. Восемь боевых машин. Командир полка коротко поставил боевую задачу:
- Курс - в тыл врага. Приказано нанести бомбовый удар по военному заводу. Погода отличная, видимость хорошая, поэтому бомбить будем с большой высоты меньше вероятность пострадать от зенитного огня. Высоту набрать на маршруте. К цели подходить ломаным курсом. Следите за сигналами флагмана в воздухе.
Высоту набирали медленно, комэск щадил моторы: они не должны подвести. За сорок минут забрались на высоту 7500 метров. Термометр показывал минус сорок пять градусов. До цели оставалось пятнадцать-двадцать минут лету. Небо чистое-чистое, нет ни облачка, чтобы скрытно подойти к объекту. Солнечные лучи зайчиками играют на крыльях. Земля - как на ладони. А там - столбы дыма, огненные языки. Горели литовские деревни, хутора, железнодорожные станции. Эти страшные следы оставили фашистские стервятники, совершавшие варварские налеты на мирные населенные пункты...
Командир по радио запрашивает экипажи: короткий вопрос и столь же короткий ответ: "Все в порядке". Но почему молчит стрелок-радист самолета с бортовым номером "шесть"? Машина в строю, моторы работают четко. Загадка, да и только.
Капитан Кривцов чуть вправо разворачивает самолет, увеличивает скорость. В воздухе пока спокойно. Не видно черных шапок от разрывов зенитных снарядов, не видно и вражеских истребителей. Гитлеровские летчики предпочитают не забираться на такую высоту - ведь здесь очень холодно. Вот сейчас термометр показывает уже минус пятьдесят градусов. На восьмитысячной высоте приходится пользоваться кислородными масками.
Впереди показалась цель - небольшой промышленный город Восточной Пруссии. Теперь среди множества построек надо быстрее отыскать самое сердце военного завода. Быстрее действуйте, штурманы! С большой высоты все здания кажутся спичечными коробками, удивительно похожими друг на друга.
Опытный штурманский глаз все же различает еле заметные стальные ниточки. Они тянутся к цехам завода, сливаясь с постройками. Ведущий открывает бомболюки. Экипажи других машин делают то же самое. Внимание привлечено к самолету комэска. Отрыв первой бомбы - сигнал для них.
Сняты с рук меховые перчатки, обнаженные пальцы штурмана на кнопке электросбрасывателя. Мгновение. Как только первые бомбы выпали из люка флагмана, тут же сработали сбрасыватели бомб на всех остальных машинах. Самолеты чуть подбросило вверх. Накрыта ли цель? Да. Бомбы угодили в самый центр завода. Черные столбы, окрашенные красноватым пламенем, взметнулись к небу. Сколько же их? Штурман насчитал восемь очагов сильных пожаров. Значит, важный объект надолго вышел из строя.
Эскадрилья развернулась вправо. И в этот момент в небе появились десятки серых шапок. Это заговорили вражеские зенитки. Шапок все больше - они образуют кольцо, которое все туже сжимается. Капитан Кривцов энергично снижается, изменяет курс, его примеру следуют ведомые. Теперь разрывы зенитных снарядов остаются далеко позади. Но опасность еще не миновала. Не исключена встреча с "мессерами"!
Обратный путь всегда легче. Далеко позади осталась пораженная цель, миновали голубую ленту Немана. Самолеты уже над Советской Литвой.
Четким строем, на бреющей высоте восьмерка СБ проносится над Паневежисом. Бедный литовский городок! Как жестоко расправились с ним фашисты! Обгоревшие остовы деревьев, дымящиеся развалины, поваленные телеграфные столбы... И никого на улицах. Только на вокзале видна огромная толпа людей, осаждавшая поезд...
Аэродром мертв. Нет привычных посадочных знаков, ни одного самолета на летном поле, только где-то вдали, на окраине одиноко развевается красный флаг на осиротевшем полковом КП. Почти касаясь верхушек деревьев, эскадрилья Кривцова совершила прощальный круг над аэродромом и ушла на запасной.
Совершив посадку, все окружили капитана. Кривцов окинул взглядом своих питомцев.
- А знаете, ребята, что произошло в полете?
И рассказал.
Еще при подходе к цели он получил с земли радиограмму: "Немедленно возвращайтесь, на объект не следуйте". Почему? Не знал тогда комэск, что на аэродроме наступили критические минуты: фашисты были уже совсем близко. Наша пехота и танкисты вели упорный бой на ближних подступах к дороге, ведущей к аэродрому. 9-й полк срочно отходил в Сувалки, и лишь небольшая оперативная группа оставалась на летном поле в ожидании возвращения эскадрильи Кривцова.
На размышления были отведены считанные минуты. "Нет, нельзя отменять атаку",- решил Кривцов. Военный завод фашистов совсем рядом - вот уже отчетливо видны его очертания. Не для того столько летели, чтобы вернуться обратно с бомбовым запасом.
Вторая радиограмма пришла уже после того, как сосредоточенный бомбовой удар был нанесен. Она называла новую посадочную площадку: Сувалки.
А почему молчал стрелок-радист "шестерки" Е. Евстафьев? Оказывается, он перекрутил на большой высоте кислородный шланг. Доступ кислорода прекратился, и сержант потерял сознание... Хорошо, что члены экипажа быстро пришли ему на выручку.
Выслушав внимательно доклады командиров экипажей, комэск сказал:
- Начало есть. Трудными кажутся только первые вылеты, пока тебя не обстреляли, а дальше уже не так страшен черт, как его малюют!
Летчики расположились на короткий отдых, а у машин хлопотали авиационные механики и вооруженцы. Они заправляли самолеты горючим, подвешивали бомбы, проверяли пулеметы. Пятая эскадрилья 9-го полка готовилась к новому вылету...
На третий день войны Кривцов вместе со своими боевыми товарищами взял курс к вражескому аэродрому. Разведка донесла - там скопилось до сорока фашистских самолетов.
Далеко позади осталась линия фронта. Уже отчетливо были видны очертания летного поля, аэродромные сооружения. Да, так и есть - разведчики не ошиблись. Вот они, вражеские машины с черной свастикой - выстроились, словно на параде. С ходу девятка СБ сбросила по центру аэродрома фугасные и зажигательные бомбы, фашисты, застигнутые врасплох, опомнились только тогда, когда возникли пожары. Фотопленка зафиксировала прямые попадания в немецкие самолеты и в склад боеприпасов.
