- Надо наперерез, обоз вперёд ушёл, - сказал он, взлетел в седло, забрасывая сумку с рисунками за плечо. Пустил Звёздочку в галоп.

  Двигались день за днём, всё время на север. Ночевали в поселениях, останавливались в давно выбранных отцом дворах. Под вечер засылали вперёд гонцов, и обоз уже ждали. Не тратя времени на поиски ночлега и еды, люди разбредались по домам. Еся видела отца только глубокой ночью. Слышала сквозь сон его усталый голос в кухне, шаги. Вспоминалась дорога. Как вчера пришлось ночевать в лесу и ухал филин, потому что весь день поливал дождь и несколько раз вытаскивали телеги из глубоких колдобин. Темнело быстро. Наскоро поели солонины, сухарей, легли спать прямо в повозках и телегах, укрывшись пологами шатров. Миновали Красное только к обеду.

  Дорога становилась всё хуже. Через три недели пошли тощие и кривые перелески. Болота. Деревца, голые и безлистные, торчали тут и там.

  Дед с бабушкой жили возле широкой реки. В низинах стояли топи непроходимые.

  - Здесь без проводника не пройти, Еся, от бабки и деда ни на шаг, - говорил отец.

  Он ехал рядом, покачивался в седле. Полушубок распахнут. Утром туманище, холод, днём солнце выкатится, и становится тепло.

  Деревня большая, на сто дворов. Сплошь охотники, рыбаки. У пристани толклось множество лодок, проплыл плот с лесом. Обоз простоял два дня, дольше обычного. Тимофей Ильич попрощался с Есей вечером.

  - Завтра на рассвете снимемся, ты спи, не провожай. Вернусь с первым снегом, отдохнём немного, и, как санный путь наладится, поедем домой...

  Утром обоз ушёл. А бабушка с няней не нашли внучку, лишь записку:

  "Поехала с отцом в Ледяную страну".

  Поднялся переполох в доме, гонца отправили вслед за обозом.

  - Ну девка, - качала головой нянюшка, глядя на дождливую морось за окном, на ползущие тучи над лесом, на дорогу, на удаляющегося всадника, сгорбившегося под порывами ветра, - без Ваньки тут не обошлось. Ну да с отцом едет, не одна по лесу, чай, бежит...

  Уже к обеду гонец догнал обоз, Есю нашли спящей в дедовом огромном тулупе, в телеге с овсом для лошадей. Она упрямо молчала, когда отец выговаривал ей за побег от деда с бабкой. Молчала, когда он кричал, что "Север - не место для девчоночьих прогулок", и расплакалась, когда он выкрикнул ей в сердцах бабушкины слова "привези внучку, до следующего лета не дожить мне". Прошептала:

  - Ты меня на обратном пути у бабули оставь!

  Отправлять назад её отец не стал, но и не разговаривал с Есей три дня. Потом отмяк и прислал ей зайца. Заяц был совсем молодой, сиганул на дорогу, запетлял под копытами и замер, распластался по земле. Новый попутчик прядал ушами, шевелил смешно носом и так и не спрыгнул с повозки, когда его отпустила Еся. То ли движение завораживало косого, то ли задело его крепко копытами, но он всё припадал лапами к дощатому полу и жевал репку. Так и ехали.

  На стоянках Еся бежала помогать по кухне. Тётка Марья издалека ей кричала:

  - Захвати, Евсеюшка, в том коробе масло. И хлеба четыре каравая, а то и пять прихвати. Холодно, ишь как, на морозе-то и все десять проглотишь, не заметишь!

  Потом она говорила:

  - Иди уж, пока не стемнело. Скучно тебе тут у кухни, погрейся только хорошенько, чтобы не озябнуть.

  - Не озябну, - отвечала Еся, а сама уже отломила горбушку от каравая, разделила пополам, посолила, откусила от одного куска и пошла побежала в сторону Вани.

  Тот собирался рисовать. Мешок с кистями, с листами толстой бумаги в кожаном чехле.

  Еся отдала ему кусок хлеба с солью, свой сунула Звёздочке, ткнувшейся мордой ей в ладонь. Еся была в полушубке, в тёплых охотничьих штанах, в сапогах кожаных, платок тонкий шерстяной в мелких цветках повязан слабо, и волосы русые прямые рассыпались прядями. Серые глаза смеялись.

  - Кого же ты сегодня будешь рисовать? Вечер ведь уже. Темнотища!

  - Леммингов. Смотри, как нор много!

  Маленький зверёк вынырнул будто из ниоткуда и опять скрылся в пожухлой траве.

  Дождь заморосил и перестал. Серая равнина тянулась, сколько хватало взгляда.

  - Местные говорят, лето нынче холодное, ледяные дожди частые. Травы пожелтели, едва поднялись, - говорил Иван, - зверю кормов мало. А на острове, должно быть, и того меньше. Но самое плохое, что остров в этом году так и не появился. Льдами укрыт.

  Они шли по степи, сзади виднелся обоз дымами, впереди - лишь сумрачный горизонт. Там, где-то уже недалеко, ворочается Ледяное море. Еся смотрит в ту сторону.

  - Возле норы встать, подождать, он и высунется, - говорил тем временем Иван, прижимая палец к губам и говоря всё тише.

  Еся замерла как цапля на одной ноге. Вытянула шею, пытаясь заглянуть в нору.

  Но время тянулось, и ничего не происходило.

  Еся поставила осторожно ногу и посмотрела в сторону моря. Отец говорил, что там, где-то у берега, их уже ждёт странная кожаная лодка-байдара, но до самого острова на ней пройти не удастся. Чем дальше к северу от берега, тем больше льда.

  - А мы на лыжах пойдём, - сказала тогда нерешительно Еся.

  - Где-то на лыжах, где-то на упряжке. А ты останешься с женщинами и обозом, сам байдару проверю, чтобы нигде не спряталась, - ответил очень серьёзно отец. И добавил: - Это опасно, Еся, останься на берегу...

  Высунулся зверёк. Покрутился. На голове что-то блеснуло.