Кивнула смазанно, лишь бы быстрее отделаться от внимания Вагра. И конечно же сплетен, коих теперь точно не избежать — на нас с волколаком десятки глаз устремлены были. Девки давно уши грели, да подсматривали.

Он ничуть не смущался своей наготы и естество его восставшее мне в живот колом упиралось. А я к такому не привыкшая была. Знала, что отличались мужчины от женщин, и какими местами, да не видала воочию и не ощущала на своей шкуре такого Звериного желания мужика-волколака.

Смутило это, гадко было и неуютно от откровения. Хотя чего грешить, когда Рагнара чувствовала — меня то волновало сильно. Нравилось и хотелось большего. Потому и думала, что мила ему. Потому и позволила вольности — сама просила меня взять.

Я ведь по глупости и наивности решила, что он и впрямь меня желал…

Но Рагнар умел переубеждать. Доходчиво и грубо.

А что мои мечты беспредельно утягивали в неуёмные фантазии, где мы с ним… творили такое, о чём простая девица никогда никому не расскажет, так дело только личное… О том молчать буду, даже ежели Вагр пытки мучительные и кровавые устроит.

И сейчас упрямо молча и молила, чтобы отпустил. Остыл… но он и не думал униматься — пыхтел, свирепо, словно аспид огненный. За волосы грубовато держал и глазами меня изучал пристально, будто пытался вычитать в моих мыслях потаённых всю правду.

А потом сдался, напугав в очередной раз — шумно выдохнул и как в уста мои грубо впился…

Не ожидал того. Растерялась, задохнулась, когда языком ко мне в рот толкнулся. Протаранил зубы, кои от изумления не сомкнула должным образом. И ноги от напора такого ослабли в конец. Опьянела от ужаса и странного волнения. Вцепилась в плечи широкие, чтобы не упасть.

— Ты сладкая, — хрипло выдохнул в меня Вагр и опять поцеловал, объятиями крепкими пленяя. Совсем потерялась я от дикого напора, от дыхания редкого голова кругом пошла. Ежели и пыталась брыкнуть то лишь нелепей выходило…

— Пусти, — невнятно «мычанием» требовала рот в рот. А Зверь пуще распылился, то стоны жевал, то рычал одичало, уже и подол платья влажного задрал, ручищей наглой по голому телу шаря: ляжки мои щупая, за ягодицы тиская, да к себе направляя.

Задёргалась я истерично:

— Пусти, — колотила по груди стальной, плечами мощным. От отчаяния когтями впивалась в кожу твёрдую, не щадя царапала, шкрябала, продолжая отбиваться от насилия, кое учудил перед порогом спальнего дома невест.

— Пусти!!! — вопила, слёзы глотая и от бессилия подыхая. А он всё напирал грубее и ожесточённей, губами мои поглощая и жуя…

И я укусила его, что сил было… до сладости.

— Сука! — Вагр зарычал утробно, меня за загривок от себя дёргая. Тут и я взвизгнула, пронзённая резкой болью, за косой назад подаваясь.

— Моей тебе быть! Не сейчас, так потом. Объезжу как никого прежде, — не было пустой угрозой. Каждой клеткой трусливого нутра ощущала его жажду меня покалечить и изуродовать, а потом псам своим отдать на потеху.

— Не поймаешь! — процедила, от страха смехом заходясь. — Лучше сдохну, с обрыва сигая опять, чем тебе дамся…

— Людская проблядь, — оскалился хищно, прищуром сверля. — Никто не смеет мне отказывать! — встряхнул так сильно, что язык прикусила и всплакнула от боли, что вновь ногу прорезала. — Ты своей строптивостью задохнёшься. Порву так, что смерть спасением будет казаться… — насильственный поцелуй обрушил на уста мои, а напоследок в отместку за мою наглость за губу нижнюю прикусил до боли нестерпимой.

Уж было завыла, как волколак меня оставил в покое:

— Живи, сука, — толчком прочь толкнул, да так, что ухнула на землю, подвыв от боли в ноге. — Несколько месяцев у тебя есть. Раны зализывай, — возвышался надо мной, жалкой, потрёпанной, осквернённой, с губой кровоточащей и ногой поломанной. — А потом беги, сука. Беги так быстро, как никогда не бегала, — смехом зашёлся грубоватым. — Всё равно догоню и выебу, — полоснул злобным взглядом по лицу моему зарёванному, ногам оголившимся, в шаг подле оказался. Схватил за грудки рубахи и дёрнул в стороны, грудь мою обнажая:

— Красивая… до сих перед глазами твоё тело, — признался с горечью, словно это ему боль причиняло, и пока я судорожно прикрывалась, не то руками, не то краями порванными, метнулся прочь, Зверем на ходу обращаясь.

Вагр уже убежал, а я всё ещё лежала на земле. Сердце билось через раз и ежели отсчитывало удар — оглушающе громко, словно мечтало пробить грудь. От страха даже кишки морозом сковало. Тело окаменело. Не думала, что вот так — столкнувшись нос к носу со свирепым Зверем оцепенею от ужаса.

Ведь готовилась с детства, что придётся выживать.

Что невестой на гон стану, а невестам нельзя страх выказывать — это сразу смертью чревато. Потому Рагнар много и часто заваливал. Учил, готовил… как заклинание твердил: «Застопоришь — самые лютые и свирепые подомнут тотчас! Только отчаянное желание жить и холодный рассудок могут спасти вкупе с тренированным телом!»

И ведь уверовалась я, что такая. Что справлюсь!

Так вот ведь, получилась, что дура трусливая…

Глава 26

Рагнар

Я держался несколько седмиц. Держался и жил в стае, как другие. Выполнял приказы отца, игнорировал насмешки Вагра и его своры и, конечно, присматривался к паре брата.

Навера урок пережила, да не вынесла из него ничего ценного.

Смирению и послушанию наказанием не учат. Альфа мог бы уже знать, что Зверя порка лишь обозлит сильнее. Навера давно забыла о своём месте, и я знал, рано или поздно, дрянь вновь сорвётся с цепи. Только теперь она скорее сдохнет, чем упустит жертву.

Потому и бдел за ней особо пристально. Ждал и следил. А ещё слушал. О планах. Врагах. Людях. Будущем.

Альфа не раз обронил «уйду на покой»… мы все ведали, что собирался уйти, и этот гон станет решающим для будущего всей стаи.

Дагр приемника назовёт, а стая должна либо его принять, либо вызов бросить, своего выставляя. Но конечно все видели будущим Альфой Вагра. В том сомнений ни у кого не было, да и я не думал оспаривать власть.

Я прекрасно видел, сколько требовалось от Альфы, сколько сил уходило на стаю, на врагов и соперников. Меня совсем не устраивало в такую кабалу влезать, дабы эго потешить и гордым самцом выхаживать. А вот роль одного из… вполне подходила. Меньше власти — меньше ответственности и спроса. И свободы больше, а к ней привык.

— Рагнар, — голос Иррэ нагнал в спину, когда к лесу свернул. — Ты куда? — она давно за мной следила. И ежели я последнее время был подле, то сейчас больше не мог… Горел… Мне было жизненно необходимо увидеться со Славушкой.

Да, повздорили. Я был резок — тому ревность гнилая виной, но я остыл, осознал, что не прав был… да и нет у меня к Славке вопросов. Сам угрызением совести уж давно страдаю. А когда её чуть не потерял… чуть сам не подох. Но о том не скажу, просто предупрежу насчёт Наверы и скажу, чтобы брата остерегалась. Он теперь чаще к селу бегать стал. А предупреждён — вооружён. Пусть будет на чеку, и заодно проверю, как нога её заживала.

Мчался к резервации, уже зная, что войду как господин — дела у меня там… важные. И ежели брата там застану, в драку не полезу — его это ещё больше заденет. В резервации его невеста, а вотчина не его.

И его и без того это раздражало. Он уже к отцу подходил с просьбой его а не меня главным поставить над селом. Но Альфа отказал:

— Нечего тебе там делать. Ты своего Зверя в узде держать не умеешь, вот ещё… доверить тебе невест. Это ж как пустить козла в огород!

Вот и прибавился ещё один пункт ненависти ко мне. Я не боялся Вагра — почему-то от этого особо удовольствие получал. Видеть и чувствовать, что моя отражённая отличная от других. Сильная и характерная. Что не смирялась, даже когда еле ползала и дышала. И отвергала Вагра, сколько бы он вокруг неё кругов не нарезал…