– Хитрый хрен, – прокомментировал Кин.

– И хорошо осведомленный, – я задумчиво чешу шрам на щеке. – То есть, получается, все переводы прошли автоматически, без какого-либо участия операторов.

– Почти, – Дип снова перегнулась вперед, обдавая меня сладким запахом ванильных духов, и вызвала файл со своего терминала на экран. – Вот, смотрите. Тут вообще очень интересная схема: вот это наши ограбленные банки, из них деньги уходят одним переводом резко и фьють, и уже на первой инстанции рассыпаются на мелкие суммы, которые отслеживать – весело, но муторно. Сейчас, собственно, за каждым кредом бегают и ищут, как что шло.

– А как мы поняли, что в итоге все ушло именно в Созвездие?

– По общей сумме. Она совпадает. Но, вообще-то, поймали по активности –совокупному объему переводов.

– То есть, это могли быть и не те же самые деньги, – делаю рискованное предложение я.

– Ну, щас, и откуда, простите, столько бабла еще могло было взяться? Вот так с куста по щелчку? Это пять миллиардов кредитов, Иль. Пять, мать его, миллиардов, это бюджет какой-нибудь чахлой планетки за год!

Я не убежден.

Я видел исчезновение в никуда и больших сумм. И их возникновение из ниоткуда, как по мановению фокусника, у каких-нибудь зажравшихся олигархов.

– Будет смешно, если это в самом деле другие деньги, а искомая сумма канула куда-то между пунктами А и Б.

– Оставим эту проверку на совести кибербезопасности, – отмахнулась Дип. – Вот тут, перед пунктом “Б”, есть тоже цепочка банков, которые совершали финальные операции. Их больше, как ты понимаешь, намного больше, чем исходно «бомбанутых». И вот тут есть некий банк «Фаради», где вполне легитимный на первый взгляд перевод на легитимную сумму сначала заблокировали, а потом одобрили. Хотелось бы знать, что там случилось.

– Слабая зацепка, – сетую я. – То есть, конечно, проверим, но… может лучше озадачиться вопросом все-таки проверки всего пути, и выяснить, что за счета, через которые проходили все эти операции? Не анонимные же они. Если они были взломаны, то кем, если они чьи-то, что чьи?

– Я понимаю твое желание сидеть на попе ровно, – сказал Кин. – Но я собираюсь проверить «Фаради». Ты со мной?

Я мысленно оцениваю ситуацию еще раз и киваю.

– Ладно. Все равно сейчас яйцо не высидим.

– Приличные мужики яйца не высиживают, – ввернула Дип. – Они их с гордостью носят!

На этот раз неприличный жест мы показали ей оба и разом, но она только захохотала в ответ.

И мы таки изображаем приличных мужиков – с гордостью несем обозначенные части тела на дальнейшее задание.

– Во всем этом деле есть что-то непередаваемо дурацкое, – делюсь своими ощущениями я, пока мы едем во флаере с автопилотом до банка «Фаради». Ехать далеко – это от нас край географии, но недостаточно крайний, чтобы прибегать к скоростному транспорту.

– Во всех преступлениях есть что-то непередаваемо дурацкое, – пожал плечами Кин. Он повертел в руках электронную сигарету, но зажигать не стал. Сигарета обычно помогает ему чувствовать себя лучше во флаере, который он переносит плохо. Кроме того, без сигареты образ крутого и загадочного детектива не складывается. Впрочем, у Кина такой экзотичный вид, что за детектива он не сойдет даже с сигаретой. Хорошо, что по новостным репортажам о работе Управления его знает почти каждая собака, иначе замаялись бы каждый раз доказывать, что этот пацан с кудрями, щеголеватыми усами и в желтом пиджаке с блестящей нитью – взрослый дядя и руководитель важной государственной конторы.

– Да кури ты уже, – разрешаю ему я, и Кин, прикурив, некоторое время молча пялился в пространство.

Стариковская, немодная, несколько неприличная привычка – но Кин, кажется, не в силах от нее полностью отказаться, хоть и стесняется курить при большинстве знакомых. И особенно – при Дипике.

– Ну, и что тебе не нравится, Мистер Тонко Чувствующая Задница?

– Нет, я Мистер Тонко Чувствующий Задницу, ты путаешь, – не соглашаюсь я. – Я, в общем-то, просто не понимаю, зачем и почему кража была именно такой. Я думаю, если бы наш крутой и хитрый кулхацкер захотел, мы бы ни за что не поняли, что деньги вообще куда-то слились. Это обнаружилось бы слишком поздно. Но нет – такой резонанс, куча самых крутых банков, все просто как фейерверк. Ну, как будто это специально было так сделано.

– Может, он просто любитель театральных эффектов? – предположил Кин, отряхивая невидимую пылинку со своего невероятного пиджака.

– Прямо как ты?

– Нет, я не тяну. Я люблю только театральные костюмы, – пояснил он. – Но, Иль, может он и не так умен. Или очень хотел, чтобы все видели, что он сделал. Такая, знаешь, жажда признания. Он заставил в истерике бегать кучу людей – чем не достижение?

– Не знаю. Мне все равно это кажется каким-то слишком вычурным. Словно он не деньги пытался стащить, а что-то сказать. Но, как бы, заявления то не последовало, если это такой… финансовый терроризм.

– Или он считает, что все сказал своими действиями, – Кин нахмурился и отвернулся в окно.

– Вот только что.

– Понятия не имею. Но мы узнаем, конечно же. У нас не так много было неудачных дел, а с тех пор, как нам добавили одного скучающего консультанта, так и вовсе стали отличники.

Моя очередь хмуриться.

– Рассуждая логически, о чем это все может быть, кроме как о попытке свистнуть пять сраных ярдов кредов?

– Политическое заявление, – лениво предположил Кин. – Месть?

– Кому, Альянсу?

– Или кому-то, чьи это деньги? Владельцам банков, может быть?

– Их что-то может связывать?

– Банковских бонз ВСЕГДА что-то связывает, – фыркнул Кин. – Но давай проверим простые вещи.

Следующие полчаса мы колупались в мобильных терминалах, рыская насчет информации о владельцах банков, но достаточно безрезультатно. Конечно, часть из них была вместе там и сям, и может, там есть какой-то заговор или сговор, но это явно лежит под основным пластом информации.

– Думаешь, стоит поговорить с ними? Со всеми.

– Мы запаримся их допрашивать, особенно с учетом того, что они наверняка будут врать.

– Мы можем допрашивать их так, что я буду наблюдать, – предлагаю я. Псионическое вмешательство в этой ситуации незаконно, и, скорее всего, те из них, кто не телепат, таскают с собой мобильный живой щит в лице достаточно ушлого псионика, но мне уже лет семь как такие вещи мешают не очень.

– Я подкину проверку финансистам, может, найдут какой-нибудь сговор, анализируя финансовые показатели. И, если упремся, будем допрашивать всех поголовно.

– Кто поднял тревогу-то? Первым.

Кин открыл материалы дела, полистал туда и сюда, выругался вполголоса, отправил мне доступ к ним.

– Сам ищи, – любезно предложил он. – Меня от экрана уже тошнит.

– «Кушайте сами», – ехидничаю я, зарываясь в предоставленные мне файлы.

Впрочем, ничего интересного: тревогу поднял один из крупных клиентов «Банка Легатов», который обнаружил оскудение своего счета – не прошел зарплатный платеж.

Я поизучал этих «Соджорн» с лупой и микроскопом, но они не показались подозрительными ни мне, ни моей «тонко чувствующей заднице». Проще говоря, интуиция молчит намертво.

– «Соджорн» поднял тревогу. Кто-то их проверяет, кстати?

– Наверное, – отозвался Кин. Он закрыл глаза, откинулся на сиденье и даже рукой прикрыл лицо, видимо, ему в самом деле было не очень. Я мельком думаю предложить ему помощь псионика, чтобы облегчить тошноту, но передумываю.

Пусть страдает, это полезно.

Вместо этого я отправляю Дип сообщение про «Соджорн», и она прислала мне в ответ блюющий смайлик.

«Это портрет твоего любимого шефа сейчас», – радостно отвечаю ей я.

«Пруфы» – тут же пришло в ответ.

Я, не слишком шифруясь, фотографирую притихшего Кина на комм и отправляю ей.

«Бедняжечка. Купи ему воды с лимоном на обратную дорогу», – посоветовала она.

«Вы с ним все-таки встречаетесь или нет»?

«Это было бы неприемлемо».