Прорва даже не знала, как теперь к нему относиться. С одной стороны, все это было как-то обидно. С другой стороны, что еще от этих мужиков ожидать? А с третьей, самец-то в итоге все-таки оказался в ее распоряжении, и статус Главы теперь был при ней — такое вряд ли произошло бы, не вынуди его Греза взять на себя обязательства. Ну, да, Прорва и ее владения не были для Сумрака самоцелью, но являлись необходимым залогом его личного счастья, так что он сам себе выбора не оставил, а сестры лишь от его обмана выиграли, заполучив положение гаремных самок.
Тем не менее, ситуация оставляла неприятный осадок. Прорва прекрасно понимала корыстные мотивы сына Грозы и даже не осуждала их, тем более, что Сумрак честно «отработал» у сестер почти до конца Сезона… Но вот мотивы личные, из-за которых самец променял дочерей Свободы на более молодую и высокостатусную партию… Это было простить сложнее. И, наверное, впервые за долгое время Прорва почувствовала настоящую… Ревность? Да, ревность. Или нечто очень близкое. Вида она, конечно, не подала: толку было закатывать сцены? Тем более, ревность внутри гарема — вещь абсолютно бесполезная. Но что было делать? Уйти из чувства гордости? Откуда? Из собственного дома??? Да сейчас! Но и выгонять самца тоже не хотелось, ибо его наличие давало многие преимущества. К тому же, Солнышко впервые была так счастлива… Так что Прорва решила вопрос не поднимать. Но, учитывая всю подноготную… Никаких поблажек сыну Грозы более от нее не светило.
Если бы он сам пришел и во всем сознался, возможно Глава гарема еще смилостивилась бы, но нет ведь, сделал каменную морду, будто все так и надо. Хотя, временами его поведение выдавало нечто похожее на угрызения совести, но самец всякий раз быстро спохватывался и умело принимал совершенно невинный вид.
Тут Прорва коварно усмехнулась, вспоминая, как отомстила. О, муженек явно запомнил это надолго. Она поставила его на место жестко, безжалостно и изощренно — способом, который далеко не всякий мужик снесет. Мало того, она сделала это не просто на глазах его дорогой Грезы, а еще и при непосредственном ее участии. Благо Маленькая в тот момент тоже негодовала по поводу его бессовестного надувательства.
Старшая дочь Свободы воплотила свой план, когда самец был наиболее расслаблен и беззащитен перед ней. И, видят боги, мало ему точно не показалось. Вряд ли он вообще когда-либо в жизни испытывал подобное унижение. Однако главным в этом наказании явилось не само совершенное насилие, а та запретная сладость, что Сумрак невольно испытал в процессе, заставившая его недостойно выгибаться и бессильно реветь, пылая от смешанного с непреодолимым блаженством безумного стыда.
Прорва осталась довольна. Она верно нащупала его слабое место, и теперь у нее не только имелось отличное средство манипуляции, но и появился способ накрепко привязать воина к себе. С этого момента она была абсолютно спокойна на счет будущего. Даже, достигнув успеха и расширив гарем, Сумрак никуда бы уже не делся от своей Госпожи.
Неизвестно, догадался ли сын Грозы о причинах, повлекших за собой подобные меры, но в долгу он не остался, вскоре изобретя невероятно подлый и извращенный ответный ход. «А с фантазией-то у малька все в порядке», — подумала тогда удовлетворенная Прорва и окончательно простила юнца.
Именно после всей этой череды неоднозначных событий подобревшая Глава гарема, будучи верна своей привычке давать прозвища всем домашним, наконец-то снабдила кличкой и самца. С тех пор она за глаза именовала его исключительно Фокусником. Сестры, услышав впервые, поухмылялись, но ничего вслух не сказали. Да уж, они знали Прорву, как облупленную. Если она кому-то давала имя, это значило, что с данного момента она полностью признает его как своего. Впрочем, на счет последнего старшая дочь Свободы и не отрицала. Хотя, пока что относительно Сумрака у нее больше прослеживалось желание не быть рядом, а владеть.
Полюбила ли она его? А что, собственно, есть любовь? Греза, глупая девочка, кинулась в омут чувств с головой и потеряла все. Прорва бы ни за что не поступила так на ее месте. Но Прорва уже была не в том возрасте, чтобы влюбляться. Тем не менее, что-то по отношению к Сумраку она, все же, чувствовала. Что-то пока непонятное, никак не разобрать… Ей было спокойно, когда она знала, что он рядом. Ей льстили его попытки угодить. Он более чем устраивал ее на ложе. И она, пожалуй, не хотела бы, чтобы он ее покинул, причем, дело было не только в обеспечиваемом им статусе, а в… Да какая разница? Просто не хотела и все. Но вот на счет любви…
Кого Прорва вообще любила в своей жизни? Пока что старшая дочь Свободы была готова признаться себе только в одной любви: к сестрам. О, за Осень и Солнышко она, не раздумывая, порвала бы глотку кому угодно. Что до остальных… Вот любила ли она Утеса? Сложно сказать. Самка никогда не была в нем уверена. Каждый раз, выигрывая сражение за его внимание, она испытывала непередаваемое торжество и воодушевление, но бесилась и изнывала, когда он, заскучав, принимался ее игнорировать, и была вынуждена раз за разом атаковать его, дабы поддерживать к себе интерес. Да, возможно, Утеса Прорва любила, хотя, и любовью не совсем здоровой. А вот он ее — нет. С Сумраком, напротив, ничего такого не требовалось. Он всегда был к ее услугам. Выполнял каждый каприз, угадывал любые желания, позволял творить с собой все, что заблагорассудится и неизменно оставался рядом. Но он тоже вряд ли ее любил, просто старался быть хорошим супругом, чувствуя ответственность за своих самок, как до переломного момента старался быть хорошим любовником. Похоже, у него вообще была жизненная установка делать хорошо все, за что он брался. И, пожалуй, Прорва была ему благодарна за это, за все, что он делал для нее и ее сестер. Да, именно так. Благодарна. Ну, хорошее же для начала чувство — благодарность?
Комментарий к Глава 1. Осмысление
Прорва: https://gvatya.tumblr.com/image/173936365078
Солнышко и Осень: https://gvatya.tumblr.com/image/173936386483
Навеяло: Образ Прорвы – «Deep Forest» - «Anastasia»
========== Глава 2. Будни ==========
Я женских слов люблю родник
И женских мыслей хороводы,
Поскольку мы умны от книг,
А бабы — прямо от природы.
(Игорь Губерман)
В день, когда самкам пришлось отпустить своего воина, впервые ощутимо повеяло осенней прохладой. Небеса хмурились, собирался дождь, и налетевший неведомо откуда промозглый ветер бесцеремонно трепал поникшую листву. Его порывы путали и ставили дыбом женские гривы, надували парусом одеяния, мели пыль в рот и глаза.
— Гляди, погода-то нелетная, — намекнула, поднявшись на борт, Глава гарема и приобняла снаряжающегося в путь самца за плечи, с нарочитой небрежностью начиная перебирать его шевелюру. Сумрак покорно замер на минуту, потом аккуратно снял с себя руки старшей жены и, ненадолго приникнув к ним скулой, бережно отпустил.
— Я и так задержался дольше положенного, моя Госпожа, — проурчал он с нежностью. Просек, негодяй, что от его вкрадчивого мурлыканья Прорва начинает таять, и теперь постоянно с ней так разговаривал.
— Как знаешь, — отходя, фыркнула самка. Оказавшись рядом с креслом, она окинула место пилота критическим взглядом, и медленно втянув воздух, раздраженно вздыбила максиллы. Фу, все сиденье запахом этой парочки пропиталось…
Друг за другом на подножку вскарабкались Осень и Греза. Отяжелевшую Солнышко они за руки втянули следом. Потом все трое незамедлительно двинулись к Сумраку, и плотно обступили его, требуя на прощанье своей доли внимания и не давая самцу затянуть на себе сеть.
— Я буду скучать, — пообещал сын Грозы, ласково боднув самок по очереди и предприняв очередную безуспешную попытку застегнуться.
— Честно? — хитро прищурилась Греза, подлезая под его руку. Вместо ответа самец с укоризненным протяжным гулом слегка прикусил ее за плечо, после чего, мягко отстранив жен, потянулся за грудным доспехом. А жены устремились следом.
