Войдя в зал сестры первым делом засвидетельствовали свое почтение Великим Матерям, а после присоединились к пиршеству. Вопреки ожиданиям, Желанная не кинулась расспрашивать их о судьбе любимой кровиночки, хотя, заметно напряглась при виде дочерей Свободы. Видимо, Прорва оказалась права, и та действительно была в курсе о местонахождении Грезы. Впрочем, зная характер своей дочери, Матриарх, скорее всего, не была удивлена ее сегодняшним отсутствием.
Вечер прошел достаточно спокойно, без особых инцидентов. Желанная даже подходила к Прорве, пытаясь завязать какой-то пространный разговор о политике. Правда, разговор не получился, потому как оказалось, что Великая Мать в политике не смыслила абсолютно (даром, что жена Советника), а Прорве недоставало такта этот факт достойно проигнорировать. Но Осень со своим музыкальным номером вмешалась как нельзя кстати, и все внимание присутствующих быстро переключилось на нее. Сыграв несколько незамысловатых мелодий, Жрица тут же, без передыху, принялась профессионально морочить собравшимся самкам головы на предмет важности ежевечерних жертвоприношений, а Солнышко, пользуясь моментом, проворно оттащила старшую сестрицу подальше от Сумраковой тещи.
Неразлучная троица вернулась домой далеко за полночь. Греза не спала, ожидая дурных вестей. Встретив сестер в холле, она тут же принялась взволнованно их обо всем расспрашивать, но Прорва ответила за всех кратко:
— Не обольщайся, Мелкая, про тебя никто даже не вспомнил!
По прошествии нескольких дней тревоги окончательно забылись. Самки под предводительством Прорвы посетили еще пару торжественных приемов, но Желанная не встретилась ни на одном. В принципе, столь высокопоставленная особа могла позволить себе проигнорировать большинство приглашений, напасть на ее земли все равно вряд ли кто бы решился…
— Она без лишних свидетелей предпочитает в гости ходить, — мрачно пояснила Греза. Прорва смерила ее строгим взглядом.
— Не очень-то почтительно ты относишься к родной матери, — заметила Глава и водрузила свою тяжелую руку юной самочке на плечи.
— Вовсе нет, — возразила Греза, дерзко вздыбив на старшую самку максиллы. — Я люблю свою мать, но никогда не терпела ее попыток ограничить мою свободу. Из-за этого у нас бывали разногласия…
— Как это она, например, ограничивала твою свободу? — поинтересовалась Солнышко, подходя поближе. Осень как раз собрала вокруг себя большую часть восторженных гостей, и у остальных жен сына Грозы появилось время отвлечься от установления социальных связей и расслабиться, завладев бутылью легкой медовой бражки.
— В прямом смысле, — дочь Желанной негодующе тряхнула головой, — запирала в покоях. В двадцать лет я сбежала, так, когда меня вернули, мать меня заточила без малого на год… Тогда-то я ткать и научилась, ибо больше делать нечего было.
— Сбежала? — изумилась Солнышко. — То есть, вот из того самого до неприличия богатого дома, где мы не так давно побывали?
— И что все так за эти богатства цепляются… — недовольно проворчала Греза.
— Быть может, потому что все не имели их с детства и знают, каково это мальков на подножном корму выращивать? — предположила Прорва с изрядной долей сарказма, на что Солнышко пихнула ее локтем, пояснив:
— Никого она на подножном корму не выращивала, Утес был вполне достойный самец, и гарем отлично обеспечивал.
— А ты так прямо в курсе, — недовольно отозвалась Прорва и тут же обратилась вновь к младшей подруге: — Ну, так ты начала рассказывать, почему сбежала.
Греза тяжко вздохнула и, плюхнувшись на горку подушек, уставилась в пол. После недолгого молчания она, собравшись с духом, созналась:
— Я хотела встать на Путь Воина.
— А? — притворяясь, будто не расслышала переспросила Прорва, а Солнышко так просто вылупилась на Мелкую, не говоря ни слова.
— А что такого? — отбросив смущение, начала вдруг отстаивать свою позицию дочь Великой Матери. — Ведь есть же воительницы! Я, между прочим, несколько лет готовилась, старая Атака меня учила вплоть до своей Последней Охоты… Она отлично всех мальков натаскивала. Отец долго переживал, когда ее не стало, на предмет того, кто ж теперь его сыновей тренировать будет. Ну, вот, когда мои братья-одногодки в колонию отправились, я с ними затесалась, да на плацу перед стартовой площадкой засекли во время построения…
Пока Греза рассказывала, Солнышко, усевшись напротив, слушала, все больше недоверчиво хмурясь, Прорва же осталась стоять и поначалу сохраняла совершенно непроницаемое выражение лица, однако на последних словах вдруг не сдержалась и разразилась безудержным смехом.
— Ты? Мелкая? Воительница? — держась за бока, ухахатывалась Глава гарема. — Ну, ты даешь! Ай да умница!
— А что смешного? — обиделась Греза, сморщив личико.
— А все здесь смешно, — немного успокоившись, проговорила Прорва. — Ты, хоть, знаешь, кто в воительницы идет? Сироты, да на стороне нагулянные, да бесплодные. А, чтобы вот так взять и от богатых родителей свинтить… Ну, уморила! Ты мне еще недавно претензии предъявляла, что у тебя в комнате через оконную раму сквозит и ковер не того цвета, а сейчас выясняется, что ты намеревалась с мужиками на Охоты летать, да на деревьях ночевать под дождем! А ковер нужного цвета, надо думать, ты с собой таскать собиралась!
Греза оскорбленно молчала. Солнышко тихонько отползла вместе со своей подушкой в сторону, деликатно убрав из поля видимости старшей сестры недопитую бутылку. А Прорва все еще не собиралась униматься.
— Да ты погляди на себя, «воительница»! У тебя лапки тощие, как у цыпленка, ты как ими думала сражаться? — в подтверждение своих слов, Глава гарема вдруг схватила Грезу за запястье, подняв рывком на уровень своих глаз. А в следующий момент случилось нечто неожиданное. Вскипевшая от злости юная самка взвилась, точно потревоженный Жесткач и с гневным визгом повисла на руке старшей, вывернув чужую конечность каким-то немыслимым приемом. Далее, не давая обидчице и секунды опомниться, она буквально взбежала по телу Прорвы вверх и закинув ноги ей на шею, резко крутанулась… В следующий миг гордая дочь Великой Матери уже стояла, тяжело дыша, и рычала сверху вниз на распростершуюся перед ней обалдевшую Главу гарема. Солнышко, сидевшая рядом, едва успела увернуться, так как еще чуть-чуть, и Прорва рухнула бы всей своей массой прямо на нее.
«Струны богов» фальшиво тренькнули под когтями Осени и умолкли. В зале повисло гробовое молчание, все взгляды разом обогатились в сторону устроивших бесчинство Сумраковых жен. А потом сестер и их юную компаньонку впервые в жизни из гостей вежливо попросили…
— До сих пор не могу понять, как ты это сделала? — никак не унималась Солнышко на другой день. Погода выдалась на редкость теплая, и младшие самки расположились на веранде, наслаждаясь столь редкими в последнее время моментами тепла.
Накануне по дороге домой Прорва с Грезой не разговаривала, дулась и потом весь вечер; проигнорировала также утром, хотя Маленькая настойчиво пыталась пойти на мировую. Осень лишь сердито цокала, поглядывая на них со стороны, а Солнышко раз за разом безуспешно осмысливала увиденное.
— Я же сказала: я училась, — вновь объяснила Греза. — А Старшая… Она просто не ожидала.
— Никто не ожидал, — стрекотнула собеседница.
— Зря я это, — сокрушенно вздохнула младшая самка. — Как вот теперь с ней мириться…
— А никак. Через сутки — двое сама отойдет, не бери в голову. Прорва очень болезненно воспринимает поражения, особенно от кого-то, кто визуально меньше ее. Ты бы видела ее физиономию, когда Сумрак ее впервые уложил!
— Зачем он это сделал?
— Довела.
— Могу представить…
— Слушай, — Солнышко вдруг придвинулась с заговорщическим видом, — а, что, самца нашего, если потребуется, тоже свалишь?
— Не, тут вряд ли, — помотала головой Греза. — Только, если совсем врасплох застать… У меня ж не было возможности учиться и тренироваться столько, чтобы с воинами тягаться… После того года взаперти я уже лишний шаг сделать боялась… А потом одно к одному: мамочка решила, что меня надо как следует занять, чтобы я дурью не маялась, и распорядилась об усиленном курсе домоводства для меня. Тетки с утра до вечера не отставали со своими женскими премудростями. Потом время пришло партнера подбирать. Разумеется, подбирала тоже мама.
