Как поступил бы любой на моем месте, я начала со сбора данных: очень тщательно изучила этих новых для меня людей. Провела исследование не хуже антрополога – детально проанализировала верхушку среднего класса, стараясь выявить все то, что в этой среде считается «нормальным». Я обнаружила, например, что этим людям нравились фермерские рынки. Они читали нечто под названием «Нью-йоркер», о чем я раньше никогда не слышала, и посещали заведение под названием Starbucks, в котором я ни разу не была. Я узнала, что Coach – это производитель сумок, а не только учитель физкультуры[3], а «нюд» – на самом деле лак для ногтей… цвета ногтей и за него они платят деньги. Более того, я выяснила, что среди них модно обсуждать районные школы, даже если у тебя нет детей, и всегда состоять в каком-нибудь комитете – это придает весомости. Но знаете, что самое интересное?
Оказалось, притворство – это своего рода искусство, неотъемлемая часть такой жизни.
«Приве-е-ет, То-о-они!» – я прислушивалась к тому, как эти деловые ребята приветствуют друг друга на улице. Подчеркнуто доверительно – научиться бы и мне так. Они шумно общались в сити-холле – здании городской администрации Филадельфии, – похлопывая друг друга по спинам в идеально отутюженных костюмах. Их манера держаться была такой естественной и такой непостижимой. Я проводила много времени возле подобных зданий, стояла, смотрела, старалась мысленно повторять все, что увидела. «Приве-е-ет, То-о-они!» Я практиковала интонацию и стиль снова и снова.
Во время обеда я ходила в модные рестораны – просто послушать, о чем они там говорят. Интересно, что многие из них предпочитали сидеть за барной стойкой – особенно дамы – с бокалом белого вина за 20 долларов и с волосами, по цвету которых было понятно: она точно не сама дома красилась. «Карен, дорогая, как ты?» – нежно ворковали они, касаясь друг друга щеками. Я сравнивала это приветствие с тем, каким обменивались дамочки из моей юности. «Чё как, сучки?» – вваливаясь в совсем иного рода бары, хрипло спрашивали они с оскалом, напоминающим улыбки вырезанных на Хэллоуин тыкв.
Изучение культуры белых воротничков в Филадельфии походило на освоение какого-то нового языка, и это меня завораживало. Они могли сказать что-то вроде: «Сообщи мне, когда в твоем графике найдется свободное время», «Включи меня в свое расписание», – и все это я сразу же вносила в свой внутренний каталог; я не забыла добавить туда и слово «камамбер», которое мне почему-то показалось жизненно важным. Они встречались в десять утра, носили холщовые сумки-шоперы, ели песто, клеили на заднее стекло автомобилей специальные семейные наклейки – по числу и полу домочадцев и домашних питомцев. Пользовались кухонными комбайнами, каждый день отводили собак в специальный собачий детский сад, а в их домах непременно где-то висела надпись «Жить. Смеяться. Любить» (к счастью, примерно к этому моменту я поняла, что достигла своего предела).
Я была вуайеристом высочайшего уровня, самозванкой в их мире. «Притворяйся, пока не сработает» – это не просто какой-то дешевый совет, это был мой единственный способ выжить. Активно применяя его на практике, я открыла для себя и еще одну радость – кредит. О, каким счастьем было обнаружить, что в мире существует это. В дилерском центре Toyota, оказывается, никого не смущал тот факт, что я только выпустилась из университета и никогда прежде не работала на полной ставке: фокус-покус, вот тебе новая машина! Не смутило это и продавца в магазине Sleepy’s, который продал мне матрас за 5000 долларов в рассрочку. Дама из риелторского агентства сдала мне квартиру за 1000 долларов в месяц плюс оплата коммунальных услуг. А вот негодники из Sephora не предложили мне рассрочку, но кредитку мою приняли без проблем.
Финальными штрихами стали очки из магазина дешевых аксессуаров Claire’s за пять долларов, в которых я рассчитывала выглядеть на миллион, и один черный пиджак, который я носила каждый день как ритуальную одежду. Пиджак был не особо удачный, сидел плохо и быстро поизносился, но купила я его в демократичном магазине Forever21, решив, что это нормально, ведь мне самой двадцать один.
И напоследок я решила проблему с волосами. Прическу я отнесла к вопросам чрезвычайной важности, ведь любой мог определить уровень благосостояния человека по тому, насколько хорошо окрашены и пострижены его волосы. Я не знала, куда пойти и что именно сделать, но как-то увидела девушку с совершенно сногсшибательной стрижкой, попросила у нее имя ее стилиста и отправилась к нему. Триста долларов и еще какие-то платежи по кредитке – и я наконец-то выглядела частью этого мира.
И, ей-богу, мой план сработал. Вскоре я поняла, что живу прекрасной жизнью представительницы среднего класса, езжу на машине, подходящей представительнице среднего класса, работаю на подходящей работе и в подходящем офисе – именно так, как я всегда хотела. Я получила то, на что рассчитывала: апартаменты в высотном здании, где я могла носить достаточно дорогие туфли на каблуках и пить карамельные макиато с ощущением, что делаю для себя что-то важное.
Имелась лишь одна проблема: четыре года спустя я поняла, что все еще не сделала ничего особенного.
На поверхности «плохого» не было. К тому времени я даже обзавелась новеньким трехэтажным домом и жила в нем с настоящим классным парнем, имевшим, помимо всего прочего, такую штуку, как сберегательный счет! А еще несколько пенсионных счетов! И сочетающиеся между собой чемоданы! (Чудо ведь, а не парень, согласитесь?) Он хорошо зарабатывал, я неплохо зарабатывала, и парковщики престижного ресторана Maggiano’s уже без напоминаний оставляли место для нашей машины. Я там обычно заказывала равиоли с четырьмя видами сыра, он выбирал блюдо с названием, которое мы оба не могли произнести; мы пили дорогое вино и притворялись взрослыми.
Притворство – суть моей жизни в тот период. Я считала, что синдром самозванца со временем пройдет. Разве это не так работает? Как только у вас на самом деле все получится, можно будет бросить все эти шарады – ведь вы уже на своем месте, передайте-ка картофель фри с трюфельным маслом. Однако чем больше я погружалась в свою тщательно скроенную, типичную для среднего класса жизнь, тем более фальшивой она мне казалась. Я продолжала думать, что должно еще пройти время, все обязательно встанет на свои места и я буду во всеоружии, готовая ко всему, с теплым яблочным пирогом в духовке и накопительным вкладом в международном банке со ставкой 0,025 процента. Я не сомневалась: надо лишь подождать, и зрелость сама ко мне придет, как и любовь к лакрице.
Тут и ежу понятно: мне следовало быть благодарной.
Но большая пропасть лежит между «быть благодарной» и «быть довольной». Это, конечно, всего лишь современный конфликт привилегий, но все же это реальная проблема. Многие люди только посмеются: раз у тебя есть время скучать, значит, не на что жаловаться. Остальные-то настоящим делом заняты! Но хроническая скука возникает не из-за отсутствия дел – она рождается, когда вы делаете что-то не то. Когда вы абсолютно не понимаете, чего в действительности хотите. Получается, хроническая скука – результат эволюции, реакция психики на разрушительное поведение. Это предупреждающий знак: пора рвать когти, что-то идет не так. Дети интуитивно понимают это: чуть стало скучно – их и след простыл. Но мы, взрослые, знаем, что должны терпеть. Проявлять упорство. Сохранять спокойствие и двигаться дальше.
Мы не распознаем предупреждающие знаки. Мы продолжаем работать ради неправильно поставленных целей. Например, ради денег. Но тогда я не осознавала, что деньги неспособны излечить от глубокого разочарования человека, недовольного собственной жизнью.
И всего-то?
Ни о чем другом я больше не могла думать. Меня не радовало ни одно мое карьерное достижение, и неважно, сколько усилий я приложила на пути к нему.
