Когда Матерь скрылась за войлочными кибитками, Золотце резко поменяла своё поведение, а за одно и отношение к молодому берднику. Она тут же его заприметила, сделав вид, что только что обратила внимание на двух молодцев ими же прижатых к стенкам войлочных кибиток.

– О, здрав будь сирота, – весело поприветствовала Матёрая, притом сделала это громко, на показ, явно замышляя что-то не хорошее, при этом мило улыбаясь и протискиваясь меж своими спутницами, пристраиваясь в плотную к Кайсаю и начиная придуриваться, – как тебе спалось без меня этой ночью? Не замёрз ли ты Кайсай, после греющих плетей?

– О, будь здрава Золотые Груди, – так же громко ответил Кайсай, решив поучаствовать в состязании по спортивному зубоскальству, раз дева так настойчиво напрашивается, при этом почтенно с достоинством кланяясь, – как же мне не мёрзнуть несчастному, коль после золотых да тёплых…

Тут Рыжий сделал паузу, многозначительно уставившись на золотые шары, выпирающие из брони боевой девы двумя таранами и как бы опомнившись, продолжил юродничать:

– Пришлось мне сироте на голой земельке ночь коротать. Мешок с поклажей до самого утра мять вспоминая тебя ласковыми словами. А тебе как спалось, Золотце, без моего-то могучего меча, что в кожаных ножнах? Не страшно ли было тебе девица?

В один миг вокруг собралась толпа зрителей в составе всей девятки, прискакавшей с Матерью, как успел посчитать Кайсай. «Мужерезки» все как одна без исключения имели одинаковое выражение лица. Там застыла смесь недоумения по поводу ещё пока живого покойника, посмевшего рот раскрыть в их присутствии и закипающей злобы-ненависти, начинающей выплёскиваться из глаз, выслушивая наглый тон этого не пуганного мерзавца.

Но игривое поведение Золотца, одной из своих сестёр и притом, похоже, не самой последней в их душегубной иерархии судя по обилию золота, накладывало на лица «мужерезок» вдобавок ко всему прочему налёт полного непонимания происходящего. Предвкушая нечто интересное, боевые девы поспешили по-быстрому занять самые удобные места среди зрителей. А когда Золотце, пристроившись к жертве на расстоянии вытянутой руки заразительно залилась звонким девичьим смехом, то вообще впали в прострацию, и кое-кто из них даже рты приоткрыл от удивления.

Стражи входа как один прикинулись вкопанными столбами, вытаращив на самоубийцу глаза, то бишь на рыжего бердника и все сообща мучились вопросами: «Что делать и за кем бежать если что»?

В отличие от их совместного путешествия на этот раз Золотце вела себя раскованно и вполне естественно, ни перед кем не выпендриваясь. Поведение золотоволосой Матёрой говорило, что её окружение равного с ней уровня и тут она может себе позволить быть несколько другой.

– Кайсай, – театрально взмолилась отсмеявшаяся дева, – ну, тебя рыжую морду ничем не пронять. Я-то думала, он бедняга по мне плакать будет, убиваться бессонными ночами, а ему трын-трава – по колено борода. И где же там твой кожаный меч, что ты обеими ручками держал, отпугивая от меня лиходеев?

С этими словами она демонстративно наклонилась к его штанам, как бы пытаясь что-то там мелкое разглядеть и шутовски разведя руки в стороны жалобно констатировала:

– Там нет ничего, – и сделав испуганное личико, наиграно положив ладони на щёчки притворно ахнула, – ах, неужто оторвали? Аль потерял, где?

Суровые зрительницы, смотревшие за дурачившейся сестрой и поняв, что это продолжение какого-то прежнего шутовства, начало которому они видимо пропустили, весело захихикали высоким перезвоном девичьего смеха, оценив шутку подельницы по достоинству. Но Кайсай в долгу не остался.

– Девонька. Золотце. Ты опять всё перепутала. Вот он меч, – и с этими словами рыжий перекинул акинак на правую ногу, звонко шлёпнув по бедру тяжёлыми ножнами, – он железный, красавица. Очень острый, оттого в кожаных ножных. Нигде он не терялся, да и как его можно от меня оторвать. Ты, наверное, опять меч с чем-то другим перепутала. Видимо по ночам, напуганная темнотой ты не за то держалась обеими руками.

Тут раздалось дружное ржание мужицкой половины зрителей, девы лишь скривились, но воздержались от громкого проявления эмоций.

– С чем перепутала? – переспросила Матёрая, делая вид полного недопонимания, смешанного с презрением к тому предмету, о котором ведёт речь, это наглое создание мужицкой породы.

– Тс! – быстро зашипел Кайсай, прерывая Золотце и лишая её инициативы в нападении, делая бешеные глаза и переходя на заговорщицкий тон, настороженно озираясь по сторонам, как бы кто не услышал страшную тайну, но убедившись, что вокруг никого нет кроме них, а зрители в ожидании распахнули рты в улыбках, заговорил понизив голос, но чтоб все слышали, – там, – и Кайсай недвусмысленно указал взглядом, где именно, – у каждого мужика такая штука интересная растёт, чем он девкам пузо надувает, делая вот таких размеров.

При этих словах он изобразил руками оговорённые размеры, ещё при этом зачем-то надувая щёки для пущего образа и тут же резко превратившись в обольстителя, томно предложил постылые услуги:

– Хочешь, и тебе по блату надую. Очень красиво смотрится.

Толпа, заполнившая уже всё свободное пространство, грянула хохотом словно раскатистым громом.

На этот раз даже боевые сёстры Золотца поддержали своим пронзительным визгом рыжего оппонента. Становилось всё интересней и интересней с каждой репликой. Золотце подбоченилась, выждала пока хохот стихнет и жалобно, чуть ли не плача, показательно взмолилась:

– Кайсай, мальчик мой, да пока у тебя там хоть что-нибудь вырастит, я состарюсь к едреней матери и сдохну от старости!

Очередная пауза в их парном выступлении, заполнилась громким гоготом больше напоминающий атакующий ор орды.

– Так ты поухаживай за ростком, – во всю глотку заорал в ответ рыжий наглец самым бесстыжим образом выгибаясь и выставляя свой передок, тоже изменив голос словно собирается реветь.

Договорить ему зрители не дали, так как его окончание утонуло в многоголосой истерике. На этот раз пауза затянулась дольше. Но вот хохот резко стих, как оборвался. Оба участника словесного поединка повернули головы в сторону входа и тут же засуетились будто пойманные на непотребстве.

Прямо перед ними стояла золотая баба с хищной улыбкой людоедки на красивом лице, а возле неё, судя по дорогому наряду, сам верховный атаман всей орды и оба пристально смотрели на сладкую парочку.

Золотце постаралась отодвинуться от рыжего наглеца, но ей этого не удалось сделать как ни пыжилась и ни толкалась, потому что сзади и сбоку вплотную подпёрли её же соплеменницы. А Кайсай и раньше никуда не мог двигаться, он оказался изначально прижат к кибиткам, оттого даже не попытался рыпаться.

– Что здесь происходит? —повелительным тоном, но, не пряча хищной улыбки поинтересовалась Великая Матерь, – я уж думала здесь крови по колено, а они, видите ли, лясы точат. Я смотрю, молодец ты на язык остёр? – обратилась она к Кайсаю, очень недобро, даже вызывающе.

Рыжий сполз с коня на землю, протискиваясь между своим Васой и жеребцом Золотца, выходя к золотой бабе и почтительно стянув шапку поклонился в пояс, после чего мотнул головой таким образом, что коса, сделав по воздуху круг, опустилась ему на грудь, глухо стукнувшись о бронь. Матерь распахнула изумительные лазоревые глаза от столь эффектного приветствия юноши и подошла к молодцу вплотную, схватив его рыжую косу и пристально рассматривая. Повертела, пощупала, а затем обратилась к своим спутницам:

– Девы, вы б научили пацана косу плести, а то ведь не понять по плетению, толь девка «навыдане», толь «взаперти» сидит.

Все зрители оценили шутку по достоинству, заливаясь звонким раскатистым смехом. Все, кроме Кайсая, хитро прищурившегося, соображая с чего бы такой важной особе, почти божественной, играться с ним в народное зубоскальство. Не смеялась и Золотце. Та не только не веселилась, но и с лица спала побледнев, настороженно сверля спину молодого бердника. Она очень боялась, что этот безголовый от рождения урод за ответным словом в карман не полезет, и её опасения подтвердились в самой ужасной форме в её понимании.