В этот момент в воду блеснула форель, и он стал показывать Даниле рыбину в ее среде обитания, но мальчику эта рыбалка надоела уже в первые пять минут, и он просто бросился в небольшой лесок.

– Далеко не уходи, чтобы я тебя видел,– закричал Иван сыну вслед.

– Хорошо, папа,– крикнул тот в ответ, скрываясь за кустами и выныривая уже из-за деревьев в паре метров.

На этой стороне реки оказалось намного лучше, чем на том берегу. Теперь он стоял в прохладе, под тенистым деревом, и мог не бояться, что солнце причинит вред его сыну.

Вытащив шестую рыбину за сегодняшний день, он вновь закинул удочку и посмотрел на часы. Приближалось время обеда, и он стал думать, чем ему накормить сына. Привередливый Данила ел только сосиски с макаронами. Но ни того ни другого у него сейчас не было. Зато были консервы с килькой в томатном соусе и отварная картофель. Думая о том, как заставить пацана утолить голод тем, что есть, он решил, что набегавшись и потратив кучу калорий, тот накинется даже на очистки из-под той самой картошки. Ухмыльнувшись, он хотел было вернуться в к своему любимому занятию. Но тут что-то привлекло его внимание. Нет, даже не так. Его внимание привлекло отсутствие чего-то. Только сейчас он понял, что давно уже не слышит ни смеха Данилы, ни того звука, которым он изображал работающий пропеллер самолета, бегая по роще между деревьями расставив руки и изображая крылатую машину. Не было слышно даже пения птиц, ни цокота сверчков, ни жужжания прочих насекомых, которые до этого роем вились вокруг него. Ивану даже стало казаться, что река тоже убавила громкость своего рокота.

Вокруг стояла тишина.

– Данила-а-а-а,– сложив ладони рупором, Иван позвал сына, пытаясь рассмотреть того сквозь деревья. Но ответом ему бал тишина.

Дальше он бегал по тому маленькому лесочку, который был их спасением от солнца, а теперь стал преградой ему в поисках сына, пытаясь отыскать мальчугана. Но Данила не отзывался. Через пол часа Ивану стало ясно, что сына здесь нет. Паника, сначала нахлынувшая на него, стала отступать, и он стал мылить разумнее. Так, через мост Данила не переходил, иначе бы он увидел его, не совсем же он ослеп. В реку он тоже не входил и не падал – берег прекрасно просматривался, и Иван бы обязательно увидел сына, если бы тот подошел к воде. Если в роще мальца не было, то оставалось только одно место, к которому здесь Данила проявил интерес. Иван выбежал на дорогу, начинавшуюся сразу за мостом и посмотрел вдаль, в сторону полуразрушенной деревни. Данилы видно не было. Но это и не удивительно. Во-первых, дорога, хоть и была накатанной, и кое-где даже присыпанной гравийкой, но уже изрядно заросла травой, и из-за небольшого роста сын мог просто не просматриваться. А во-вторых, неизвестно как давно Данила отправился в деревню. А то, что его сын пошел именно туда, теперь сомнений не оставалось – кое-где трава на дороге была примятой и, продолжая звать сына, а мысленно ругать его и обещать самому себе наказать неслуха, Иван отправился по его следам.

Солнце палило нещадно, и до деревни он добрался мокрым от пота, с тяжелой отдышкой и ругая себя на чем свет стоит за то, что не уследил за сыном и не взял с собой воды. Губы слипались и требовали влаги. И даже тревога за сына не помогала справиться с жаждой.

Деревня находился почти в двух километрах от реки, но Ивану показалось, что он преодолел десятикилометровый марафон. В свои тридцать лет, он страдал от лишнего веса, но отказаться от вредной пищи и заставить себя заниматься физическими упражнениями так и не смог. Или просто не хотел. Да и не важно это сейчас. Он потряс головой, чтобы убрать из головы ненужные мысли и вновь позвал сына, хотя из-за жажды голос стал хриплым, даже сиплым и соответственно совсем не громким. Мужчине пришло в голову, что шестилетний пацан в такую жару не смог бы пройти два километра. Он бы не выдержал этот путь, да и испугался так далеко уходить от отца. На как же следы. Ведь следы вели от самой реки прямо сюда, ведь если это следы не Данилы, то кого же? И где тогда его мальчик? Вопросы роем кружили у него в голове, но ответов ни на один не было.

Войдя в деревню, Иван оказался сразу на главной, и единственной улочке. Домов было немного. Они располагались по обоим сторонам дороги и выглядели жалким образом. Старые, полуразваленные, почти без кровли, дверей и окон.

– Данила, черт тебя подери, ты где? – вновь позвал сына Иван, пытая отыскать следы сына. Но, на удивление, зарослей травы на дороге на главной улице не было, поэтому, едва войдя в брошенную деревню, он потерял след мальчонки.

Только сейчас у него возникла мысль, что может, нужно было вернуться в село и снарядить поисковую экспедицию, но тут же отбросил эти мысли. Что, если бы он уехал, а Данила вернулся, и не нашел бы его на берегу. Он даже представил себе, как бы испугался ребенок. А может, он и сейчас испуган. Что если Данилка заблудился. Что если он вышел из деревни и заблудился, и сейчас сидит и плачет где-то, зовет маму и его, отца. У Ивана защемило сердце от одной только мысли о том, что чувствует сейчас его потерявшийся сын. А через секунду еще одна, более страшная мысль пришла ему в голову, и внутри него словно бы образовалось пустота. Он глубоко вздохнул и присел на корточки держась за голову. Он ведь совершенно не знал, какая живность водиться в здешний местах. А это ведь лес и горы. Здесь и вокли могут быть, и медведи!

– Данила! Данилка! Сынок! – Иван снова начал звать сына, но ответом ему была только тишина.

Бегая от одного дома к другому, мужчина проверял, нет ли его мальчонки где-нибудь среди этих развален. И каждый раз с замиранием сердца он входил в очередную хижину, в надежде обнаружить там спящего сына, и каждый раз его постигало разочарование. И хотя в глубине души он понимал, что Данилы здесь нет – тот просто не мог не услышать, как отец зовет его, Иван продолжал метаться между развален. Он просто не знал, где ему искать ещё.

Через два часа, обессиленно рухнув на землю посередине деревни, Иван завыл в голос. Слезы стекали по пыльному лицу, оставляя на щеках грязные разводы, которые он еще больше размазывал, пытаясь вытереть их грязными ладонями. Он потерял сына, потерял Данилку. Ему уже было все равно, что Света никогда больше не даст ему ребенка, да он был готов даже никогда больше не видеть мальчика, лишь бы тот только нашелся, лишь был он был живой и невредимый.

Внезапно Иван резко выпрямился и пытался уловить промелькнувшую у него мысль. Ну конечно же! Он же об этом уже думал раньше, когда раздумывал над тем, чтобы вернуться в село и собрать поисковую экспедицию. Он тогда еще подумал о том, что это невозможно, потому как он уедет, а Данила может вернуться на берег. А что если сын уже на берегу, что если он уже вернулся и пытается понять, куда делся его папа. Эта спасительная мысль начала казаться ему настолько реальной, что он уже не сомневался, что так оно и есть. Они с Данилой просто разминулись. Сын от скуки пришел сюда, посмотрел, что кроме разрушенных домов здесь нет ничего интересного, и решил вернуться, только может немного сбился с пути и пошел не той дорой, но потом вернулся на прежний путь и благополучно вернулся на берег.

Иван резво вскочил на ноги и бросился по дороге прочь и деревни. На берег, к сыну. И уже при выходе из заброшенного места он резко остановился у крайнего дома и прислушался.

Хруст. Но не веток. Хруст стекла. Словно кто-то ходил по разбитому

стеклу. Пытаясь определить источник звука, он устремил свой взгляд на третий дом по правой стороне. Здание с обрушившейся крышей, выбитыми стеклами и без дверей манило его и притягивало своей тишиной. Но Иван был просто уверен, что именно из этого дома шел звук ломающегося стекла.

– Данила? – его интонация имела вопросительный оттенок, так как Иван уже принял как данность, что его сын уже сейчас был на берегу, и воспроизводить этот шум мальчик просто не мог. Или мог. Может он ранен? Нет, он же уже заходил в этот дом, и там было пуста, не считая мусора и строительных обломков.