Ему не нужна была еще одна лекция о раздевании сегодня (или когда-либо еще).

Но он был удивлен, что Хоук стал настаивать.

У Мо было четыре старшие сестры.

Хоук знал, что у Мо есть четыре старшие сестры и мать, за каждой из которых Мо присматривал с тех пор, как у него появилась первая связная мысль, так что он ни за что не станет заводить отношения с женщиной, раздевающейся за деньги.

Но это было неважно.

Дело было не в том, что это была ее работа.

Его работа была защищать ее.

И он мог это сделать.

— Я займусь этим, Хоук, — повторил он.

Хоук посмотрел на него.

Мо молча уставился на своего босса.

Хоук понял, что он имел в виду, и потому сказал:

— Я сделал звонок своему другу в ФБР, в качестве одолжения. Это дерьмо с религиозным фанатизмом, Лотти, возможно, не первая у этого мудака. Отправил ему копию письма, он прогонит его через их систему, проверит, совпадают ли какие-нибудь обороты фраз и другое дерьмо.

Хорошо.

Мо кивнул.

— Почтовый штемпель нам ничего не дал, — продолжал Хоук. — Анализируем принтер, тонер, бумагу, конверт, марку. Марка самоклеящаяся, так что ни ДНК, ни отпечатков, это не предвещает ничего хорошего. Может что на клапане будет. Снял отпечатки пальцев с письма. Пусть один из наших друзей из полиции их проверит.

Лотти не прикасалась к самому письму, только к копии.

На самом письме должны быть отпечатки его, Хоука, Смити и, возможно, преступника.

Мо чертовски надеялся, что если это так, то парень будет в базе, так что все это могло закончиться быстро для Лотти, а также и для него.

— Мы с Хорхе сегодня посидели со всеми вышибалами и барменами. Завтра ударим по всем, кто сегодня был не в настроении. И танцовщицам, — продолжил Хоук. — Спрашиваю, видел ли кто-нибудь кого-то, от кого исходила дурная вибрация, завсегдатаев, которые пугают любого, кто сказал что-то не то.

— Знаю правила, Хоук, — напомнил ему Мо. Но он спросил: — Ты что-нибудь узнал?

— Это стрип-клуб. Каждый второй мудак испускает плохую вибрацию, пугает кого-то или говорит что-то не то.

Отлично.

— Мы поймаем его, и быстро, Мо, — заверил его Хоук.

Мо снова кивнул.

Музыка смолкла, толпа обезумела, и без приказа Хоука, без единого слова, Мо развернулся и быстро зашагал по коридору.

Он встретил Лотти, когда она спускалась со сцены, натягивая халат.

Она едва взглянула на него, прежде чем броситься через коридор в гримерку танцовщиц.

— Мужчина входит! — крикнула она, толкая дверь.

Он остановился на секунду, две, но этого было достаточно, он дал девочкам прикрыться, прежде чем последовать за ней.

Он шагнул в море стриптизерш, направлявшихся через дверь в коридор, когда входил.

— Со всем разберусь, Мо, — услышал он голос Хоука.

Мо оглянулся через плечо, поднял подбородок на своего босса, затем отвернулся, прежде чем закрыть дверь за собой и Лотти.

Он был в этой гримерке раньше, когда она готовилась к выступлению, сидя перед одним из тех зеркал с огнями вокруг, которые можно увидеть в фильмах, макияж и дерьмо для волос разбросаны по всему небольшому прилавку перед ней. Она одевалась за ширмой, что удивило его, учитывая, чем она зарабатывала на жизнь, но, увидев ее в первый раз за сценой, он был благодарен ей за это.

Других танцовщиц явно предупредили, прежде чем он появился.

Кто-то из них переодевался за ширмой, кто-то, не стесняясь его, делал это в открытую.

Он не смотрел. Он находился здесь не для этого.

Но он начинал понимать разницу между жизнью и работой.

Это было их пространство, и для некоторых из них оно было безопасным.

Для них это была работа, за счет которой они могли оплачивать счета.

Кроме этого, Мо особо не оглядывался, ему было наплевать, как выглядит раздевалка стриптизерш.

Он не понял, но Лотти оказалась перед ним.

Он автоматически напрягся всем телом, когда она положила свои маленькие ручки ему на грудь и толкнула изо всех сил.

Он не сдвинулся ни на дюйм.

Прежде чем он успел спросить, какого хрена, она уже кричала.

— Где ты был?

О, черт.

Он открыл рот, чтобы ответить, но она продолжала кричать:

— Я закончила выступление, искала тебя, но тебя там не было!

Точно.

Он почувствовал, что она напугана.

Но она этого не показывала.

Большая ошибка.

Он не должен был так поступать с ней.

Она не должна чувствовать то, что чувствовала.

Большая часть этого была не на нем.

Но он не должен был оставлять ее.

Никак не должен.

И это зависело от него.

Хуже всего было то, что он чувствовал себя плохо, не потому что она испугалась.

Он чувствовал себя плохо, потому что напугал Лотти, и не хотел, чтобы она чувствовала страх или что-то еще.

Он столько раз охранял людей, столько уже работал телохранителем, что сбился со счета.

Но в этот раз все было по-другому, это он тоже знал. Но чувство, которое он испытывал, зная, что спровоцировал ее страх, теперь он понял, что этот случай будет для него самой трудной задачей, нежели он раньше думал.

— Хоук хотел поговорить со мной, — сказал он. — Хорхе смотрел за тобой. По другую сторону сцены.

— Может Хоук поговорить с тобой после того, как ты мне скажешь, что тебе нужно отойти, чтобы Хоук мог поговорить с тобой? — спросила она.

— В следующий раз мы так и сделаем, — пробормотал он.

— Господи! — закричала она.

И тогда.

Бл*дь, ожил его худший страх (на данный момент).

Она неестественно повернулась, провела рукой по волосам, посмотрела в пол, в волнении зашагала по комнате и шепотом запричитала:

— Господи, Господи, Господи.

— Лотти.

Она остановилась к нему спиной, но подняла руку в его сторону, ладонью вверх, и приказала:

— Я сейчас возьму себя в руки.

Лучше бы она устроила истерику. Иногда людям нужно было выплеснуть накипевшие эмоции, выплакаться, закричать, чтобы они смогли собраться все, потом став сильнее.

Но, черт возьми, у него буквально чесались руки притянуть ее к себе, чтобы она почувствовала, какой он большой парень, сильный, крепкий, и он ее прикроет.

Он не мог этого сделать, поэтому сделал единственное, что мог.

— Ты же знаешь, что это вполне нормальное состояние бояться этого парня, — произнес он ей. — Он псих.

— Меня не так легко напугать, — возразила она.

Да, он чувствовал, что не легко.

Но для нее это была новая территория.

Не для него. Не для Хоука. Хорхе. Возможно, даже Смити.

Хуже всего было иметь дело с фанатиками. Не имело значения, были ли они фанатами «Бронкос» или верили в Бога, было трудно столкнуть их с этого пути, потому что они убедили себя, что делают праведную работу.

Если в вашей жизни не было большего смысла, чем футбол или исполнение вашей извращенной версии, что, по вашему мнению, Бог хотел, чтобы вы делали и как жили, у вас появлялась серьезная проблема.

Она повернулась к нему, взявшись руками за пояс халата, потуже затянув его.

Но Мо не следил за ее руками.

Он пристально смотрел ей в лицо.

Это был его худший страх.

Всегда.

Ужас застыл на ее лице, большие карие глаза наполнились слезами.

— Сестра прикрыла меня своим телом, — сказала она.

Это было совсем не то, что он ожидал услышать.

— Что? — спросил он.

— Джет, когда в нас стреляли в комнате, где люди стреляли друг в друга, моя сестра была там. А когда полетели пули, она прикрыла меня своим телом, — объяснила она.

Мо понадобилась минута.

Она была в комнате, где люди стреляли друг в друга, и ее сестра прикрыла ее своим телом?

— Джет и мама… Джет и мама…, — крупная слеза скатилась по щеке. — Джет и мама сойдут с ума, если узнают, что происходит. А мама едва пережила свой первый инфарк.

— Когда в тебя стреляли?

Он задал вопрос, но он не узнавал собственного голоса. Голос звучал низко и хрипло, как будто полз вверх по горлу прямо из кислоты в кишечнике.