— Ага, — ответил он.
— Сколько?
— Двое или трое.
— Я не становлюсь моложе, Мо.
Ну, черт возьми.
Теперь он снова боролся с улыбкой.
— И ты тоже, — заметила она.
— Верно, — пробормотал он.
— Мы со всем разберемся, — заявила она.
Он шумно втянул воздух носом.
— Мы сможем со всем разобраться, Мо, — заверила она его.
— Это порежет меня на части, если ты решишь потом двинуться дальше.
Она замерла от его признания, ее лицо окаменело, когда она уставилась на него.
— Ты хорошая женщина. Неподражаемая. Умная. Забавная. Любишь своих племянников, открыто выражая им свою любовь. Они любят тебя так сильно, ты заботишься о них, поэтому они чувствуют себя настолько свободно, отдавая тебе свою любовь. Ты немного нахальная. У тебя есть талант. Ты веришь в то, чем занимаешься, и изо всех сил стараешься быть лучшей в этом. Ты по-доброму относишься к своим друзьям. Умеешь готовить. Я хочу попробовать с тобой, Лотти. Хочу узнать, насколько лучше все может стать. Но у меня уже был опыт — ключ, и имея этот опыт, знаю, что ты можешь дать этот ключ, а потом его забрать, и для меня все будет не так, как с Тамми. Это порежет меня на куски. Теперь, узнав мое мнение, что ты скажешь?
Она не стала ждать ни секунды, просто рявкнула:
— Позвони Хоуку и скажи, чтобы он работал быстрее.
У Мо больше не было желания ее отшлепать.
У него были совсем другие желания, и он должен был взять себя в руки, чтобы их побороть.
Именно тогда он понял, что она готова ухватиться за любую предоставленную ей возможность быть с ним.
Даже добиваясь того, чего она так хотела, когда у него почти не оставалось сил бороться с ней.
— Что случилось в Афганистане, малыш?
— Потерял двух братьев и убил людей, вероятно, они были мирными жителями.
И именно в эту минуту он понял еще кое-что, что она пойдет до конца, чтобы получить то, что хотела, чтобы дать ему то, в чем он так нуждался.
— Ты все еще держишься за эти воспоминания? — мягко спросила она.
— Поэтому я постоянно себя чем-то занимаю.
— И поэтому ты спишь только по четыре часа в сутки.
— Ага.
— О, Мо, — пробормотала она, и оба этих слова были полны сострадания, он увидел в ее глазах. — Я не могу тебя сейчас обнять, верно?
— Нет.
— Ладно, хотя сейчас я не могу тебя обнять. Но могу пообещать, что позабочусь о тебе, Мо.
— Это трудная задача, Лотти.
Она узнала про малую толику того, что было в Афганистане.
Обо всем остальном она не имела понятия.
— Я упорная и целеустремленная, малыш, — тихо произнесла она.
Мо стоял неподвижно, не сводя с нее глаз, вздохнув.
— Может тебе лучше передать меня кому-нибудь другому из людей Хоука? — предложила она.
О, черт возьми, нет.
— С тобой не будет никого, кроме меня, — прорычал он.
Она тут же кивнула.
Потом улыбнулась.
Не победоносно.
А с благодарностью.
— Хочешь посмотреть телевизор? — спросила она.
— Конечно, — ответил он.
— Игру? – спросила она.
— Неважно, — пробормотал он.
— Кино?
— Для меня все отлично.
— Мо?
— Что?
— Спасибо, дорогой.
— Ты должна прекратить это, детка, — мягко произнес он.
Она тут же кивнула.
— Точно. Правильно. Все должно быть профессионально.
Как будто она могла так себя вести с ним.
Но, по крайней мере, у нее имелись мозги, и она понимала всю серьезность ситуации.
А после…
Он позволил себе задуматься, что будет после, когда все это закончится на самом деле.
— Я сделаю попкорн, — сказала она.
— Я проверю периметр.
Она широко улыбнулась ему.
Огромной и счастливой улыбкой.
Так…
Точно.
Когда все будет сказано и сделано, может он, выйдет победителем на этот раз, или она разрежит его на куски, превратив в пыль.
Но сейчас он понял и еще одну вещь, неважно какой будет конец всей этой истории… после.
Пока же Мо старался сделать Лотти счастливой как можно дольше и как можно больше.
7. Постепенно
Лотти
Свет погас.
Я бросилась со сцены, Мо стоял за кулисами, поджидая, тут же набросив мне на плечи халат.
От него приятно пахло. Чистотой. Мылом и мужчиной.
Он принял душ и вернулся ко мне еще до окончания моего выступления.
Мне хотелось наброситься на него.
Вместо этого я просунула руки в рукава и едва успела отвести руки в стороны, чтобы застегнуть халат, как его большая рука крепко сжала мое плечо, и он практически потащил меня вниз по ступенькам в боковой коридор.
Был вечер вторника.
Достаточно сказать, что Мо теперь знал, к чему все приведет после того, как угроза нападения на меня минует, и я знала, к чему это все приведет, и мы с нетерпением ждали этого момента, когда же все это произойдет.
Но поскольку Мо был Мо, его терпение, как и все остальное в нем, проявлялось гораздо шире.
Этот человек был бомбой замедленного действия.
Отчасти это было связано с его желанием узнать меня получше, и было тяжело (очень трудно) пытаться вести себя непринужденно, держаться на расстоянии, оставаться профессионалом, когда мы были вместе двадцать четыре часа в сутки.
Мы вместе готовили. Вместе ели. Вместе смотрели телевизор. И после того, как я закрыла окна простыней (что мне не нравилось первоначально и сейчас, но с этими простынями я получила возможность зависать с Мо перед телевизором, поэтому меня это устраивало), Мо развалился на диване напротив меня в моей спальне с закрытыми глазами, пока я читала. Даже с закрытыми глазами я знала, что он проснулся, выглядя бодрым (и безумно сексуальный, отчего хотелось его трахнуть прямо сейчас), но несмотря на то, что он открыл глаза, был уже весь настороже.
Мы разговаривали.
У нас не было другого выбора, кроме как узнать друг друга получше, и то, что я узнавала мне нравилось (хотя он был не очень разговорчив, и с каждым днем становился все более немногословным из-за того, что его терпение все больше и больше истощалось).
Я также знала, что ему нравится то, что он узнавал обо мне.
С момента нашей первой встречи слова для Мо были не нужны, он спокойно мог общаться и так. Поэтому я получала в ответ больше смеющихся серебряных глаз и нежных взглядов, которыми он меня одаривал…
Мужчина.
Да.
Все должно было скоро закончиться.
Бомба замедленного действия Мо также имела непосредственное отношение к здоровяку, который хотел заняться со мной сексом.
И между прочим, мне так нравилось, я просто обожала, что он тогда сказал, как о занятии со мной любовью.
Но он был слишком мужчиной во всем, а мужчинам нужно было что-то получать, он спал в моей комнате, жил в моем доме, смотрел, как я раздеваюсь перед другими. И его потребность была такой сильной, что у нее появился свой вкус, запах, ощущение, его потребность была постоянной и становилась все сильнее с каждым днем.
И то, что он не мог дотронуться до меня, для него, наверное, было настоящей пыткой.
Я это знала, потому что для меня это тоже было пыткой.
И с каждым днем становилось все хуже.
И последнее, но у меня появилось такое ощущение, и это было самым главным, терпение Мо имело острые края, которые, как я предполагала, не были связаны с желанием пригласить меня на ужин, поинтересоваться какой у меня любимый цвет, а затем отвезти меня домой и трахнуть.
Острые края заключались в том, что этого психа еще не поймали, и в этом было что-то действительно нехорошее.
Я не спрашивала. Если Мо считал нужным поделиться со мной тем, что мне следовало знать или он хотел, чтобы я знала, он говорил.
Более того, я думала, что это был еще один его способ, которым он пытался меня защитить. Он был именно таким парнем. Он должен был это делать.
И хотя все это не вызывало у меня желания прыгать от радости, я не настаивала.