– А с кем у них клеится? – спросила я чисто из вежливости (никогда не верила в гороскопы).

– Со скорпионами. У тебя там, кстати, на новой работе не предвидится свободных скорпионов?

– Понятия не имею. Но если встречу, обязательно маякну.

Бабушка заметно повеселела. Мы перекинулись еще парой фраз, после чего тепло распрощались. Я затолкала телефон в задний карман шорт и снова огляделась. Ну и где этот мерзкий Павел?

Настроение снова стало ухудшаться. К тому же на улице было довольно зябко, и я быстро замерзла. Ноги покрылись гусиной кожей, а грудь… В общем, добавила мне плюс сто к развратности. Я обхватила себя за плечи, чтобы хоть как-то замаскировать озябшие прелести. Так! Жду еще десять минут и звоню Георгию. Раз ему нравится быть рыцарем, пусть вытаскивает меня из организованной им же передряги.

Только я это подумала, как увидела в толпе Павла. Он пробирался ко мне с таким выражением лица, будто ненавидит весь мир. А позади него семенила высокая, худенькая девочка лет двеннадцати. Лица последней я рассмотреть не могла, как ни старалась. Она низко-низко наклоняла голову, позволяя темно-русым прядям окружить ее плотным коконом.

Сердце у меня забилось быстро и гулко. Ох, сейчас, главное, не ударить в грязь лицом!

Я поставила сумку у ног и сделала шаг вперед.

– Лида? – почти без эмоций произнес Павел.

Девчонка словно ощутила искусственность ситуации. Она вскинула голову и уставилась на нас самыми проницательными в мире глазищами. Мне стало не по себе. Возникло ощущение, что меня видят насквозь. Чтобы спасти ситуацию, я распахнула руки и заорала как ненормальная:

– Пашка! Пашенька!

А потом кинулась на грудь своему нанимателю. Наверное, не стоило. Точно не стоило: Павел инстинктивно подыграл, обнял меня своими крепкими горячими руками – и в тот же миг тело словно пропустило через себя маленькую молнию. Грудь обагрило жаром, во рту пересохло. Под кожей разлилось странное покалывание и… удовольствие. Я даже испугалась немного, но потом решила, что это все нервы.

К счастью, приличия не требовали обниматься долго. Уже через пару секунд Павел отодвинул меня от себя. Отодвинул с таким видом, будто боялся, что меня стошнит ему на рубашку. Я даже растерялась немного. А как же гостеприимство? Как же радость при виде дорогой сестрички? Мне-то казалось, что уж ради дочери Павел сделает над собой усилие и будет со мной обходителен.

Из вредности я наступила ему на ногу, а потом защебетала с приклеенной улыбочкой:

– Сколько лет сколько зим!

– Ага, – кивнул он с сарказмом, – как время-то летит!

– Да-да, летит. Но ты, Паш, вообще не меняешься.

– А ты прямо на маму стала похожа, – он сказал это с такой интонацией, будто вся моя родня сидит у него в кишках. – И на бабушку. Как, кстати, поживает ее деменция?

У меня глаза на лоб полезли. Это что еще за шуточки такие?

– Ты что-то путаешь, – заявила я, не переставая улыбаться. – Мозги у бабули варят получше твоих.

– Серьезно? А в прошлый визит она упорно называла меня Вовиком и грозилась завещать мне дачу в Туле.

– У нее нет дачи в Туле.

– Так и я о том же. – В глазах Павла заплясали маленькие, но вредные чертенята.

Мне почему-то захотелось треснуть его по голове. Сильно захотелось. Но это явно не вписывалось в сценарий теплой семейной встречи. Именно поэтому я сделала глубокий вдох, а потом повернулась к девочке.

– Виола? Боже, ты совсем взрослая!

Недолго думая, я раскрыла объятья и для нее. Девчонка чуть занервничала, покосилась на Павла.

– Ну же, – подбодрил он с легкой усмешкой, – неужели совсем не помнишь тетю Лиду? Она же тебя с рук не спускала. Ну, в те редкие моменты, когда ей удавалось отлепиться от зеркала.

«Папа, ты сбрендил?» – отчетливо читалось на лице девочки. Но она все же пересилила внутреннее сопротивление и позволила себя обнять. Умница, а не ребенок! Явно в маму пошла, а не в грубияна-папашу.

– Красотка растет, – чуть сощурившись, констатировала я. – Через год, Паш, замучаешься женихов отгонять.

– И не говори, – подтвердил «братик» и неожиданно влип взглядом в мою полупрозрачную маечку. Его брови медленно поползли вверх.

Я поспешила прикрыть грудь руками – сделала вид, что растираю плечи.

– Брр! Я думала, по утрам у вас теплее.

Глаза Павла почернели, приобрели странное, жесткое выражение.

– Ну пойдем уже, хватит языком чесать, – сказал он, подхватывая с плитки мою сумку.

Павел ринулся на парковку, а я и его дочь засеменили следом. Я решила не откладывать в долгий ящик попытки подружиться со своей подопечной. Тут же подхватила ее под руку и стала весело рассказывать о том, как чуть не чокнулась в поезде за трое суток. Виола вежливо поддакивала, но было видно, что мыслями она витает где-то далеко.

Пока мы шли к машине, я почти выдохлась. Оказывается, изображать родню – это совсем непросто. Довольно скоро голос у меня затрепетал от напряжения, радостные возгласы стали получаться все более фальшивыми. А Павел даже не пытался подыгрывать. Он то и дело зыркал на меня так, будто я должна ему денег, и, кажется, обреченно вздыхал.

Сев в авто, Виола тут же включила плеер, воткнула в уши наушники. Музыка в них играла так громко, что даже через дверь я могла разобрать слова песни. Но мне это было на руку. Когда Павел загрузил мои баулы в багажник, я придержала его за плечо.

– По-моему, тебе стоит быть приветливей.

– С чего это? – еле слышно спросил он.

– Еще десять минут с таким лицом – и твоя дочь догадается, что мы разыгрываем перед ней спектакль.

– Не догадается, – ухмыльнулся в ответ Павел. – Она знает, что я всегда не рад гостям. Особенно незваным.

– А меня не звали? – удивилась я.

– Конечно! Ты – седьмая вода на киселе, свалилась как снег на голову, воспользовалась моей добротой.

– А другую легенду вы с Георгием не могли придумать?

– Не могли, – отрезал он, а потом кивнул в сторону заднего сиденья. – Садись в машину.

Когда авто Павла вырулило с парковки, я тут же вошла в образ впервые вырвавшейся к морю сибирячки. Закрутила головой и почти завизжала от счастья:

– Боже мой, сколько пальм! Прямо как в кино про Италию.

Вот только Виола не обратила на мою игру никакого внимания. Она закрыла глаза и, кажется, полностью погрузилась в музыку, льющуюся из наушников. Мрачную такую музыку, тревожную.

И что мне делать? Уткнуться в окно или попробовать побеседовать с Павлом? Тот выглядел задумчивым и хмурым и на уровне инстинктов вызывал у меня неприязнь. Однако, немного поразмыслив, я ее пересилила, спросила у Павла:

– Тебе не кажется, что твоя дочь может оглохнуть от такой громкой музыки?

– Она плохо переносит поездки на машине,– сказал он. – Музыка помогает ей немного расслабиться.

– Ты уверен? То-то она бледная такая – явно от расслабленности.

Каюсь, мне до жути хотелось его поддеть. И удалось.

– По-моему, кто-то слишком много разговаривает, – процедил Павел. – Только приехала, а уже утомляешь.

– Ты тоже, знаешь ли, не подарок.

Я повернулась к Виоле. В ее лице и правда не было ни кровинки. Повинуясь странному импульсу, я вынула из уха девчонки один из наушников и воткнула его себе. От неожиданности Виола вздрогнула, распахнув глаза, уставилась на меня с огромным изумлением.

– Ого! – почти искренне восхитилась я, растягивая губы в придурковатой улыбке. – Крутая песня! Кто поет?

Виола на автомате назвала имя.

– Надо запомнить! – хмыкнула я и сделала пару танцевальных движений. – Мне нравится.

Потом я деловито притянула к себе плеер, защелкала кнопками.

– А веселенькое что-нибудь есть?

Виола покосилась на отца. «Что происходит вообще?» – вопрошали ее ошалелые глаза. Павел пожал плечами.

Так-так, что тут у нас? Я дотыкала до знакомой песни и снова начала пританцовывать, а потом еще и подпевать. В школьные годы я пару месяцев ходила на вокал. Многого это не дало, но я умею довольствоваться малым. В конце концов, в искусстве главное артистизм, а его у меня всегда было хоть отбавляй.