А по ту сторону сна кипела жизнь. Земля постепенно отходила от шока, что первый контакт оказался таким вот странным. Впрочем, почему странным? Нас изучали. То, что эта некая проверка, никто особо не скрывал. Мы были не первые разумные в таком положении, молодых рас хватало и до нас, да и не последние, видимо. Единственное, что до конца не было понятным, кто такую вот проверку прошел, за счет чего, и чем для них все это закончилось. Теории были, фактов не особо.

Те, кто все это затеял, довольно неплохо подчистили все источники информации, включая память местных. Да, они помнили о прошлых «пришествиях», но подробностей, тех, которые хоть как-то могли приоткрыть тайну «договоров» и самого процесса проверки, увы…, только догадки.

А еще люди описывали новый мир. Необычные города, необычные народы в них обитавшие, магию. Читать это было одновременно интересно и обидно… Я мог бы быть там, среди первых исследователей этого удивительного мира, но, увы.

Ситуация изменилась на четвертый день после крайней неудачной попытки. Причем изменилась так, что к этому я был совершенно не готов. Звонила Лера:

— Глеб, ты в курсе что Ирина хочет покончить жизнь самоубийством? Она сказала, что ты с ней совершенно не общаешься.

— Что?! — Вот чего-чего, а подобного обвинения я точно не ожидал. Ну да, я все время проводил в кубе, создавая свитки и изучая руны. Так проще, да и с пользой для дела. Но сказанное Лерой просто не могло уместиться в моей голове — покончить с собой?! Да еще когда жизни твоей пока ничего конкретно не угрожало. Признаюсь, я был в шоке.

— Ты уверенна?

— Уверенна Глеб. Она уже один раз покончила с собой там. У нее осталась еще пара запасных жизней и все. Она очень серьезно настроена.

— Но это же бред. — Сказав это, я совершенно не кривил душой. Понять, как так можно относиться к собственной жизни, я просто не мог.

— Глеб, поговори с ней, убеди её. — Снова повторила Лера. — У нее проблемы. Тут на Земле проблемы, из-за вампов.

— Тут?! Из-за них?! — Звучало это дико.

— Поговори с ней. Пожалуйста. — В очередной раз попросила Лера и как смогла, объяснила ситуацию.

Н-да… Как же мало мы знаем о тех кто рядом с нами.

Едва дождавшись, погружение в сон, прильнул к решетке:

— Ирина, поговори со мной.

Тишина.

— Ир, не молчи!

— Как ты, когда я просила тебя ответить?!

Блин, нехорошо получилось. Зависая в кубе, я не слышу происходящего вокруг. Да и если честно, не слишком-то я стремился к разговорам с этой женщиной. И вот…

— Ира…, ну ты что, я же в кубе не просто так сижу. Всего сказать не могу, извини, но так надо. Ты мне лучше расскажи, зачем пыталась покончить с собой. Это же игра. Да не наша, не нами придуманная, но все же. Мы еще свинтим отсюда. Обещаю.

В ответ мне раздался коротких вздох. — Не пыталась, у меня даже получилось. Жаль только теперь к стене приковали и на голову какую-то хрень надели, не разобьешь.

— Ты что, с ума сошла?! — услышанное пересекалось с рассказом Леры, но все равно выглядело диким. Особенно причина такого поведения.

— Ирин, но это же не выход. Ты же взрослая женщина, у тебя дочь.

И вот тут ее прорвало. Мерзавец я наверно, что игнорировал её. Ей было тяжело, а единственный кого она знала просто отгородился от нее, и от нее, и от мира. Полностью.

— Ты думаешь, я Леночку свою не люблю? Дурак ты. Да я только благодаря ей и живу пока на свете. Мне бы без нее из той ямы не выбраться. Я ведь еще той сучкой по жизни была. Три аборта, дважды от передоза откачивали. Это я сейчас как корова, а раньше. Знаешь, раньше я красивая была. Но дура, ой дура. Жизни красивой искала, все на судьбу злилась что тем, кто похуже меня, и лицом, и в постели, все себе кого-то да нашли. Устроились сучки в жизни. Я ведь тоже пыталась. Ласковой с теми была кто при деньгах, все надеялась, что замуж позовут. Ан нет, звали только в постель, да в сауну.

А как-то раз, по пьяни, помню, проснулась моя лапочка, я-то в однушке жила… а я с мужиком… ну и мы сам понимаешь… а она так: «мама не надо»! И все, как отрезало. Пить бросила, сама, даже без кодировки. С наркотой завязала, курить перестала. Поправилась вот только…, разнесло меня знатно.

Мужиков лесом посылала. Работу нашла, сразу две, все для нее, все чтобы моему солнышку хорошо жилось. А теперь вот сдалась!

Не могу я больше Глеб! Все понимаю, а не могу. Ради этого чертового чувства блаженства снова наркоту попробовала. Знала, что нельзя, а не удержалось. Я же уже как сучка ночи жду, чтобы укусили. Представляешь?!

Да, именно про это и говорила мне Лера — у Ирины проблемы с наркотиками, были… и снова вернулись. Только теперь смотрела она на них под другим углом.

— Ир, ну ты ведь можешь в работу с кубом уходить, когда кусают. И все, ты ничего не почувствуешь. Я же говорил об этом, помнишь?

— Да все я помню, — невесело, со вздохом ответила Ирина, — Вот только слабая я. Ухожу в куб, а как вижу, что укусили…. Не могу, сама себя матом крою, силюсь… а потом…. Даже не замечаю, как выскальзываю. Дура я. Да!

И вот что ей тут скажешь? Да дура! За дочку свою переживает, а сдержаться не может. Но кто я ей чтобы осуждать? Сам, когда той было невмоготу, спрятался в кубе. Ну ладно, не спрятался, делал что мог. Но мог бы и участие проявить. Так мне ли ее осуждать? А она продолжала:

— Знаешь, правительство объявило, что тем, кто умрет во сне, ну тут, таким как я, вернее их родственникам… — говорила Ирина путанно, взволнованно. Она действительно переживала, верила в это. — Им государство будет выплачивать. Там не только за потерю кормильца… там вроде как погибшим при контакте с внеземной цивилизацией. А на Земле мне никак. Если там на себя руки наложу…

Я не сдержался:

— Дура, да ты же дочке живая нужна! Ты что не понимаешь, да она же без тебя… да если бы она это слышала.

— А не надо чтобы она это слышала, — вот эту фразу Ирина сказала холодно, и настолько трезво и уверенно, что у меня даже мурашки пробежали по спине, — не надо ей это знать. Не хочу я, чтобы моя Леночка мать такой видела. Тогда-то она совсем маленькой была, теперь подросла, все понимает. И пусть я дрянь, пусть сука не сдержанная, только не при ней…

А так, может бабка с дедом ее возьмут, что за жизнь мою беспутную меня прокляли, все ж не в детском доме. А главное память, не хочу, чтобы мать свою она наркоманкой помнила. Наркотики — это страшно Глеб, они ведь все тормоза срывают, по крайней мере, у меня. А так…, какой я в ее памяти останусь?

Господи, как же я ненавидел себя сейчас за свою слабость, за упущенные возможности. Ненавидел весь мир, эту чертову игру, вампов и древних. Хотелось орать о несправедливости мира, голову хотелось разбить о решетку, просто для того, чтобы не участвовать во всем этом. И пусть горе чужое, но…

А вот дудки, хрен там. Я еще выберусь, и дуру эту вытащу, и морду ей набью за эти мысли поганые, но там, на свободе! Впрочем, вслух я сказал не это:

— Ирин, слышь, ты это, ты не отчаивайся. Я ведь не зря в кубе сижу, я этим тварям кое-что готовлю. Ты просто дай мне немного времени, потерпи, и глупости не делай. Хорошо?

Ответом мне была тишина. Но хоть плакать перестала…

Когда вампы пришли очередной раз нами перекусить, очень хотелось покинуть режим работы с кубом. Нет, я не надеялся вырваться, просто хотелось врезать этой наглой твари по роже, и хоть так, но выплеснуть то, что творилось на душе… Однако, сдержался. Рано.

Теперь я отвечал не только за себя, но за эту дуру и еще за девчушку которую даже не знал. Зато я кое-что понял — отвечать за себя это просто, вот за других… Да, это сложнее. Тут уже не плюнешь на обстоятельства, не скажешь себе — это моя жизнь, как хочу ей, так и распоряжаюсь. Тут дудки, обложаешься сам, а где-то дочь больше не увидит матери, из-за тебя козла не увидит. Потому как мужик тут ты, и отвечать за все тоже тебе, а эмансипация… Она там, где все хорошо, где не убивают и не сводят с ума принудительной дозой наркоты… в цивилизованном мать его обществе. А тут не так, тут все по краю, без жеманства и мнимых идеалов.