Клеймо лузера он получил ещё в садике. Его не любили воспитательницы и сторонились дети, с ним не делились игрушками, его не приглашали на дни рождения, над ним смеялись и тыкали в него пальцами, а всё потому, что маленький Максимка писался под себя во время тихого часа. И никто ничего с этим поделать не мог. Школа только усугубила неприятие, дети ведь злые и не прощают чью-то слабость. Так он и жил со своей проблемой, к которой уже привык, принюхался и смирился. И только мама пыталась бороться, моталась с ним по докторам, пичкала таблетками, сидела по ночам возле кровати, пытаясь поймать тот самый момент, но постоянно проигрывала эту битву с природой. Поэтому до окончания школы, под его кроватью стоял тазик, а в квартире витал устойчивый запах мочи, что в свою очередь лишало маму возможности привести в дом мужчину. Кто же согласится так жить? Вот и мучились они вдвоём. Можно было бы покупать памперсы, но маминой зарплаты больничной уборщицы с трудом хватало на то, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.

Но именно эта особенность организма однажды спасла Максиму жизнь. Он уже полгода мучился в учебке, терпел издевательства и побои, но всё равно ночь за ночью заливал мочой протухший солдатский матрац. Все в казарме знали, что со дня на день уедут в Чечню, и понимали, что многие там и останутся, уж Макс точно. Он даже не сомневался, поскольку воякой был никудышным: в мишень не попадал, на кроссе задыхался, подтягиваться на перекладине не умел. В первом же бою пуля гарантировано попала бы либо ему в лоб, либо в спину.

Военврач долго вертел в руках медицинскую карточку, перелистывал, перечитывал её, о чём-то беседовал со старшиной и командиром роты, а потом взял и написал представление на комиссию, и через неделю Максима комиссовали, как непригодного для дальнейшего прохождения воинской службы. В эту же ночь его, конечно же, избили всей казармой, жестоко и цинично, но он, валяясь на залитом кровью полу, беззвучно выл не от боли, а от радости, и, что самое смешное, после возвращения домой организм решил, что ему всё это надоело, и мучения сами собой прекратились. Но не прекратились полюции, напоминающие каждую неделю, что пора бы уже прекратить мечтать и дрочить на свои мечты, а завести отношения с какой-нибудь легкодоступной девушкой. Макс был бы и рад, но вот только девушкам он был почему-то безразличен.

– Возьмите флаер, – услышал он как-то у себя за спиной девичий голос и машинально оглянулся.

Молоденькая девушка в смешной вязанной шапочке, переминаясь с ноги на ногу, держала в протянутой руке цветную рекламную листовку.

– Возьмите, пожалуйста, – повторила она, с надеждой глядя в глаза Максима.

– Спасибо, – сказал он, взяв флаер, на котором была изображена полуобнажённая девица на массажном столе и повертел его в руке. – Вы думаете мне это нужно?

– Уверена, – ответила девушка. – Я без пяти минут врач и в людях разбираюсь.

– Врач, а раздаёте листовки у метро…

– А что здесь такого? Чем больше раздам, тем больше заработаю, чем больше заработаю, тем лучше будет мне и тем, на кого я работаю.

Максим посмотрел на листовку.

– Думаете, им будет лучше, если я воспользуюсь предложенной услугой?

– Не знаю, как им, а вот вам точно будет лучше, чем было до этого, – с улыбкой произнесла девушка.

– Так заметно, что мне этого не хватает? – расстроился Макс.

– На лбу сантиметровыми буквами написано.

– Дайте ещё… На всякий случай.

Девушка улыбнулась, протянула ему флаер и отошла в сторону.

– Удачи вам, – услышал он откуда-то из толпы, вывалившей из метро, голос рекламной девушки.

Глава 3

Уже две недели Костя был сам не свой. Почти не спал, ничего не ел, постоянно сидел, уткнувшись в экран компьютера, ни с кем, ни о чём не разговаривал и лишь изредка куда-то ненадолго убегал.

– Куда ты опять? – крикнула ему в след Юна, но вместо ответа услышала только стук захлопнувшейся входной двери.

Она вытерла руки о фартук и выглянула из кухни. Действительно ушёл. Попыталась войти в его комнату, но дверь оказалась запертой. Это её не просто разозлило, а испугало. Она со всей силы ударила плечом в дверь, и хлипкая защёлка легко сломалась. Юна вошла внутрь. В комнате был страшный бардак: на полу валялись распечатанные на принтере карты с нанесёнными на них кружочками, крестиками и стрелочками, на столе, рядом с компьютером, на разложенной газете стояли стеклянные баночки с какими-то порошками, рядом лежало несколько десятком спичечных коробков, напильник, маленькая ножовка, нож и куски какого-то металла, то ли алюминия, то ли свинца.

Юля подняла с пола листок с фрагментом карты, присмотрелась, ну да, это был их район, их дом, вот строящаяся высотка, вот торговый центр, а это новая школа, которую должны открыть первого сентября. Именно возле школы было больше всего нанесённых фломастером обозначений.

– Что ты здесь делаешь? – услышала она за спиной голос Кости.

Юна спокойно положила листок на стол и оглянулась с намерением получить объяснения от мужа, но не смогла произнести ни слова, потому что перед ней стоял совершенно незнакомый ей человек. Толстые стёкла очков только усиливали ненависть в его глазах, а вздувшиеся на висках вены пульсировали так, что в любую секунду готовы были лопнуть.

– Что ты здесь делаешь? – не пошевелив губами, повторил он.

– Это ты расскажи мне, что здесь происходит? Что это? – она пнула ногой разбросанные на полу карты. – А это? – Юна схватила со стола банку с порошком.

– Поставь на место и выйди, – не повышая голос, произнёс Костя.

– Мало того, что ты бесконечно рубишься в свою поганую игру, так теперь ещё какую-то пакость затеял. Ты когда последний раз деньги домой приносил? Тебе, что наплевать на меня? Если так, давай разводиться. Надоело мне так жить. Я скоро на панель из-за тебя пойду. Я же ведь женщина. Я хочу, чтобы меня любили. А когда ты последний раз меня любил? Забыл? А я помню. Четырнадцать месяцев назад. Четырнадцать! Мне выть уже хочется…

Юна думала, что своей проникновенной тирадой приведёт мужа в чувства и заставит вернуться из мира иллюзий в реальный мир, где есть дом, семья, работа, нормальный секс, наконец… Но ничего не произошло. Костя взял у неё из рук баночку и поставил на прежнее место.

– Можешь разводиться, – холодно сказал он.

Не найдя, что ответить, Юна выбежала из комнаты. Костя, не торопясь, закрыл дверь и, увидев, что замок сломан, придвинул к ней тяжеленную тумбочку, которая доверху была заполнена книгами. Сегодня он планировал не только провести эксперимент, смешав все нужные составляющие, но и продвинуться в игре как можно ближе к цели, помешать ему могла только влетевшая в окно пуля, от соприкосновения с которой его голова разлетелась бы на мелкие кусочки.

В последнее время Костя выходил на улицу только для того, чтобы осмотреться на местности и проверить, соответствуют ли действительности расстояние от центрального входа школы до калитки на заднем дворе, и сколько времени уйдёт на то, чтобы преодолеть это расстояние размеренным шагом и бегом. Он уже точно знал, когда приедет кортеж, где будет стоять импровизированная сцена для почётных гостей, как разместятся ученики и их родители, и где будет находиться охрана, точно выверил точку, где должен находиться ОН.

Костя с детства отдавался всему, что ему нравилось, с маниакальной дотошностью, будь то космос, математика или секс. Всё должно было быть совершенным. И прежде, чем вступить в разговор о чём-то, он изучал тему до мельчайших деталей. В итоге его знания доводили собеседников до исступления, а немногочисленных партнёрш до бешенства, поэтому друзей у него не было, а первая из тех, кто смогла дотерпеть до логического конца изливаемый им поток информации, стала его женой. Правда у Юны тогда тоже был период не из лучших: и пила, и вены резала, всё искала себя и неожиданно наткнулась на Костю, бесхозного и неприкаянного, измученного компьютерным программированием и половым воздержанием.