- Выдумала? От выдумок не умирают, а я хотела умереть, от отчаяния. Но нам и умереть-то не дают, держат под рукой неотложку со всеми её пыточными инструментами! Неудивительно, что в конце концов даже самая коровистая из коров Ио сама начинает пылать гневом. Её отчаяние преображается в ярость и в свою очередь - преображает её саму. Те же домогательства, которые привели её в отчаяние, придают ей силы. Её бока начинают сиять звёздным светом, рога позлащаются, благовонное дыхание пламенно пышет из мраморных ноздрей... Вся она, только что из обычного мяса и костей, становится волшебным тиглем алхимика, в котором всякий мусор переплавляется в золото. И вот, корова переплавляется назад в человека, чего не предусмотрел тупой Зевс.

- Или наоборот - именно это и предусматривал?

- Какая разница? Если увидев это, он сменяет свой гнев на милость, и оставляет бедную девочку в покое. Так будет и со всеми вами, никуда не денетесь: ваше время истекает. Правда, с Ио это случилось уже в Египте, куда она успела добежать через все пустыни, но рано или поздно из Египта возвращаются все. Благословенная страна, этот Египет: там, за границами его азиатского отечества, Зевс, очевидно, не имеет такой полной власти. И отлично, потому он вынужденно и подтверждает новообретённый Ио человеческий облик, облик прежней, красивой девочки.

С некоторым опозданием она снова уловила в конце этого яростного словоизвержения кокетливую интонацию, абсолютно не соответствующую содержанию произносимого. И поспешно добавила:

- Бабочки, вылупившейся из отвратительной лярвы, в которую превратил было её развратный Зевс. Которому было всё равно, куда совать вонючий хoбот, лишь бы засадить кому-нибудь... свои личинки.

- И она, сиятельная бабочка, в Египте уступает домогательствам, подхватил он, и она снова опоздала: заткнуть ему пасть. - И впускает личинку Зевса в себя, заметьте - теперь уже добровольно. Наверное, и впрямь на курортах за границами отечества, будь оно хоть и самое европейское, это даётся проще. Не затем ли и вы все, европейские женщины, так охотно скитаетесь по заграницам в одиночку? По слухам, и она сделала это так охотно, что затрещали раздвигающиеся кости: вот как широко она в конце концов раскинула копыта. В результате столь исправных упражнений она родила сына. Теперь мораль, позволите? А ведь недотрога-барышня могла бы сразу поддаться, не брыкаясь, не потея в бегах. Кстати, задолго до того, как для вас в министерстве сочинили легенду, она уже была проиллюстрирована во всех деталях, включая и последнюю, фотографию на паспорт: ваш портрет... с раскинутыми ногами. Это недалеко отсюда, рядом, в Помпейях. Вы уже там побывали? А пещерную живопись, культуролог, вы когда-нибудь видели? Ну так съездите, это вообще рядом. Вы найдёте себя и там легко. В обоих местах такая фуриозная корова одна, её легко узнать... А хотите - съездим в Помпейи вместе, я помогу найти. Заодно посмотрим там и соседнюю фреску. На ней разыгрывают вариант той же легенды: жестокий тарантул Эрот мучает бедную коровку Психею. Конечно, у этих дело принимает утончённые формы, как и полагается при декадансе. Не грубо-телесные, а чисто душевные. То есть, никаких уже тебе копыт.

- Да, для вас душа - декаданс. Нездоровое явление. Вы-то сами, конечно, здоровы неисправимо, в вас душа и не ночевала, мясники. Мне плохо, хуже никогда не бывало, а вы вместо неотложной помощи - предлагаете съездить поглядеть окрестности. Совсем рядом? Спасибо, уже съездила. Нагляделась и заодно согрелась, подзамёрзнув тут у вас... Хотите всю правду? Это не я, а вы перегрелись. Для этого вам, видно, не нужно и на солнце выходить. Достаточно вашего собственного безумия изнутри, такая слабая головка... Это вы, а не я, в перевозбуждении. Да что там - просто в бреду.

Он вздрогнул, будто вынырнул из сладких сновидений, и на его лице выявилось полузабытое выражение... собственно, отсутствие всякого выражения.

- Вам что - действительно так плохо? - проскрипел он, пародируя её шипение, но не вполне удачно. - Может, вас осмотреть, да поосновательней? Может, я и плохой врач, но другого-то у вас под рукой нет. Или есть? Я имею в виду самолечение...

Ну, не видишь ли ты теперь и сама, моя милая, что болтовня завела вас обоих слишком далеко? Недоучившийся лекаришка, ветеринар... Не теряй с ним времени, ты ещё, собственно, ни на шаг не продвинулась в своём деле. Постоишь здесь ещё, поболтаешь дальше с этим параноиком на его темы, увидишь, он станет уверять, что не только лечит человеков, а и создаёт их.

- Вымогатель... Хотите воспользоваться моей минутной слабостью, и заполучить пациента, - прохрипела она. - Задаром мясца поглодать, свежего, прямо с косточек, да ещё получить за это гонорар. Если у вас двадцать лет нет практики, вы сами это сказали, то как вам довериться?

- Тоже предпочитаете знахарей? Чего ж вы тогда жалуетесь на моих милых сограждан, они ведь точно так же... Верно, обратитесь к ним, они вас вылечат. Вы уж знаете, как это делается.

Ага, и толстокожие глухослепые чувствуют укусы, ишь как заплясал! Погоди, мы и Гомера заставим повернуть оглобли.

- Но ещё лучше: езжайте себе домой. И не в Рим, а прямо в Мюнхен, к вашей маме. Скажите ей, чтоб сразу свела вас... куда следует, чтобы не запускать болезни.

- Снова сбежать, опять не заплатив? - всхохотнула она.

- Ну да... Уничтожим основное из ваших обстоятельств, это-то нам по силам. Подумайте, не стану же я преследовать при помощи полиции вас!

- Вы меня преследуете страшней, - закричала она, приплясывая точно так же, как ночью это делал вышедший из комиссариата карабинер после мокрого своего дела. А может - и до, только ты этого не видела. Да-да, пора тебе наверх, хотя бы для того, чтобы пописять, куколка. - Или не вы, я уж не понимаю. Обстоятельства? О, нет: домогательства! Чёрт возьми, про все обстоятельства только говорится - а видела ли их я своими глазами? Нет, ни одного! Вместо них я слышала только слова, разговоры, по существу - ничто. Я увязла не в реальных обстоятельствах, а в пустых словах. Меня обставили словами, меня вообще мошеннически обставили. Подсунули воздух вместо товара, колебания воздуха, вот что такое эти обстоятельства. Вообразить только, эти тупые полуграмотные люди развлекаются тем, что играют словами, идиотски каламбурят, будто они... студенты Сорбонны! И вы с ними, вы!

- А вы - нет? Я имею в виду ваши каламбуры, всех этих папочек, padre, padrino-padrone... А Ио? Вы ведь тоже не слишком грамотно накинулись на нас со своими играми, а, между прочим, не вам - нам тут жить... Впрочем, это я уже говорил. Только вот, разве забытый вами рюкзачок - тоже лишь дрожание воздуха?

- Жи-и-тьх, - всколыхнула она воздух, презрительно оттопырив губы, - это вы называете жизнью?

- А что же это, по-вашему?

- Смерть! Вы все заговорили меня до смерти! А те из вас, кто говорить совсем уж не умеет - молчат, устрашающе молчат. У тех и других отлично это выходит, потому что все эти слова и молчания абсолютно бессмысленны. Конечно, бессмысленности легко связать, им не требуются ни ассоциации, ни логика, только инерция. Чего стоят одни эти каламбуры с bulle, тут тебе под рукой и папская булла, и полиция, и консервы... какая же связь между всем этим товаром? Вы меня просто завалили всем этим гнильём, вонючими упаковками без всякого товара. Придавили, как капусту в бочке чугунным спудом, голову не поднять, сразу по затылку - раз! Так как же капусте не забродить, а? Загнали меня по глотку в трясину круговой поруки и душите. Не могу рукой-ногой шевельнуть, и языком нормально прошевелить не могу из-за удавки на шее. Не своим голосом говорю - вы что, не слышите этого? Чёрт знает, сорвала связки... как удавленница. Я блюю не от прокисшего молока, а от отвращения, наглотавшись дерьма, месива, которое мне в рот напихали вы все. Я как мыла нажралась, которое вы мне в уши и рот насовали, как обмылков в свою душевую. Да вы сами и есть обмылок. Потому что вы меня больше всех обставили. Это вы втянули меня во всю историю своей фальшью и жеманством трансвестита. И продолжаете втягивать дальше. Тащите меня в неё насильно - это всё вы. Хотите со мной спать, так и скажите прямо, не жеманничая так подло.