Поселенцам хотелось расспросить гостя. Получалось так, что они задавали вопросы и сами на них же отвечали. Не замечая этого, крестьяне беседовали сами с собой, а гость находился вне круга, присутствовал как тень от костра.

Уже стемнело, с заходом солнца люди позволили себе расслабиться. В темноте радость опьянения и насыщения сменилась пресыщенным наслаждением. До разврата дело не дойдет, ведь поселенцы друг другу родственники. Вино не изменило настолько их сознание, чтобы разорвать кровные узы.

Возрождающийся бог мог бы преобразовать этих людей. Только его присутствие здесь не столь ощутимо. Крестьянам достались не лучшие его дары.

Опьянение развязало языки.

После захода Минурт узнал о них все и ничего.

Живут морским промыслом, держат скотину. Раз в месяц гонят скотину в Циралис на рынок. Ежегодные праздники, когда собираются селяне со всей округи. Там же заключаются брачные контракты, торгуют – без монет, обычной договоренностью. Вино, жаренное мясо, пляски у костра и в тенях. Вот и все развлечения.

Сколько раз Минурт слышал подобные истории. Каждый раз с трудом сохранял уважительное внимание. Людям требуется выговориться. Так они создают связи. А связи чужестранцу необходимы.

Он не собирался задерживаться у крестьян. Его интересовало то, что происходит в окрестностях Циралиса. Беда в том, что расспросы про катакомбы могут счесть опасными. Все купцы собирают информацию. Их торговля приносит благо и вред. На купцов смотрят с опаской, в моменты кризиса – как сейчас, – их скорее убьют.

– Что ты можешь сказать про Циралис? – спросил Минурт, отведя Крисса в сторону.

Тот уже разомлел от вина, мысль его текла вяло, зато кружка наполнена вином. И все же, опьянение не ослепило его. Минурт заметил, как староста отреагировал на его вопрос.

– Ты ведь купец, разве не бывал там? – язык заплетается, но видно, староста пытается сбросить пьяное наваждение.

– Бывал в Дирахии, груз зерна предназначался для Циралиса. Для флота.

– А, это правильно. Кораблям надо много зерна. То есть, команде. Ты понял.

– Не прогонят чужака? Такого как я.

– Да нет. Может расспросят. Чего тебе скрывать. В порт пустят. Там корабль, глядишь, поймаешь. На восток чего-то мало идут сейчас, давно не видел. На острова, думаю, уйдешь, а там уже будут твои соотечественники.

– Рухнувшие острова?

Крестьянин кивнул.

Минурт знал про эти острова. Знал истории, накрывшие острова туманом. Пираты распространяли свои выдумки, чтобы отвадить чужаков, но не секрет, что земля в окрестностях Тринакрии нестабильна. Морские боги не оставляют острова в покое. В своих странствиях Минурт узнал, что на островах есть древние развалины. К сожалению, с них выгребли все подчистую. Потому для него они не представляли интереса.

Однако в последнее время гирцийцы стали проявлять к островам особый интерес.

Появление там военных кораблей можно объяснить стратегической необходимостью. Минурт чувствовал, что за этим скрывается нечто другое. Про острова он рассчитывал узнать в Циралисе. Быть может, культисты что-нибудь знают.

Минурт перевел взгляд на Крисса. Подумал. Расспрашивать про катакомбы его нельзя. Пусть крестьянин выглядит пьяным, но в душе у него ворочается змей недоверия. Начнешь раскапывать правду, получишь проблему.

– Пойдем в дом, хочу тебя отблагодарить за спасение.

– Что ты?! – Крисс всплеснул руками, расплескав вино. – Это наш долг помогать странникам. Отец богов велел защищать путников, мы разве не защищаем?!

– И все же, я должен отблагодарить тебя.

Глаза старосты заблестели. Он просчитал, что в котомке тамкарума наверняка будет монетка для него. Сам туда заглянуть староста не осмелился, но раз купец намеревается отблагодарить его…

– Пойдем! – дернулся Крисс.

Его пришлось поддерживать под руку, ведя в дом.

Лампадка, оставленная на столе, давно погасла. Через дверной проем в дом заглядывал свет костра. Минурт не стал закрывать дверь. Пляшущие на стенах тени не повредят его манипуляциям.

Крисс поежился, направился к столу, ударился коленом и громко заохал. Лампадку он нашел, но никак не мог ее наполнить маслом. С фитилем он бы точно не справился.

Наблюдая за старостой, Минурт улыбнулся.

– Оставь! – приказал он.

– Чего?

Минурт вынул из котомки монетку, начал крутить ее между пальцами. Темное серебро почти не отражало света, но само порхание завладело вниманием старосты.

Монетка была большой, крупнее тех, что обычно получал староста, продавая мясо на рынке. Размером с большой палец, а не чешуйка, которую легко спрятать за щеку и невзначай проглотить.

Такое пару раз случалось, что вызывало неприятные, но забавные последствия. Монетку ведь не хотелось терять.

А эта крупная монета с черепашьим панцирем на аверсе и символом трезубца на другой стороне порхала в длинных пальцах тамкарума. Минурт поднял руку, чтобы староста лучше видел подарок.

– Старая монета, – заговорил тамкарум, – древнего царства, что еще существовало до Синдов. В ней небольшая примесь золота. В прошлом монеты эти имели хождение по всей Сикании, их можно обнаружить в полисах Негостеприимного моря.

Голос купца был монотонным, ударения в слогах совпадали с ритмом порхающей монетки.

Потянувшийся за подарком крестьянин остановился, его взгляд был прикован к рукам гостя.

Тени плясали на стенах, прислушиваясь к рассказу чужака. А тот продолжал описывать, как нашел монету, ее историю. Сколько крови пролилось, чтобы у монеты появился владелец. По словам Минурта эта монета забрала десятки жизней. И за меньшее люди убивали.

Крестьянина стошнило. Он выблевал все, что выпил и съел раньше. Его бросило в пот, завеса пьяного тумана отступила. Крисс чувствовал страх, как по спине течет холодный пот.

Пляшущие на стенах тени обступили его. Их тела порождены огнем, горящим на улице. Тепла они не давали, их наполняла тьма. Корнем теней стали ноги чужака, плетущего ткань заклятия.

Криссу хотелось закричать, позвать братьев на помощь. Колдуна нужно схватить, бросить в костер, в грудь заколотить кол, отделить голову от тела и похоронить в болоте!

Уста не размыкались. Они запечатаны колдовством.

– Я взял монету из кургана, вокруг нее лежали пятеро гробокопателей. Они передрались за монету. Стоило ударить киркой по склону, копать на два штыка, там лежал клад серебряной посуды. Эти люди убили друг друга за монету, стоя на драгоценностях. Я забрал монету, их кости.

Клад Минурт оставил. Драгоценности будут привлекать других искателей, потребуют платы кровью. В теле кургана остался лежать погребенный, чей дух искажен злобой. Его три века тревожат грабители.

Потомки Минурта – по духу, не по крови, – обнаружат чудовище, поселившееся в холме. Им-то достанется хороший слуга. Потому Минурт не забрал погребенного, оставил утварь в земле, в могиле.

Надо подумать о коллегах, что пройдут тем же путем.

– Ты хочешь спросить, зачем, я тебе это рассказал? – Минурт прекратил ворожбу, монета со стуком упала на столешницу.

Крисс вздрогнул. Наваждение все еще сковывало тело. Теперь он мог говорить.

– Нет!

– А рассказал я тебе это, чтобы ты мне рассказал о культе. Это был обмен. Я честный торговец. Заплатил историей за историей. Теперь ты расскажи мне о культе, что поселился в Циралисе. Ты знаешь о нем.

Минурт нашел в котомке изображение рыбки, принадлежавшую безымянному рабу. Рыбка была его амулетом, связующей нитью с новым богом. Рабу она не помогла, но досталась Минурту, став для него этой нитью.

Рыбка знакома старосте, он видел этот символ. Слышал о людях, что используют его.

Крисс пытался проглотить комок в горле. Слова рвались наружу. Их не остановить.

– Они устраивают оргии по ночам! Жрут младенцев. Чудовища!

– Откуда ты это знаешь? – заинтересовался Минурт.

– Все знают! Только чудовища по ночам будут собираться. Они женщин с собой водят. Женщин! Уже десять лет там собираются. Власти не обращают внимания на них. Контрабандисты гоняют их, но тем плевать. Боль им приносит наслаждение. Бей их, а они просят еще. Некоторые ходят по городу, говорят о какой-то чуши. Бьют. А они улыбаются! Гонят! А они возвращаются. Люди пропадают. Находят освежеванных животных. Их ритуалы. Мажутся кровью, пьют ее и делают это друг с дружкой.