Выдержанное. Не молодое. Мне нравится, как он разграничивает девушку и женщину.

— И почему это?

— Бокал хорошего шампанского услаждает чувства. Оно щекочет тебе нос, ударяет в голову и немного опьяняет.

Он произносит «опьяняет» так, словно его это заводит, и я дрожу, испытывая желание.

— Неужели это так?

— Это говорит о том, что ты умеешь праздновать и знаешь, как каждый день превратить в праздник.

— Вау. Ты сомелье или бармен, раз так разбираешься в напитках? — смеюсь я.

Мужчина отрицательно качает головой.

— Я всего лишь ветеринар.

Я обвожу рукой вокруг.

— Какой сюрприз наткнуться на ветеринара на благотворительном вечере по спасению животных.

Он приподнимает бровь.

— Именно, мир так тесен. — Мужчина быстро оглядывается по сторонам. — Наверное, если бы мы бросили здесь кость, то подцепили бы десять или двадцать ветеринаров.

— Не хочешь попробовать?

— У тебя в кармане есть какие-нибудь косточки?

Я похлопываю себя по бокам платья, где должны быть карманы.

— Увы, у меня только что закончились «Милк Боунс». (Примеч.: англ. Milk Bones — молочные косточки для собак).

— Тогда в следующий раз.

Бармен протягивает нам наши напитки, мистер Голубые Глаза благодарит его и поднимает свой бокал.

— За следующий раз с молочными косточками.

Я смеюсь.

— Да, давай выпьем за то, чтобы их бросить.

Мы чокаемся.

— Вообще-то я бы предпочел выпить за неожиданные встречи.

Во мне зарождается надежда, когда я слышу эти слова.

— Пока что они самые лучшие.

На его великолепном лице появляется медленная, приятная улыбка, и он кивает, как бы говоря: хорошо сказано.

Я делаю глоток, наслаждаясь шипучим напитком и тем, как он ударяет в голову.

— А я-то думала, что ты певец. Ты действительно ветеринар или тебя пригласили спеть?

Мужчина поднимает руку, как будто произносит клятву.

— Клянусь тебе, я пою для развлечения. Кроме того, — говорит он, указывая на сцену, где собралась группа из пяти человек, чтобы спеть «Sweet Child O’ Mine» рок-группы Guns N' Roses, — если бы меня пригласили, то я бы спел не одну песню. Как видишь, я сделал свое дело, и теперь очередь другой группы находиться на сцене.

Я легонько толкаю его в плечо.

— Не знаю, известно ли тебе, но ты умеешь петь.

Он одаривает меня улыбкой, словно благодарит за комплимент.

— Это мой трюк для вечеринок.

Я провожу пальцами по его руке.

— И всего-то. А я подумала, что было бы неплохо почистить банан пальцами ног.

Мужчина издает звук, как персонаж мультфильма, которого ударили сковородкой.

— Подожди. — Он выпрямляется, а потом хлопает себя ладонью по лбу. — Ты можешь сделать это?

На мне черные туфли на каблуках с открытым носком, поэтому я приподнимаю одну ногу и шевелю пальцами.

— О да, я могу это сделать. Научилась по видео на «Ютюб».

Мужчина поднимает руку и делает вид, будто подзывает официанта.

— Дюжину бананов немедленно.

— Как-нибудь я тебе покажу, — шепчу я, придвинувшись ближе.

— Очень скоро. — Он гладит меня по руке.

Мы не можем перестать касаться друг друга, перестать флиртовать. Воздух между нами потрескивает и гудит, пока мы болтаем и выпиваем.

Я допиваю шампанское и решаюсь рассказать ему, о чем думаю. Облизываю губы и встречаюсь с ним взглядом.

— Кстати, ты похож на шотландца.

Заинтригованный, он приподнимает бровь и ставит свой бокал.

— А как выглядит шотландец?

Осторожно провожу пальцем по его шелковому галстуку. Мужчина издает легкое урчание, когда я касаюсь ткани, и это самый сексуальный звук, который я когда-либо слышала. Будто даже легкое прикосновение разжигает его изнутри.

— Шотландец всегда уверен в себе. Он настоящий мужчина, но в то же время джентльмен. Шотландец держит твое пальто и придерживает дверь, всегда заботится о том, чтобы дама была счастлива.

Я задерживаю дыхание. Неужели я зашла так далеко? Неужели я такая смелая? Не совсем понимаю, что собираюсь делать. Я не прошу его переспать со мной сегодня, но и не проявляю осторожность. Я даю ему понять, что хочу не просто флирта в баре.

Его взгляд темнеет, вспыхивая искорками желания. Мужчина поднимает правую руку и накрывает ладонью мою. Это похоже на электрический ток. Мою кожу покалывает там, где он касается меня. Он сжимает руку еще крепче, будто тоже чувствует разряд между нами.

— Но у джентльмена хорошие манеры, а где же мои?

Он отпускает мою руку и протягивает свою для рукопожатия.

— Меня зовут Малоун Гудман.

— Слоун Элизабет. У меня двойное имя.

Он улыбается так, словно это лучшее, что я сказала.

— У тебя не может быть другого имени. У такой женщины, как ты, их должно быть два. А теперь, Слоун Элизабет, позволь мне сказать тебе, о чем думаю я.

— Умираю от любопытства.

Я придвигаюсь к нему ближе, и пространство между нами сжимается. Я ощущаю себя как электроны в атоме, подпрыгивающие и жужжащие.

— Мне бы хотелось узнать тебя поближе. Я хочу, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась. Когда я увидел тебя идущей по бальному залу, то подумал, что ты просто сногсшибательна. Чем больше мы общаемся, тем лучше я понимаю, что ты неглупа и еще очаровательнее. — Малоун проводит пальцами по моей шее, касаясь так чувственно и нежно, что я почти дрожу. — Кажется, ты околдовала меня.

— Правда?

— И мне интересно, будешь ли ты рада, если мы уйдем отсюда?

Мое сердце высоко взлетает, расправляя крылья.

— Очень, очень рада.

Глава 4

Слоун

Мы не спешим в номер отеля. Вместо этого Малоун нажимает кнопку лифта и, как только мы оказываемся внутри, берет меня за руку, притягивает к себе и спрашивает:

— Не хочешь прогуляться?

Я дрожу от его близости и сладости просьбы. От чистой романтической возможности.

— Звучит восхитительно.

Он опускает голову к моей шее и трется носом о кожу.

— Ты пахнешь превосходно.

Мои ноги ослабевают, сердце бешено колотится.

Малоун одной рукой обнимает меня за талию, поддерживая.

— Не падай, Слоун.

— Пытаюсь, — отвечаю я, задыхаясь и немного нервничая.

Я остро осознаю этот двойной смысл. Интересно, он тоже?

Двери открываются на первом этаже, и мне становится одновременно грустно и приятно. В то время как часть меня хочет, чтобы этот момент перешел в медленный, умопомрачительный поцелуй в лифте, мне также нравится предвкушение, ожидание. Очевидно, мы поцелуемся сегодня вечером. Уверена, мы оба осознаем это. Но когда и где это произойдет — все еще большая загадка.

Мне нравится немного неизвестного, нравится удивляться. Мне импонирует, что он продолжает меня удивлять. Потому что предвкушение между нами остро ощущается, кажется, у него есть свой собственный пульс, собственное сердцебиение. Я хочу чувствовать, как оно нарастает, пока мы идем.

Мы входим в вестибюль, выходим на улицу и сворачиваем на Пятую-авеню.

Июнь на Манхэттене — это свой собственный кусочек рая. Погода не слишком теплая, чтобы испечься на солнце, и не слишком прохладная, чтобы брать с собой куртку. Она сказочная, и сегодняшний вечер как раз подходит для весеннего бриза и прогулки под луной.

Мы идем вдоль Пятой-авеню, и по дороге Малоун обнимает меня за плечи, притягивая ближе. Я счастливо вздыхаю, глядя на раскинувшиеся перед нами просторы моего любимого города.

— Я люблю Манхэттен. Жаль, что не живу здесь.

— А где ты живешь? Пожалуйста, не говори, что в Вашингтоне, Оклахоме или Техасе.

Смеясь, я толкаю его локтем.

— А что ты имеешь против этих штатов?

— То же самое, что и по отношению к Индонезии. Они слишком далеко, когда речь идет о женщине, которая, как я надеюсь, живет поближе.

Воображаемые бабочки начинают порхать по моим плечам и рукам.