Слоненок спустился на землю, и к нему подбежал мышонок в шляпе. «Мы сможем выбраться отсюда, мой друг — или, лучше сказать, мой новый друг. Должен быть способ. Нам просто нужно подумать. Думай!»
— Ты не ответил на мой вопрос, — сказала Стейси. — У тебя есть подружка?
— Но я здесь, разве не так, ваша честь? — парировал папа.
— Когда дело касается тебя, это почти ничего не значит, — заметила Стейси.
— Ладно тебе, дорогая, хватит терзать старого Рэя. Нет у меня подружки. И я очень рад снова тебя увидеть. — Папа взял бутылку с прозрачной жидкостью из холодильника. Стейси протянула руку, чтобы остановить папу, чтобы он больше ей не доливал, но он все равно наполнил ей стакан. — Может, посидим снаружи? — спросил он.
— Конечно, — ответила она и, поднявшись на ноги, посмотрела на экран. Дамбо не отпускал перышко, он летал только благодаря ему. Он не мог его отпустить. — Разве слон не знает, что может обойтись и без перышка? — спросила Стейси.
— Я не смогу обойтись без перышка, — сказал папа.
— Рэй! — Стейси покачала головой.
— Пошли, посидим немного, посмотрим на закат, — позвал папа.
— Ты все такой же романтик.
— Ты же знаешь, милая.
Они пошли к двери. Хани побежала за ними.
— Мы будем рядом с фургоном, Джасси, — сказала Стейси.
Слоненку нужно спасти свою маму. Все зависит только от него. Иначе она умрет в клетке. Дамбо должен полететь. Но получится ли у него? Я поела чипсов, выпила лимонад. Дамбо спрыгнул с корзины и медленно спланировал вниз — и все захлопали в ладоши. Он никак не мог этого сделать, но все же у него получилось. Мультфильм закончился. Я села на пол и посмотрела на игрушечные чайные чашки и печенье Шерри. Я толкнула грузовик с медведем в тележке к коричневым бриллиантам на ковре, затем поднялась и посмотрела на фотографию Стейси, сидящей верхом на свадебной лошади. Глаза у лошади были такие же черные и сияющие, как у Сильвер, а в гриву ей вплели ленты. Стейси улыбалась, губы ее были густо накрашены помадой. По телевизору начались новости, а снаружи все сильнее темнело. Дверь открылась, и я услышала голос Стейси:
— Она в шкафчике. Не забудь лед.
Я гадала, сколько мы еще просидим в гостях у Стейси. Что скажет дед, если папа не привезет меня домой до темноты? Что он сделает, если узнает, что папа отвозил меня к Уорлли? Папа вошел в фургон и осмотрелся на кухне. У его ног вертелась Хани. Она обнюхала меня, затем снова выбежала на улицу.
— Где шкафчик? — крикнул папа через дверь.
— Рядом с плитой, Дамбо! — крикнула в ответ Стейси.
Папа нашел шкафчик рядом с плитой и вытащил из него еще одну бутылку с прозрачной жидкостью. Он даже не взглянул на меня, будто я была такой же прозрачной, как его напиток. Он снова вышел на улицу, оставив дверь открытой.
— Так что случилось с той девчонкой в Шеппартоне? — спросила Стейси.
— Какой девчонкой?
— Которая вызвала полицию.
— Ты и об этом знаешь?
— Ага.
— Она чокнутая. Я все время думал о тебе, и она об этом знала. Я, наверное, даже пару раз назвал ее «Стейс».
— Врешь.
— Не вру. Думаешь, почему я здесь?
— Рэй, я замужем.
— Я знаю, Стейс. Знаю. Я тебя упустил. Самая большая ошибка в моей жизни. Но я же могу тебя изредка видеть, правда? Посмеяться вместе. Посмотреть на тебя. Кому это повредит? Ты прекрасна, Стейси. Ты просто неотразима. Надеюсь, Брайан тебе часто это говорит.
— Ему тяжело это сказать, когда он так далеко.
— И в этот момент на сцену выхожу я, дорогая. Могу говорить это тебе целыми днями. При виде тебя у меня до сих пор дрожат коленки. Вот, потрогай.
Я слышала, как Стейси хихикнула.
— Дрожат, правда?
— Да, точно, — согласилась Стейси.
— Хочешь провести для меня экскурсию по новому дому?
— Какому дому? — спросила Стейси. — До него еще целая вечность.
— Ничего, когда-нибудь закончите. Ну же, покажи мне его.
Стейси подошла к двери.
— Давай, Хани, иди в дом. Тебе нельзя с нами, иначе ты снова погонишься за кроликами. — В гостиную забежала Хани. — Мы скоро вернемся, Джастин, — пообещала Стейси. Щеки у нее горели ярко-розовым, волосы растрепались и свисали вокруг лица. Она напоминала маленькую розовую свечку, оплывающую по краям. Стейси закрыла за собой дверь фургона.
По телевизору начался фильм «Рио Браво». Я села в кресло Стейси, поджав под себя ноги, и стала смотреть на крутого парня. При закрытой двери в фургоне было тепло. Хани лежала возле входа, положив голову на лапы. Джон Уэйн в роли шерифа Ченса продолжал держать брата за решеткой. Он не боялся; мог бы испугаться, но не испугался. «Там, где тропа по долине идет, тихо послушай, как ветер поет», — пел Дьюд. К нему присоединился негромкий и приятный голос Колорадо Райана: «Ангелы знают, что в сердце моем. Просто послушай, что ветер поет…»
* * *
Мне снилось, как Стейси, удерживая Шерри на одной руке, едет к моему папе на свадебной лошади. Он взобрался на лошадь позади нее, держа в руке пистолет с длинным дулом, как у шерифа Ченса. Вокруг них развевалось свадебное платье Стейси, окутывая их белым облаком. «Если не я, то пусть будет другой», — пел Колорадо Райан. Лошадь встала на дыбы, начала прыгать и брыкаться, пытаясь сбросить папу на землю. Вокруг них разверзлась пропасть, вроде той, что окружала Стива. Стейси кричала: «Нет! Нет!» — а папа говорил: «Да. Ты же хочешь». Я проснулась и открыла глаза: кто-то плакал.
Я не понимала, где нахожусь и что я здесь делаю. Кто же плачет? Я огляделась, увидела фотографии на стене и детские игрушки на полу и вспомнила — я в фургоне Стейси. По телевизору шла черно-белая рябь, она трещала и щелкала. Я поднялась и выключила его. Хани все еще лежала возле двери. При виде меня она заскулила.
Я пошла на звук плача, к двери с изображением бабочки. Из-под двери просачивался голубой свет. Я толкнула ее и увидела Шерри — она стояла в своей кроватке и плакала. Рядом с кроваткой на стене висел ночник в виде голубой звезды. При виде меня Шерри, похоже, испугалась.
Я вернулась в гостиную, открыла входную дверь фургона — и из нее сразу же выбежала Хани. Поблизости не было видно ни папы, ни Стейси. На траве рядом со столиком лежали две большие пустые бутылки. Недостроенный дом серебрился под светом луны и звезд.
— Хани! — позвала я. — Хани, вернись! — Собачки нигде не было видно. Что скажет Стейси, если Хани потеряется? Шерри заплакала громче. Я вернулась в ее комнату.
— Тсс, — сказала я. — Тише, Шерри.
Я наклонилась к кроватке и подняла игрушечного кролика.
— Вот ты где, вот ты где! — Я легонько помахала перед ней кроликом.
На щеке Шерри был след от пустышки, и я нашла ее на матрасе кроватки, подняла и попыталась дать ей, но она заплакала еще громче и помотала головой.
Я пошла обратно к входной двери.
— Папа! — крикнула я. — Папа!
Ночь простиралась вокруг так далеко, насколько хватало глаз.
— Папа! — позвала я снова. — Папа! — Хани, поскуливая, прибежала обратно к фургону. — Хани! — обрадовалась я. — Хорошая девочка, молодец, Хани.
Я закрыла дверь и вернулась к кроватке, наклонилась к Шерри, а она протянула ко мне руки. Я подняла ее через перекладину и взяла на руки.
— Не плачь, Шерри, не плачь.
Она была тяжелой и теплой, а я носила ее по комнате. Она перестала плакать. Я дала ей один ломтик чипсов из миски, и она сжала его в кулачке. Я опустилась в кресло и посадила Шерри на колени. Хани пристроилась у моих ног, будто ее больше не интересовал мир снаружи.
Мне казалось, что я стала мамой, а Шерри — это мой ребенок, Хани — моя собачка, а это — мой дом. Если бы я захотела, то могла бы прицепить фургон к пикапу отца и уехать отсюда. Мы могли проехать по Хенли-трейл мимо участка деда и выехать на шоссе. Мы могли бы ехать всю ночь, до рассвета, пока Йоламунди не осталась бы далеко позади. Все вокруг было бы новым, и люди, и места, словно подарок, который еще ни разу не открывали.