— Эээ…, Кэйл? — я кладу ладонь на один из его чешуйчатых пальцев. — Помнишь меня? Клаудию? Твою самую-самую лучшую человеческую подружку?
Его глаза продолжают окрашиваться в черный цвет, и, подняв верхнюю губу, он приоткрывает пасть, обнажив похожие на мечи резцы. Вот дерьмо. Не знаю, что и делать. Как успокоить взбесившегося дракона, когда понятия не имеешь, что его разозлило? Я продолжаю гладить его чешую, пытаясь успокоить его.
— Поговори со мной, Кэйл.
Потому что разговором можно добиться его возвращение в человеческую форму, а в человеческой форме он воспринимается не таким уж и страшным.
Большая голова наклоняется вниз и касается носом моих волос, но когти по-прежнему плотно обхватывают меня. Мне кажется, он пытается успокоить меня, но я не собираюсь расслабляться, пока вся эта чернота кружит у него в глазах.
Мой слух достигает звук человеческих голосов. Я напрягаюсь, мгновенно настораживаясь. Мое сердце начинает биться в надежде.
Люди! Судя по их голосам, это ополчение, но мне плевать. Форт-Даллас отправил за мной людей, и это все, что имеет значение. Они не бросили меня. Кто-то пришел, чтобы спасти меня. Я осталась не без поддержки. Меня накрывает радость и облегчение, и я отталкиваю когти Кэйла, пытаясь протиснуться на свободу.
Кэйл меня не отпускает. Он издает гортанный рык, а его глаза почти полностью черные.
Тем не менее, я вновь двигаюсь. Черт. Не к добру это. Совсем не к добру.
Я просто не знаю, что делать. Я хочу, чтоб меня спасли…, но я бы не хотела, чтоб у Кэйла сорвало крышу, и он сжал меня, превратив в лужицу растекающейся человеческой жижи.
— Нам только нужно проверить, что к чему, — говорит глухой голос, отзывающийся эхом с другой стороны. Я едва ли могу их разобрать, однако, это мужской голос. — Ты же видел, что дракон сотворил с этим местом. Вчера здесь что-то произошло, и мэру нужны ответы.
У меня мучительно замирает сердце. Они здесь не для того, чтобы спасать меня. Они здесь, чтобы понять, что произошло. Неужели я вообще ничего не значу?
— Такое никому не пережить, — раздается ропот еще одного голоса. — Пока мы пытались сюда забраться, нам пришлось подниматься на веревке половину этого чертового здания. Он разгромил гребаную лестницу.
— Мда, но внизу на улице трупа то нет. Это ведь хороший знак.
— Если только он не сожрал ее целиком.
Святые угодники! Они говорят так, будто разочарованы, что я не валяюсь кровавым месивом на улице, как задавленное животное. Будто их утруждает то, что я все еще могу быть жива, а они обязаны выяснять, что со мной. Думаю, что уже начинаю предпочитать сторону этого чертового дракона.
— Проверьте, здесь ли он. Ищите следы дракона и девчонки, — говорит один из солдат.
— Да не осталось от нее никаких следов, — комментирует другой. — Ее же хватило б не больше, чем на пару укусов.
Кэйл еще раз испускает из ноздрей клубы дыма и начинает рычать все громче. Его хвост бешено стегает взад-вперед, вороша мусор и листья, что они вращаются в воздухе настолько громко, что создается впечатление, словно находишься посреди бури. Он чертовски раздражен, но когда он трется носом о мои волосы, обдав еще одним насыщенным парами дыханием, я подозреваю, что он старается меня успокоить. Он пытается донести, что зол не на меня.
На тех, остальных?
Он собирается поджарить их живьем.
У меня аж мурашки по коже побежали. Я уверена в этом настолько, насколько я уверена, что у меня на лице есть нос. Он собирается меня от них защищать. Теперь я его игрушка, и если они попытаются меня забрать, он заставит их об этом пожалеть. Он убьет их, и их смерть будет на моей совести. Не знаю, что и делать.
Я бросаю взгляд на дракона, а потом на лестничную клетку в другом конце помещения. В тот самый момент, когда они пройдут через ту дверь, они станут ходячими трупами. Мне надо их остановить, прежде чем они поднимутся сюда. А мне Кэйл не навредит. Ну, я надеюсь, что это так. Так что я иду на риск и подношу к губам ладони, сложенные чашечкой.
— Не суйтесь сюда! — кричу я. — Дракон все еще здесь и он просто в ярости!
Кэйл втягивает воздух, вдыхая столь резко, что у меня аж волосы шевелятся на голове. Он начинает опускать свою морду, пока его глаз не оказывается прямо у меня перед лицом, и он уже стал черный-пречерный. Вот черт.
— Прости, — шепчу я ему, похлопывая его по носу. — Пожалуйста, не злись.
Кажется, что мое предупреждение все же имеет совершенно противоположный результат.
— Эй! — кричит один из мужчин. — Клаудия Джонс? Это ты?
Я вновь открываю рот, чтобы отозваться, но сверху вниз на меня продолжает пялится глаз Кэйла, и из его груди вырывается низкий рык, настолько громкий, что чувствую, как от него сотрясается все мое тело. Слова застревают у меня в горле.
— Мы пришли за тобой, — выкрикивает другой солдат Ополчения. — Мэр изменил свое решение.
Он что, передумал? Я не изгнана? От потрясения и радости мне даже дышать боязно. И тут я замечаю мелькание теней на лестничной площадке. О, нет!
— Не заходите!
Кэйл поднимает голову, устремляя ее к небу, и трубит призыв. Он громкий, ревущий и абсолютно разъяренный. Это предупреждение. Даже я это понимаю.
— Дерьмо! — вопит один из мужчин. Я слышу звук карабканья, прибывающий из лестничной клетки.
Вновь издав рев, дракон тяжело поднимается на ноги. Как только он расправляет свои крылья, меня быстро сжимают в когтях, которые впиваются мне в кожу. Я сдерживаю визг, когда мы поднимаемся в воздух в том момент, когда мужчины выбегают на разрушенный этаж, который был моим домом в течение последнего дня. Мы поднимаемся все выше и выше в небо, а Кэйл яростно ревет. Я цепляюсь за него в ужасе от того, что он уронит меня с высоты вниз. Мы взлетаем очень высоко, а у меня нет ничего, за что держаться, если не считать скользкого дракона. Все, на что я могу надеяться, это то, что в один из своих менее ясных моментов сознания он не уронит меня.
По мере того, как мы продолжаем взлетать вверх, здание под нами становится все меньше, и я вижу, как люди останавливаются и поднимают оружие. Какого черта они там делают? Оружие ведь бесполезно против чешуи дракона. Это была одна из причин, почему у человечества не было ни единого шанса против драконьей инвазии (прим. (от лат. нашествие, нападение) вселение новых видов на территории, где они ранее отсутствовали, которое происходит без сознательного участия человека).
Раздаются выстрелы — быстрое ра-та-та-та-та из автоматов.
Издав вопль, я наклоняю голову, пытаясь защитить ее руками. Что-то горячее обжигает дорожку вниз по моей руке — меня ранили.
Они что, стреляют не в дракона, а в меня?
Ужасный рев прорезает воздух, он столь громкий, что мне кажется, что у меня уши взорвутся от его громоподобного грохота. Он прорывается из горла Кэйла столь мощно, что я ощущаю это даже в его когтях, после чего мы внезапно посреди неба делаем разворот и ныряем вниз, устремляясь обратно — в направлении тех вооруженных людей.
Господи, нет. Нет-нет-нет-нет.
В то время как мы резко пикируем вниз, я с силой зажмуриваюсь, чувствуя себя такой беспомощной. Я чувствую, что ветер меняет направление, когда Кэйл спускается с небес совсем низко. Раздаются больше выстрелов.
Слышится ужасный вопль и хруст костей, после чего снова меняется дуновение воздуха. Мы поднимаемся вверх. Сзади нас продолжают греметь выстрелы и свистеть пули. Я разжимаю один глаз, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кэйл выплевывает половину тела одного из солдат, которое, кувыркаясь в воздухе, резко падает вниз. Дракон снова начинает разворачиваться, готовый ринуться на остальных солдат.
Мой желудок сжимается от ужаса.
— О, нет, — издаю я стон. — Прошу тебя, не надо.
Дракон резко меняет направление полета.
В одно мгновение мы пикируем в направлении оставшихся солдат. А в следующее — Кэйл жестко взмахивает крыльями, и мы взлетаем, поднимаясь в небо. Он издает еще один громогласный предупреждающий рев и извергает огонь на то здание. Но недостаточно для того, чтобы кого-нибудь убить, всего лишь для того, чтобы продемонстрировать свою ярость. Пока мы поднимаемся вверх, я вижу, как здание становится все меньше и меньше, а солдаты, в свою очередь, превращаются в муравьев. Одинокое красное знамя развевается на ветру, и, покидая это место, в моей душе возникает странное чувство.