Когда речь закончится, оба одиннадцатых полезут на сцену, чтобы читать стихи, петь песни, благодарить школу, педагогов и родителей. Алике тоже достался стишок, а ещё ей поручили, вместе с Димой, вручать букет учителю математики.
Тот сидит рядом с директрисой у края стола. С физруком они единственные представители мужского пола в педагогическом коллективе.
Математика зовут Максим Петрович. Симпатичное имя. И как человек он приятный. Один из самых лучших учителей. Объясняет классно, никогда не отказывает в помощи. Возможно, именно из-за него у Алики так хорошо идёт математика.
Максим Петрович ко всем относится уважительно, даже к самым тупым. Ну или по крайней мере ровно. Можно сказать, его любят.
Поэтому, когда официальная часть закончилась, Дима подошёл именно к нему.
– Максим Петрович, мы хотим с вами сфотографироваться. Всем классом.
Математик не стал кокетничать, выяснять: «Почему именно со мной? А как же классный руководитель? Директор, в конце концов», а сдержанно улыбнулся и попросил:
– Только и для меня обязательно снимок напечатаешь.
– Не вопрос! – воскликнул Дима. – Принесу на консультацию.
Кто-то забрался на сцену, кто-то выстроился возле её края. Максима Петровича, конечно, поставили в середину. Одна Алика замешкалась, и математик сам её позвал.
– Алика, а ты? Иди сюда.
– Гаврилова! – возмутился Дима. – Ну, ты, как всегда.
Схватил Алику за руку, протолкнул между присевшими на корточки Ивановым и Липовым. Она оказалась возле Максима Петровича и загородила эффектно выпятившую бедро Настю Савушкину.
– Меня же теперь не видно! – завопила Савушкина.
– Подвинься, – посоветовал ей Дима и закричал остальным: – А теперь делаем радостные лица. Всё равно умные у большинства не получатся. Фотку выложу у себя на страничке. Кому надо – тяните.
Сфотографировались, начали разбегаться. Пока Алика ещё находилась рядом, математик успел заговорить с ней:
– Ну вот, школа закончилась. Что собираешься делать дальше?
Алика пожала плечами:
– Не знаю точно. Ещё экзамены сдать надо.
Математик согласно кивнул, и тут в него вцепилась Савушкина, оттёрла от Алики.
– Максим Петрович, а давайте вдвоём сфотографируемся. Ну их, эти общие фотографии!
После одиннадцатых Последний звонок был у четвёртых классов. В честь окончания начальной школы. А уже потом – у девятых.
Алика не пошла поздравлять подругу, гуляла в это время с дорогими одноклассниками. И Дима тоже. Хотя и сунулся в актовый зал перед началом торжества, но увидел возле Милки её родителей и разумно ретировался.
Зачем раньше времени глаза мозолить?
Только Милку его осторожность не спасла, и вечером, когда суматошный праздник представлялся далёким воспоминанием, она жаловалась Алике:
– Ну ты представляешь! Везде ей влезть надо! Её-то какое дело? – Подруги сидели на лавочке недалеко от дома. – Подвалила к моей маме и давай ахать: «Очень за вашу девочку беспокоюсь. Первое романтическое увлечение – вещь, конечно, прекрасная, но как бы оно подготовке не помешало. Ведь у обоих сейчас экзамены. Вы уж обратите внимание и поговорите с вашей дочкой».
Милка не просто цитировала классного руководителя, она ещё и рожи корчила, старалась заочно отомстить учительнице, изображая её как можно смешнее.
– И что твоя мама? – поинтересовалась Алика, хотя и так прекрасно понимала.
– А ты как думаешь? – надулась Милка. – Вместо того, чтобы поддержать родную дочь, начала мне выговаривать. Всякую ерунду там. Про будущее, про ответственность, про своевременность.
Милка ещё долго кипела, пускала пар и праведно негодовала. Алика, как лучшая подруга, обязана была поддакивать и сочувственно кивать. Но у неё не очень-то получалось. В какой-то момент она совсем перестала слушать Милку, углубившись в собственные мысли.
Время – категория призрачная, но никто не сомневается в его изменчивости. Вроде бы отмеряется точными единицами, но и эта точность иногда становится относительной. Взять хотя бы всем известный час. Он способен пронестись, как одно мгновение – даже не заметишь. Способен вместить в себя уйму всяких делили всего лишь родить сожаление: «Опять времени не хватило. Ничего не успел сделать». А ещё он может длиться бесконечно, тянуться и тянуться, нехотя отщипывая минуты. Особенно когда ждёшь. А пространство – вот оно, перед тобой, как на ладони. Кажется, с ним-то уж ничего не сделаешь, так и останется в стабильности единиц измерения, как их не назови. Километр так километр. Гектар так гектар.
Пространство можно разделить, например, воздвигнув стены. Можно и путь сделать длиннее, если проложить дорогу не прямо, а петлять, словно убегающий от лисы заяц. Но это всё искусственное. А с самим пространством ничего не сотворишь. Так очень многие думают, почти все. Но Алика уверена, что умелые волшебники и с подобным справятся.
Потому и непросто их встретить. Не из-за скрытного образа жизни или удачной мимикрии под обычного человека. А потому что они способны создать свой мир, отгородив для себя часть пространства, возможно, вывернув его или расположив в другой плоскости. Маленький мир или огромный. Вмещающий лишь один скромный домик или же целый город. В него не попадёшь просто так. Надо знать путь. Или надо, чтобы кто-то тебя провёл.
Необыкновенно, загадочно, сказочно. Но так и должно быть. Волшебство оно и есть волшебство, чтобы делать реальным самое невероятное.
Пока Алика думала о своём, подруга немного поостыла, утомилась мусолить одну и ту же тему. У неё действительно адекватные родители. Они и не думали стращать дочь домашним арестом и ограничивать жёсткими запретами. Просто взяли клятву, что на время та незначительно изменит приоритеты, на первое место выдвинет подготовку к экзаменам и не станет злоупотреблять свиданиями. А так как у подруги с Димочкой и без того не получалось слишком часто встречаться – особой страстности между ними пока не возникло – всё осталось примерно на своих местах.
Милка выдохнула освобождённо и неожиданно резко переключилась на другую тему. Давнюю.
– Знаешь, Алика, а мне тот сон всё чаще снится. Ну тот. Что кто-то стоит рядом и разглядывает меня. Даже сегодня снилось. У меня «Последний звонок», а тут эта гадость. Вроде и не страшно совсем, но не по себе как-то.
Алика задумалась, посмотрела на землю под ногами, растёртую множеством подошв в мелкую серую пыль.
– И давно он стал тебе сниться, этот сон?
– Точно не помню, – озадачилась Милка. – Может, всё время снился, только я внимания не обращала. Но мне почему-то кажется, это после того началось, как я чуть под машину не попала. Помнишь?
Ещё бы Алика не помнила! Тот случай она в жизни не забудет. Столько всего тогда случилось за считанные минуты. И могло случиться ещё больше. Даже от одних мыслей об этом сердце начинает тревожно колотиться и мурашки бегут по спине.
Алика и Милка оказались на разных сторонах улицы. Шли навстречу, но даже не предполагали этого. Неожиданно увидели друг друга на противоположных сторонах тротуара, соединённых полосатым мостом пешеходного перехода. Напутствуемые зелёным сигналом светофора, между ними проносились машины. А на девушек строго взирал стоящий столбом красный человечек.
Милка красноречиво взмахивала руками. Видимо, хотела показать, чтобы Алика тоже стояла на месте, а она сама к ней перейдёт. Но засомневалась, что подруга её правильно поняла, и, не дожидаясь, торопливо рванула на жёлтый. Даже по сторонам не посмотрела.
Да только не она одна торопилась. Большой чёрный внедорожник тоже не хотел ждать. Попытался проскочить, прежде чем ему загорится красный. Не затормозил, а, наоборот, прибавил скорость.
Милка его не замечала, а водитель внедорожника не подозревал, что кроме него существуют на свете люди, которые тоже выше ожидания. А вот все остальные, кто столпился у противоположных краёв «зебры», прекрасно видели и понимали, что сейчас произойдёт. И Алика тоже.
Кто-то сдавленно вскрикнул рядом. У Алики сердце ухнуло куда-то вниз, в район живота, а, может, и дальше. Нервы натянулись до тонкого звона. Зато разум работал столь быстро и чётко, что фиксировал сотые и тысячные доли мгновения, создавая эффект замедления происходящего.