— Кто отвечал за ужин?

— Я, — сказал дракон.

— Очень хорошо. Будем знать, что тебе его доверять нельзя, — и, проигнорировав возмущенное «Что?!», продолжила, — вот и узнаем, как готовит эльф.

— Из чего? Возмутилась жертва, но под объяснения дракона, что ужин мне доверять нельзя, ушел на поиски пропитания.

Стараниями Лая мы погрызли каких-то ягод неизвестного происхождения. Хорошо, если будем просто с животами мучиться, а вот если отравимся, будет гораздо хуже.

С животом мы все-таки не мучились и ладно. А вот верховая езда Танну никакого удовольствия не доставляла. Он всю дорогу кряхтел, морщился и иногда ругался, как пояснил мне Лай, на тролльем.

Когда я попросила меня научить этому дивному языку у эльфа округлились глаза и он сдержанно пояснил, что еще не время, да и приличные девушки на нем не ругаются. Феечка уточнила, можно ли будет ругаться девушкам, если они не приличные. На эту провокацию остроухий ничего не ответил.

Когда мы приблизились к деревушке Тирма, что бы пополнить запасы, так как после нашествия барсука у нас осталась только одежда и покрывала, Танн заставил нас слезть с лошадей и оставить их в лесу. Аргументировал он это тем, что простые крестьяне, в одежде которых мы ходим, не ездят на таком количестве лошадей и уж тем более не ездят без уздечки, как это делаю я на Лике. Ну разве я виновата, что у меня конь слушается и без железа во рту, впрочем его и не заставишь это железо взять! Довольствуюсь, чем имею! И пусть все завидуют молча!

Эльфа он оставил смотреть за лошадьми, заявив, что остроухих просто люд еще видеть не готов. Эльф слегка обиделся, но виду не подал. Барток, кстати, спрашивал у меня на счет его ушей. Когда я сказала, что он не человек, а эльф, друг удивился, но сказал, что после феечки он не удивится и сошедшим с небес Богам. Слышавший наш разговор эльф ухмыльнулся. Мне дракон, кстати, тоже сначала предложил остаться, но передумал, сказав, что за мной нужен глаз, да глаз. На вопрос «чей?» и «где этот самый глаз нужен?» он отвечать не стал.

Зря он меня взял. Эта была та самая деревушка, где я, спася двух детей, получила свой бутон «розы». Там меня знала в лицо каждая собака, не говоря уже о людях. И надо было мне на соседку погорелицы наткнуться на улице. Долго же она нас провожала взглядом.

— Ты хоть ссутулься, а то на нас люди пялятся! — зашептал мне Танн.

— Дожила, — ворчала я, — всю жизнь меня заставляли держать спину прямо, а теперь заставляют делать абсолютно противоположное! Боги шутят!

Пришлось натянуть капюшон, несмотря на то, что на улице было жарко. Рабочий горб мне обеспечивали волосы, засунутые под плащ. Ох, и упарилась я в этой одежде. Про гудящие ноги в неудобных туфлях я вообще молчу! У меня даже мозоли на ногах появились и болели ужасно! Теперь я и в самом деле ковыляю, как горбатая ведьма. Не видит меня Рисана, хохотала бы до колик! А ведьма и магесса — это одно и то же или нет?

— Лиа! Сними капюшон, ты делаешь еще хуже! Подумай, кто в жару без дождя скрывает свое лицо?

Ох, точно! Я уже совсем со своей конспирацией! Но если меня узнают, то домой под конвоем поведут, чтоб точно дошла. А мне такая слава ни к чему, честно-честно! Я итак даю поводов для слухов больше, чем следовало. Тем более, как я этого остроухого поведу?