— За мной следили, — вздохнула Ирия. — Как там другая Ирэн?
— У нее всё хорошо! — воодушевился «художник». Черные глаза блеснули искренней радостью.
Так и есть — виделся. Сообщила ли ему Ирэн настоящее имя попутчицы? Даже если и так — он будет молчать…
Дядя Ив оказался порядочным дядей Ивом. Это — половина удачи. Но не больше. Потому что теперь придется ждать весны. Увы, но Месяцы Рождения и Сердца Зимы — единственные, когда на Альварене стоит крепкий лед.
Узнай Ирия новости сразу по приезде Клода — времени в обрез, но хватило бы. А теперь — нет. Окажешься в Лиаре аккурат в распутицу. Ни на лодке доплыть, ни пешком пройти.
Значит, выехать удастся не раньше, чем через три недели. А Эйду спасать весной… Или, если повезет — в самом конце зимы.
Или всё не так страшно? Мать должна понимать, что дочь может не суметь так быстро найти выход. А Карлотте прямая выгода — оберегать Эйду. Иначе у Ирии не останется мотивов спасать родную маменьку. Не считая родства. Но для бывшей то ли жертвы, то ли любовницы Ральфа Тенмара общая кровь в жилах — не довод. Может, она и других судит той же меркой?
— Не боишься ездить под такой луной?
Странно, что спрашивает Лаура. Сама она вряд ли чего-то боится. Да и ее брат и друг — не из трусливых.
— А что с ней? — рассмеялась Ирия.
Луны, призраков и оборотней бояться глупо. В отличие от людей.
— Одна деревенская ведьма говорила: в ночь, когда луна отливает серебром, прольется кровь.
— Кровь обязательно где-нибудь прольется. Вспомни, как много людей живет в подлунном мире. А ведьмы врут.
— Может, и врут. Но еще она говорила: луна видит тех, кто ее не боится. Видит — и помнит их.
— А что с ними потом делает? — развеселилась Ирия.
— Никто не знает…
— Предлагаю выпить за Зиму! — Себастьен потянулся к графину с тёмно-алым вином.
Вот будет весело, если тем же, что и в герцогском замке.
— Присоединяюсь! — Клод протянул полные бокалы сестре и гостье. — Дамы, за Зиму, за Воцарение… и за луну!
— За луну! — подхватила Ирия, подмигивая Лауре.
Вино — если и не из погреба Ральфа Тенмара, то очень похожее. Тот же цвет и тот же букет. Дешевле графин — вот и всё отличие.
Кто эта странная троица «студентов-художников», неведомо откуда прибывшая в Большие Дубы? Ирэн Вегрэ — настоящее имя невезучей баронессы. Той, что не Ирия. Но как звали прежде Клода, Себастьена, Эжена-Лауру? Кто они — несчастные влюбленные, шпионы, авантюристы?
Какая разница? Ирия сама не в лучшем положении. Поэтому есть вино, Зима, вечный как мир и сама жизнь праздник. И веселье — краткое, как летящая с морозных небес золотая звезда…
— Загадываем желание! — совсем по-девчоночьи взвизгнула Лаура. — Ирэн, быстрее!
Она уже загадала. Сестренка, живи!
3
Замок еще спит. А караульные встретили вернувшегося из села юного гуляку неприкрыто завистливыми взглядами. Везет же дворянам — потанцевал с барышнями, порезвился с… небарышнями. Теперь будет себе отсыпаться в свое удовольствие! А днем — опять развлекаться.
Кони дремлют в денниках. Люсьен (натянувший-таки штаны) тоже задремал — прямо на соломе…
Ирия аккуратно провела мимо горе-кузена Седого. Расседлала, налила воды.
И, очевидно, расслабилась. От сегодняшних новостей или относительно спокойной жизни в Тенмаре. Всё-таки герцог — не Леон, а герцогиня — не Карлотта или Полина…
Девушка благодарно обняла теплую шею Седого. Ткнулась лицом в пышную мягкую гриву.
Обернулась.
И встретила бешеный взгляд двух разъяренных, налитых кровью глаз. И равнодушный — черного зрачка пистолета.
Люсьен Гамэль успел выпрямиться во весь рост. И уже не кажется столь пьяным, как несколько часов назад. Даже не шатается. А глаза…
«Отец, дай-ка мне сначала эту минут на пять, я управлюсь!..»
У всех трусливых шакалов — один взгляд. Если шакалу дать власть. Или пистолет.
И еще что-то не так, но не понять — что. И понимать уже некогда.
— Не шевелись… баронесса! — не запинаясь, прошипел Люсьен. — Или убью!
— И соображаешь, что с тобой за это будет? — поинтересовалась Ирия. Пытаясь казаться спокойной. Только казаться.
Не факт, что пьяного дурака хоть что-то сейчас остановит. В таком состоянии ему Южное Море по колено, а Северный Океан — по пояс!
— За беглую-то отцеубийцу? — ухмыльнулся Люсьен. — И что именно, дай подумать? Государственная награда?
— Ты явно перепил!
Только бы не понял, как Ирия похолодела от до костей прошившего ужаса!
Что же неправильно?! Ну, кроме того, что ее вот-вот пристрелит не вовремя протрезвевший кретин с пистолетом! Откуда-то узнавший всё.
И, увы — в гвардии не держат совсем не умеющих стрелять лейтенантов. Если те, конечно, не графские сыновья. Впрочем, стрелком Ревинтер-младший как раз был хорошим.
— Раздевайся… графиня!
Пронзительное ржание огласило конюшню. Вихрь вскинулся на дыбы — обоими передними копытами вмазал в стенку денника!
Пьяный кретин шарахнулся в сторону… увы, оружия не выпустил. Даже умудрился не отвести.
— Уйми коня! — заорал Люсьен. — Уйми, или всем скажу!..
Как она успокоит подчиняющегося только хозяину разъяренного жеребца? Да еще и за четыре стойла от него?
Увы — о таких мелочах пьяный болван явно не думает. Рехнувшийся болван, воспылавший непонятной страстью к ее тощему телу!
А Вихрю глубоко плевать на мнение герцогского родственничка-идиота. Перегородка трещит под ударами чистокровного «дикаря»-илладийца!
— Уйми коня! — кузен отступил от опасного стойла — еще дальше. Под ржание — пока еще негромкое — завозившихся в соседних денниках товарищей Вихря…
Пистолет дрогнул — всего на миг!
Ирия молнией пригнулась за перегородку Седого. Слабая защита, но хоть какая-то!
Рука сама метнулась к пистолету у пояса — стремительно… безнадежно медленно. Уже опаздывая…
Неужели — сейчас?!
Как невозможно медленно взводится курок…
Как всё глупо! Неужели Эйда умрет лишь потому, что озверевший без женщин кретин вовремя не нашел подходящую служанку?
Треск дерева — в щепы! Оглушающе-бешеный рев Вихря. Привязь — не для диких, свободных зверей!
Темный силуэт спасительной громадой взвивается на дыбы. Летит на врага…
Люсьен шарахнулся назад, перекидывает прицел на коня…
Нужно успеть! Если хочешь жить. И чтобы жила Эйда…
Два выстрела слились в оглушающий грохот — и уже не промазать! Ни одному из стрелков…
Не успела. Опять опоздала. Неотвратимо!
Погибающее ржание бьет — в душу, в сердце, в леденеющую кровь. Болью взрезает разум…
«Спасибо, друг, спасибо, я никогда не забуду!..»
Луна тоже не забывает…
«Одна деревенская ведьма говорила: в ночь, когда луна отливает серебром, прольется кровь…»
«Был волчонок, станет волк, Ветер, кровь и серебро…»
«Древние боги еще реже прощают глупцов, чем предателей, Ирия…»
«Ты не умрешь… — знакомо шелестит серебристый голосок. Пробуждает в давно умершей душе древнее безумие. И р асправляются сухие нетопыриные крылья… — Ты будешь жива и здорова. Ты, Эйда, Иден, Чарли, дядя Ив, Серж, злой старик, его жена и их сын. Никто из дорогих тебе людей не умрет и не пострадает. Судьба возьмет иную плату. Ты узнаешь, какую. Ты готова?..»
Медленно — стремительно? — отпускает хрустальный звон.
Рваные осколки лунных бликов, чернота утоптанной соломы. Бессильно оседают две тени. Темная конская — набок. Человеческая — подрубленным деревом. Гнилым.
Жалобно гаснет ржание.
Тело отца на темном ковре, тело Вихря на прелой соломе…
«Судьба возьмет иную плату…»
И мрачная фигура Ральфа Тенмара заслоняет серый просвет конюшни.
Эпилог
Эвитан, Лютена.
1
На это Воцарение Бертольд Ревинтер не стал вызывать в столицу сыновей. Зачем?
