«Мы»! Несомненно, лейтенант Люсьен Гамэль требует в первую очередь. А как же без него? Без будущего барона, так желающего стать будущим герцогом?

— Но разве Аравинт — не в союзе с Квириной?

Может, надо было сказать по-другому? «Союз» — слишком умное слово для неумной женщины. Да нет, Люсьен Гамэль — еще глупее, чем Ирия прикидывается.

— Маршал Всеслав Словеонский разгромил Квирину. И потребовал расторгнуть союз. Теперь мы объявим Аравинту войну и завоюем его!

Про поражение Квирины Ирия уже знала, про Аравинт — нет. Графине-северянке известно о нем совсем немного. Но карту-то она видела. Какой Аравинт — и какой Эвитан! Съест и не подавится.

За Грегори Ильдани сражались Анри и отец… А в Аравинте наверняка нашли приют выжившие. Кто-то же успел — пока не перекрыли южную границу.

А теперь сборище мрази под названием Регентский Совет использует принца как повод для завоевания чужого государства. Чтобы превратить в очередную провинцию — как когда-то Лиар! Лингард.

И у них получится… если сына Арно Ильдани не выдадут в Эвитан. На расправу Регентам.

— Эрик возьмет в Аравинт Резервную Армию, и мы покроем себя славой!..

И как этому прихлебателю Регентской шайки — даже ему! — не стыдно рассуждать о выдаче принца Ильдани в доме Ральфа Тенмара?! Человека, чьи двое сыновей погибли, защищая Грегори и его отца, а третий — в вечном изгнании!

Девушка «нечаянно» наступила узким каблуком на мягкий сафьяновый сапог белобрысого недобарона. Покрепче.

Недобарон чуть не заорал от боли на весь зал. А в голубовато-водянистых глазах плеснулось столько злости!

Отведет ее сейчас на место — в нарушение приличий? Или дотанцует, страдая и кривясь, но больше не пытаясь дать волю рукам?

Второе. Тоже неплохо.

Все интересные новости Ирия уже узнала. Так что молчаливый кавалер ее устроит. Более чем.

2

Вдохновенно круживший юную даму красивый молодой человек оказался тем самым кузеном Констансом. Поэтом, арфистом, лютнистом, неплохим танцором. И, как подозревала Ирия — столичным дамским угодником.

Конечно же, сын среднего бастарда. Ни малейших надежд на герцогский титул не питает. Выгодная женитьба — «скучно и пошло». Войны — «кровь и много грязи».

— Так что ничего блестящего мне не светит! Не увлекайтесь мной, милая баронесса! — шептал на ухо Ирии красивый пылкий юноша. Наверняка уверен, что после такого-то признания «милая баронесса» уж точно увлечется им — таким необычным и загадочным.

Увлекаться она не собиралась. Но танцевать с Констансом — намного приятнее, чем с Люсьеном. Забавнее — это уж точно.

А самое забавное, что теперь кто-нибудь из юных дев завидует уже ей. И вовсе не из-за колье.

— Чем дольше я живу на этом грустном свете, — загадочно вздохнул двадцатидвухлетний красавец. Без сомнения, повидал на «этом свете» абсолютно всё. — Тем больше понимаю — я вообще не достоин ничьей любви! Я не создан для этого насквозь фальшивого мира. Вряд ли я способен сделать счастливой хоть одну женщину!

Интересно, насколько вытянется это симпатичное лицо, если кто-то вдруг возьмет да и согласится с сим утверждением? Констанс же наверняка рассчитывает, что большинство дам обязательно воспылает желанием осчастливить его самого. Сразу и немедленно.

И всё же такие, как он, намного предпочтительней напыщенных болванов люсьенов гамэлей. Или скотов, наподобие Роджера Николса.

Если бы прошлой осенью к Ирии посватался не Стивен Алакл с жирными телесами и рыганьем, а Констанс Лерон со стихами и загадочной улыбкой? Приняла бы она его предложение? Столь милого, обаятельного и неглупого юноши?

Скорее всего — да.

Он увез бы Ирию из Лиара — подальше от Полины. Провинциальная жена сопровождала бы красивого поэта в свете — в сезон балов. И жила в поместье его отца всё остальное время. Воспитывала бы детей.

Констанс легко и весело изменял бы ей — со всеми более-менее красивыми дамами. Готовыми понять его и полюбить.

Он читал бы стихи об их красоте. И о собственном одиночестве — в этом насквозь фальшивом мире. А они искренне жалели бы его. Такого тонкого, чувствительного и талантливого. Навеки прикованного к скучной, унылой женщине, что даже не сумела развеять его грусть…

Была бы Ирия счастлива? Ничуть. Несчастна и одинока? Не более чем здесь — в обществе желчного старика и с угрозой казни за плечами. И уж всяко меньше, чем в Лиаре в последние два года. Или в монастыре.

Вот только она — уже не Ирия Таррент. И не баронесса Вегрэ, за кого ее принимают. Она-то как раз и есть та самая невидимка «в этом насквозь фальшивом мире». Авантюристка под чужим именем, фантом и призрак утонувшей графини. А привидениям — не по пути с реальными людьми. Даже с теми, кто «не создан для этого мира».

Кузен Констанс еще три танца мило развлекал Ирию новыми стихами. Совсем, кстати, неплохими. Пообещал венок сонетов в честь ее прекрасных изумрудных очей. И вернулся к первоначальной даме.

А уже ее глаза — очень даже красивые, отметила без малейшей ревности Ирия — загорелись таким наивным полудетским восторгом, что не устоял бы никто. Даже кузен Констанс. Примерно на полчаса…

Можешь полюбоваться, Ирия. Влюбленные девы рядом с не влюбленными кавалерами выглядят именно так. Как не сводящая с Констанса восторженных глаз дочка младшего бастарда. И ты рядом с Всеславом была бы такой же дурой. Только еще и некрасивой.

Впрочем, уже через минуту «милой баронессе» стало не до чужой и своей любви. Старая развалина дядюшка Огюст уже не первый год опаздывает в фамильный склеп. Но тут вдруг за какими-то змеями решил поразмять дряхлые кости.

Увы — его маразм за последние годы изрядно развился. И позволил побитому молью хрычу запомнить из всех дам за столом только одну — сидевшую рядом.

Она как раз искала подходящий предлог — сбежать от кузена Люсьена. Тот уже успел за это время изрядно залить за воротник. И, видимо, позабыл недавнюю обиду. Потому что теперь тащится в ее сторону.

Девушка уже направила стопы в сторону пожилых дам — к герцогине Катрин. Вдруг та под каким-нибудь предлогом спасет?

Увы, на полдороге беглянку и перехватил барон Огюст Альбрэ. И тут же громогласно осчастливил «очаровательную шалунью» (ну, этому плохо видеть простительно!) приглашением на танец… Увы, недостаточно быстрый, чтобы изменить планы старого пня. Пень, не дожидаясь согласия, сжал крючковатой лапой запястье Ирии и потащил ее в центр зала.

Силуэт Люсьена разочарованно удаляется прочь. Но даже это утешает слабо. От дядюшки Огюста так и разит смесью вина, лука и каких-то ужасных благовоний…

Престарелый кавалер не выпускал девушку из плена целых три танца подряд. А танцевал с грацией медведя. Если, конечно, бывают столь неуклюжие и неповоротливые медведи.

«Ах, я так устала. Проводите меня, пожалуйста, на место!» сопровождалось всё более натянутой улыбкой. И всё менее кротким тоном. Но почтенный танцор каждый раз гласом боевой трубы оповещал весь зал, что он-то вовсе не устал. А молодежь должна уважать старших.

Музыка заиграла в четвертый раз. Барон, уверенно кривляясь, повел партнершу на новый танец. А Ирия уже даже не пыталась возражать.

Ей придется оставаться возле проклятого старика весь оставшийся проклятый бал. На все без исключения проклятые танцы!

Или протестовать и стать посмешищем всего зала. Ничего при этом не добившись.

А в качестве кары судьбы за выходку с Люсьеном — старый медведь к концу вечера точно отдавит партнерше обе ноги!

— Вы уступите своему сеньору?

Дядюшка Огюст успел лишь пару раз разинуть рот — совсем по-рыбьи. А Ральф Тенмар уже забрал Ирию из цепкой колючей хватки и сам повел в танце.

Как же она уже устала! От корсета, кузена Люсьена, дяди Огюста. И постоянной тревоги, что ее кто-нибудь узнает!

Да и сейчас — не угодила ли из огня да в лесной пожар?

Впрочем, герцог танцует для своих семидесяти очень даже неплохо. Во всяком случае, на ноги не наступает. И не наваливается на партнершу. Вцепляясь ей когтистыми птичьими лапами в плечо. Или в охваченную корсетом талию…