Природа всегда даёт силы дышать, радоваться жизни, дарит настроение и вдохновение. Природа выступает идеальным помощником охотникам в их увлекательных, а иногда и опасных походах. Ведь в них мужчина становится ещё и добытчиком.

Сколько Виктор себя помнил, по какой-то причине тянуло к природе, особенно к её животному миру. Возможно потому, что родители постоянно загружали какой-то его, связанной с животными работой – пасти гусей, заготовить и нарубить картошку для добавки к корму поросятам, гусятам, утятам, цыплятам. Подмести двор. А там уж и времени совсем не оставалось, чтобы провести его совместно с деревенскими ребятами, – на пруду, речке, или поиграть в футбол.

Ответственность за порученное дело не позволяла оставить его, и поэтому приходилось приноравливаться, и искать занятия по душе в одиночку. Он сооружал специальные гарпуны, чтобы охотиться на рыбу в ручьях и реке. Делал рогатки и учился метко стрелять. Даже учился охотиться первобытными методами. Наверное, оттуда и тяга к охоте.

Потом учёба в харьковском техникуме. Тоже ответственность. Нужно было не подкачать, – успешно защитить диплом. За триста километров от дома, один, без надзора. А затем служба в армии.

Как учили гончие охотиться

Уже на последнем году службы Виктор точно знал, что буду охотиться, так как с отцовским ружьём он ходил на охоту самостоятельно с седьмого класса, а тут подвернулась возможность вступить в общество военных охотников дивизиона «Полярный». Была у него и ещё одна давняя мечта, – завести охотничью собаку. Всегда был уверен, что собака верный друг и помощник. Собака слышит то, чего не слышит человек, чувствует запахи, которые недоступны человеческому нос. Он точно знал, что хочет гончую хотя, видел на выставках много собак, и служебных, в городе Харькове, где учился, и в Архангельске, где заканчивал учёбу. Видел и Архангельских, лаек и гончих. Таких, которые, и в одиночку могли посоперничать с волком.

Всё складывалось одно к одному. По дороге домой Виктор с Кумом – такая кличка была у его сослуживца Виталика Хабло из Херсона, заехали в Брянск к сестре. Она была замужем за Николаем Поляковым, потомственным охотником. Его отец держал русских гончих – таких я видел редко, а сейчас таких уже и совсем нет. Багряных, в сером чепрахе. Часто представлялось, как летит такая красавица стремглав вдоль белоствольных берез, а солнце как бы слегка касается лучами её спины.

С удовольствием вспоминаю сейчас, как шумят кронами вековые деревья, поют птицы, шелестит трава. А какой величественный вид у дюн, некоторые из которых высотой до 10 метров.

После службы Виктору долго гулять не пришлось, – всего лишь около двух недель. Потом он устроился работать в район, посёлок городского типа. Устроился мастером, снял квартиру и приступил к гражданским обязанностям, а на выходные ездил к родителям в деревню. Много односельчан работало у него в этом посёлке, но и новых друзей приобрёл и по работе из числа охотников, которые и порекомендовали взять щенка. Ни о рабочих качествах, ни о родословной сведений никаких не было. Но, как говорится, новичкам всегда везёт.

Привёз мне Анатолий щенка, как котёнка, и я по всем правилам протащил его через ступицу колеса телеги, занёс во двор задом и никак его не мог очистить от смазки и дёгтя, пока не очистился сам, меняя шёрстку. Росла собачонка неказистой, маленькой, но плотненькой и с хорошим ребром.

Через четыре месяца я снова уехал в Мурманск к подружке по службе, которой обещал вернуться, подзаработав денег на дорогу, и для начала устроиться на работу. В семидесятых годах не было проблем с работой, да и заработки были неплохие. По всему СССР можно было ездить, работать и жить. Проблем не было.

Так и я работал, жил у подружки на квартире, но когда прописался в общежитии, забрали меня на переподготовку на два месяца. За это время подружка вышла замуж, а я по окончании получил неплохую зарплату, приоделся, купил ружьишко и через некоторое время снова вернулся на родину.

К этому времени моя гончая подросла, ей был почти уже год, но ещё не гоняла. Хоть она и подросла, но всё ещё оставалось такой же маленькой. Но вот зато кличка у неё была громкая – Гекла. Это имя я взял из произведения Сетона Томпсона «Домино».

Работая в Курчатове на строительстве АЭС, я частенько ездил в деревню, помогал родителям, отдыхал, рыбачил и заодно водил в нагонку моё маленькое чудо. Оно молчало, иногда уходило непонятно куда по свекольному полю, что не было видно и слышно, и возвращалось домой самостоятельно, намного позже меня. Я ждал осени, открытия зимней охоты.

На открытие я, конечно, приехал в деревню, расспрашивал отца, как ведёт себя Гекла. Он рассказывал, как на днях ходил в поле собирать свеклу и брал Геклу с собой. Тогда же с ними произошёл интересный случай.

Из борозды под носом Геклы выскочил русак, увидел отца, и, метнувшись в метре от него перелетел через собаку, и стал улепётывать в сторону леса. А Гекла подумала, что на неё напали, и, поджав хвост, побежала в другую сторону.

Толку не будет от неё, дал оценку отец, но я не верил. С вечера легли пораньше, чтобы рано утром встать на охоту, и обойти нужные места до прихода охотников из Шентуковки, соседнего села. Там должен был быть охотник старый гончатник Салий со своими гончими.

Рано поутру, позавтракав, на скорую собрались и быстренько отмахали километра полтора до первых лесочков. Гекла носилась по пахоте, потом по клеверному полю невдалеке от нас, а потом исчезла в лесу.

Через несколько минут, в лесу, басовитым баритоном отозвалась гончая, а через несколько секунд разразилась захлёбывающаяся звуками сильного грудного голоса, – чистого, породного.

Мы переглянулись

– Салий опередил нас, – сказал отец. – Это, наверное, его выжлец.

Но сколько было у нас радости, когда из леса, дав полукруг на нашу сторону выкатил русачок, а через несколько секунд за ним по следу вылетела Гекла, и, захлёбываясь ярким, чистым баритоном, шла по следу русака. Нашему восхищению и счастью не было предела. На первом же кругу этот русачок был нами взят, и мы счастливые и довольные вернулись домой, с трудом подловив и взяв на поводок нашу малышку Геклу.

С каждым выходом Гекла наращивала мастерство, уходила в полаз глубоко и широко, и поднимала пока только зайца, лису не гоняла. Старые охотники завидовали, что в таком небольшом существе столько музыки и азарта. Я с удовольствием приезжал в деревню на охоту, и мы с отцом получали огромное удовольствие от работы нашей Геклы. Были случаи, когда Гекла самостоятельно добирала подранков, если они не были взяты выстрелом сразу. А однажды, когда очередной подранок не был взят, а у меня не было времени его добирать, – я опаздывал к поезду, Гекла не бросила его, а продолжала гонять.

Я быстренько собрался, и чуть ли не бегом убежал на железнодорожную станцию. Каково же было моё удивление, когда почти у самой железной дороги меня догнала Гекла с полным животом, и окровавленной мордой. Я тогда сразу понял, что подранок взят и съеден.

Я уехал на поезде, а её оставил на станции, волнуясь и переживая, но оказалось зря. В следующий приезд, через неделю, на выходные, я увидел Геклу целой и невредимой в своей тёплой конуре.

      Много радостных охотничьих дней принесла она нам, но прожить долгую жизнь этой ревнивой собаке не пришлось. Ревнивой потому, что она была гонец отличный, и если вдруг на подвал шла другая гончая, она бросала его, злобно встречая чужака, а потом снова гнала оставленного на время в поле русака.

Три сезона прослужила она нам. Потомства так и не дала. А однажды летом, когда отец чистил вольер, вырвалась со двора и ушла в поле. На окрики и позывы отца отказалась слушаться. Она не знала, чем это может закончиться. Так и поплатилась своей короткой жизнью. Очень горяч был мой отец, если его ослушивались. Долгое время после Геклы я не мог найти и завести хороших гончих.