Тренев Виталий Константинович
Рассказы
БРИГ "МЕРКУРИЙ"
(Русско-турецкая война 1829 года)
Фрегат "Штандарт", бриг "Орфей" и восемнадцатипушечный бриг "Меркурий" были посланы к Босфору от эскадры линейных кораблей адмирала Грейга, находившейся у Сизополя. Задачей этих дозорных судов было следить за движениями турецкого флота.
Вечерело. После жаркого и тихого майского дня потянуло холодком. С норда набежал ветер, и гладкое бледно-голубое море, весь день неподвижно дремавшее под горячим солнцем, зашевелилось и потемнело.
Крутая волна начала плескать в высокий темный борт "Меркурия". Паруса вздулись, натянулись снасти. Бриг накренился. Вдоль бортов, зашумев, побежали, пенясь и отставая, отвалы темно-зеленой воды. Судно прибавило хода. Вдали, почти на горизонте, лиловел далекий Анатолийский берег. Между ним и бригом неслись, как белые птицы, "Орфей" и "Штандарт". Корабли шли в виду берегов развернутым строем в миле друг от друга.
На "Меркурии" вахтенные матросы прятались от засвежевшего ветра между орудиями с наветренного борта. Капитан брига лейтенант Казарский и вахтенный начальник лейтенант Скарятин, поеживаясь, стояли на юте1. Казарский глянул на небо, стараясь угадать, какая будет ночью погода.
Небо было безоблачно и огромно. Солнце склонялось к потемневшему морю. Прозрачное тонкое стекло неба на западе плавилось и пламенело. В зените оно было еще темно-голубое, глубокое, почти синее, а на востоке прозрачно-зеленоватое, но тускнело на глазах, приобретая сумеречные сиреневые тона.
- Задувает свежачок, Александр Иванович, - сказал Скарятин. - Можно сказать, привет из любезного отечества.
- К утру уляжется, - коротко отвечал Казарский.
- Васютин, шинель! - крикнул Скарятин.
- Есть, ваше благородие!
Из-за пушки бомбой вылетел белокурый крепыш-матрос и стремглав бросился к трапу, стуча каблуками.
- Что вы, батенька, ведь май на дворе, - усмехнулся Казарский.
- Май-то май, а шинель надевай! - весело отвечал румяный, жизнерадостный Скарятин.
На ют поднялись лейтенант Новосельский, мичман Притупов и переводчик грек Христофор Георгиевич, три дня тому назад поступивший на бриг.
- Эка благодать, господи прости! - картавя, сказал Новосельский и набрал полную грудь влажного, терпкого морского воздуха. - А мы-то внизу сидели, как проклятые...
Лейтенант был не в духе. Он проиграл греку семь рублей. Христофор Георгиевич, не без пользы проводивший время в кают-компании, довольно щурился, раздувая ноздри, и шевелил черными огромными усами.
Бриг начало покачивать на нарастающей бойкой волне.
Казарский, высокий блондин со строгой осанкой и серьезным узким лицом, поглядел на переводчика.
- Качки не боитесь, Христофор Георгиевич? - спросил он.
- О! Нету, нету! - заторопился грек. - Ми много-много моря плавал. Ми море знаем. Наша Греция - куругом, куругом море есть.
- У них, в Греции, Александр Иванович, все капитаны, - подмигивая, сказал Скарятин.
Христофор Георгиевич с опасением глянул на лейтенанта, допекавшего его шутками. Казарский, пряча сдержанную улыбку на тонких губах, поднес к глазу зрительную трубу.
- Все шутить изволите, господин лейтенант, - недовольно процедил Новосельский, трогая мизинцем зуб, который начинал ныть.
- Смеяться, Федя, не грешно над тем, что кажется смешно, - отвечал Скарятин, кивая на коренастую фигурку переводчика.
- Вона! Вона! Эх! Эх! - закричал Притупов. - Господа, дельфины!
Все, кроме вахтенного начальника и Казарского, подошли к борту. От брига и высоких парусов на море ложилась тень. Вода там была темная, сине-зеленая, но прозрачная. Торопливые крутые волны, рассыпаясь белой пеной, одна за другой отставали от брига. Между ними мелькнул в воздухе черный круглый горб спины с острым плавником, сверкнуло белое брюхо.
Одна за другой проносились под водою быстрые тени. Гладкие, тугие тела вылетали на поверхность и уходили вглубь.
- Эвона! Эвона! Эх, эх! Красота! - восхищенно покрикивал Притупов.
- Кефаль, кефаль! Они кефаль гонят! - закричал грек, указывая вперед.
Серебром сверкающая кефаль стайкой прошла под киль брига.
Скарятин не выдержал, подошел глянуть за борт.
- Кефальчики, толстячки! - с умилением сказал он, причмокивая полными, яркими губами.
- Поохотиться бы, господа, а? - оживившись, сказал Новосельский, забывая про ноющий зуб. - Господин капитан, разрешите?
- Что ж, пожалуй, - отвечал Казарский.
- Васютин, ружья тащи! - радостно закричал Скарятин, но, вспомнив, что он на вахте, нахмурился и, отойдя к компасу, сердито закричал на вахтенных: - Вперед смотреть!
Расторопный Васютин, неистово топоча, уже тащил на ют ружья и заряды.
Притупов и Новосельский сделали несколько выстрелов. Движения дельфинов были очень быстры, а, кроме того, преломление света в воде обманывало, и офицеры промахнулись. Переводчик с вожделением поглядывал на стрелков, не решаясь попросить ружье.
- Мазилы! - не утерпев, сказал Скарятин. - Вы штурмана позовите. Он промаха не даст.
- Верно! - Притупов положил ружье. - Где он? Господин поручик! Прокофьев!
- Он письмо невесте пишет, - сказал Новосельский и, скривив красивое лицо, схватился за щеку. - Ой, проклятый зуб! Не даст мне спать сегодня чувствую, что не даст!
Лейтенант был мнителен и боялся боли.
Скарятин посмотрел вверх, на высоко к небу вздымавшиеся паруса, и засмеялся.
- Ох, любовь, ну и любовь! С каждой стоянки мешок писем отправляет. А предмет стоит того.
- Варвара Петровна - девица просто прелесть, - задумчиво сказал Притупов.
- Господа, господа... - укоризненно покачал головой Казарский.
Скарятин встрепенулся, покраснел и стал в подзорную трубу осматривать горизонт.
- Господин лейтенант, - решился наконец переводчик, - позвольте ружье, дельфина стрелять.
- Промахнетесь, любезный, - холодно сказал Новосельский.
- Пробовать надо!
Христофор Георгиевич взял ружье, и когда круглая, блестящая спина дельфина выскочила из воды, грянул выстрел. Дельфин ухнул в воду, вода запенилась от его судорожных движений и окрасилась кровью.
