Она силилась представить его себе, но гнев за поломанную судьбу Мары не рисовал в мыслях ничего путного, и Яра сдавалась.
Нет, Святу незачем все это.
– Кончился воск? – Верный друг в который раз пытался наладить разговор, но тот упорно сходил на нет. Он перегнулся, и, схватив шкуру убитого прошлой зимой медведя, укрыл ею ноги знахарки. – Яра, ну что ты?
Он нарочно остановил рябую лошадь у верстового столба. Та опасливо повела ухом и заржала. Кругом – лес. Снова волки? Животина попробовала вырвать поводья из рук Свята, только быстро поняла: тот сильнее. Опустила голову, загребла копытом мокрый снег.
– Яра, мы больше не дети.
– Знаю, – согласилась та. – А значит, и тяжбу за поступки нам нести самим.
– Какую тяжбу, Яра? – Свят резко схватил ее за руку, отчего Яра поморщилась: – Ты – это ты. Не селяне Светломеста. Не мать и не батька. Ты не можешь нести их грехи на себе.
– Могу, – запротестовала она яростно и уже тише продолжила: – И несу. Все эти зимы.
– Так дай помочь! – Свят не отпускал руку знахарки из ладоней, хотя подруга отчаянно сопротивлялась. – Иль не люб?
– Свят… – Яра так тепло протянула его имя, что охотник все понял. – Мы с детства вместе. Как можешь такое?..
– Прости. Никак. Дурень я, Ярка. Дурень!
И он звонко чмокнул ее в щеку, отчего та мгновенно покрылась румянцем. Поводья с силой натянулись, а животина продолжила путь.
Вскоре впереди показался Покошенный Трактир, и Свят остановил лошадь.
– Погоди, Ярка, я сейчас.
Он быстро спрыгнул с повозки и скрылся за массивной дубовой дверью. Яра поглядела кругом: никого. Слишком рано. Да и на небе едва поспели явиться вишневые ленты.
Девка хотела было спрыгнуть с повозки, чтоб немного размять ноги, но Свят опередил ее:
– На вот, – он протянул знахарке увесистый жбан, от которого поднимался уютный парок. – Зверобой, как ты любишь.
И, перевернув ладонь Яры, всыпал в нее сладкой смолы.
– В дорогу, – пояснил он, – пей, нам ехать еще.
Яра благодарно улыбнулась Святу и сделала маленький глоток. Чудесно! Она уже немного замерзла, и горячий напой вернул ей бодрость. Еще версты две – и выстава. А там можно приглядеть ткани и бус, если, конечно, останутся алтыны после воска.
Напой скоро закончился, и Свят вернул жбан хозяину трактира. Сладкий гостинец доедали стоя, и молодая знахарка щедро делилась им с другом. Улыбалась, потому как смола хорошею была, целебной. А впереди – целый день, и силы им понадобятся.
– Садись, – друг приподнял Яру за талию, задержав ладони всего на секунду. Но и этого хватило, чтобы лицо Ярославы снова покрылось румянцем. – Поедем.
Выставу было слышно за версту. А уж здесь, у ворот, гомон казался и вовсе невыносимым. Яра спрыгнула с повозки. Нужно торопиться! Свят глазами искал сторожа для животины, когда знахарка махнула ему:
– Ступай в лавку оружейника, а я загляну к Хвалимиру отдать снадобья да краску. Жди меня у ворот, как справишься.
Знахарка заспешила. Солнце уже стояло высоко в небе, а ей столько поспеть!
Выстава встретила Ярославу шумом перебивающих друг друга голосов и выкриками торговцев. В загонах блеяли овцы да визжали поросята, которых раз за разом отрывали от сородичей, вынося оценщику на лютый холод. То и дело мимо пробегал мужик, несущий в клети разъяренного петуха, а уж лошади…
Яра едва успела отпрыгнуть в сторону, как на нее налетели:
– Ишь, окаянная! Под ноги гляди!
Здоровый детина в одном кафтане торопился: мороз пощипывал его за голые руки и раскрасневшиеся щеки, а запах браги недвусмысленно говорил, откуда его вырвали на свет божий. Небось, к отхожему месту спешил… Знахарка пробормотала извинения, вжавшись в яркий лоток торгового ряда, но тут ее поджидала новая напасть. За рукава тулупа стали дергать со всех сторон, выкрикивая:
– Ткани! Чистый лен. Тонкий хлопок. Ситец!
– Лукошки! Корзины из бересты и луба!
– Сало! С майораном, тмином, кардамоном и чесноком, свежее…
Привычная к такой напасти, Ярослава быстро собралась с мыслями. Она миновала ряды с едой и тканями, завернув в небольшую улочку, где плотно жались друг к другу деревянные лавки. Толкнула локтем дверь, вошла. В ноздри ударил яркий запах сухих трав, и Яре на миг показалось, что она дома.
В лавке было много народа. Со всех углов слышались говор и ругань, и Ярослава пригляделась. Девки, молодые, и все за краской.
Хвалимир кивнул высокому худому мальчонке – сыну – и, оставив его за себя, подошел к молодой знахарке:
– Ярушка, поздно ты сегодня. Вишь, сколько баб намело. И все за твоей краской. Принесла?
Та кивнула, поздоровавшись.
– Принесла, Хвалимир. Есть еще снадобья от жара и простуды, для примочек к язвам…
– Мы ж не договаривались! – И старый Хвалимир хитро оглядел лукошко Яры. – Сколько взяла?
Жадный лис! Сейчас станет говорить, что их не берет никто. Лишь бы цену сбить. Яра знала это, как и знала, что за отварами станут в очередь.
– Тут десять брусков с краской для губ и столько же с целебной. За все – двадцать алтынов.
– Двадцать? – Мужик вытаращил глаза, как будто думал вот-вот задохнуться. Даже морда покраснела. – Двадцать? Ярка, пожалей!
– Жалею, – улыбнулась знахарка, – что не сама торгую своим товаром. Тогда бы и у меня живот не застегивался в кафтан.
Хвалимир и впрямь задохнулся, но тут же пришел в себя:
– Пятнадцать, Ярослава, и мы оба будем довольны.
Он тут же перестал хилеть, и перед знахаркой появился настоящий Хвалимир – расчетливый, жадный.
– Двадцать, – отрезала та. – Иначе – уйду.
– Куда?
– Да вот хотя бы к порогу. Сяду там и стану продавать свое. Глядишь, и купят как-нибудь.
Хвалимир только вошел в дело, чтобы уступать гроши сопливой девке. Но их спор уже стал привлекать внимание молодых баб, а те мгновенно раскупят товар у Яры за полцены. Выставец тут же опустил руку в карман, и, нащупав в нем нужные монеты, отдал знахарке.
– Ступай, Ярослава. И подумай о том, что будет есть бедный Хвалимир.
– Не буду, – по-доброму усмехнулась Яра, – иначе захлебнусь по дороге. А уж больно хочется купить бус.
– Бусы, краски. Эх вы, девки! – И Хвалимир, сокрушенно качая головой, отошел от знахарки. Он нацепил на раскрасневшееся лицо лучшую из своих улыбок, в которой было заметно отсутствие только одного зуба, и подошел к бабе в самом богатом тулупе. Эта купит многое, не пожалев для выставца пригоршни алтынов.
А Яра заспешила дальше – в лавку с воском.
– Здравствуй, Ярушка, – пожилая жена выставца встретила знахарку радостно, – ты сегодня поздно. – Аль случилось чего?
– Не случилось, тетка Стася. Все хорошо. Снега мокрого по колено – где ж этой хилой кобыле вытянуть целую повозку. И сани-то у нас не новые…
– И то правда, – согласилась баба, – сколько сегодня надобно?
– Десять слепков, коль по прежней цене, – Яра по пути отсчитала половину заработка и уже держала гроши наготове.
– Муж поднял цену, – Стася обернулась по сторонам. Неудобно выглянула за дверь, будто опасалась, что хозяин вернется раньше положенного, и наконец решилась. – Так его ж нет пока. Бери по старой. Вы с Крайей много нам помогли: эта зима выдалась на редкость морозной, и если б не твои отвары – глядишь, и держать лавку было бы некому.
Она завернула в тряпку воск, аккуратно уложив его на дно Яриного лукошка, и тепло улыбнулась.
– Не нужно, тетка Стася, – запротестовала знахарка. – Как муж прознает, худо будет.
– Ничего-ничего, – та скоро вытолкала Ярославу из лавки. – Беги скорее, а то все сукно разберут. Сегодня лен пригожий!
И она махнула рукой, отпуская Яру с хорошим заработком. Десять алтынов! Этого должно хватить и на ткань, и на бусы. Знахарка улыбнулась. У нее так давно ничего нового не появлялось, что она не дошла – долетела до бабьей лавки.
И если у Хвалимира народу было много, то тут – тьма.
Бабы толкали друг друга, выкрикивая большую цену за понравившийся товар. Выставец, плотный седой мужик, то и дело вытирал широким платком влажный лоб. Но тот снова покрывался испариной: в лавке и вправду было жарко.