Бомбежка застала, когда возвращался с Дергачей. Тормознул какого-то таксиста при выезде из города и ему пришлось меня подвезти. Получилось, кстати, как в боевике: встал посреди дороге, а водила ехал прямо на меня. Он остановился и вылез с монтировкой разбираться, правда, не хотелось что-то сегодня получить по башке. Пока тот приближался, сдернул с плеча автомат, щелкнул предохранителем, дернул затвор и направил на водилу. Сказал мол, что он и его машина национализированы на время особого периода и если попытается что-нибудь выкинуть, то на месте пристрелю. Таксоиду ничего не оставалось, как снова сесть за руль, завести мотор и ехать.

На дорогах города не протолкнешься из-за гражданского транспорта. Суматоха и крики стояли как в аду. Американцы сбрасывали свой смертоносный груз как раз на Сапун-гору, где стояли позиции ЗРК С-200. Так что можете себе представить, что там творилось. Выкорчеванные с корнем деревья, земля перекопанная воронками, покореженные пылающие останки машин и непохороненные трупы. Люди сделали все, что могли для защиты своей земли. Под ударами вражеской авиации пэвэошники пытались спасти и замаскировать в сосновых лесах Сапун-горы оставшуюся технику.

По Горпищенко возвратиться в город не удалось из-за большого наплыва людей и техники. Войска прибывали из глубины Окраины, высаживалась с кораблей в городе и спешно уходили, видимо, спасаясь от бомбежек, либо чтобы успеть занять оборону на побережье, для отражения возможного десанта. Над городом стоял смог, облака пыли и матюги. На Ялтинском кольце нас завернули на проспект Победы. Бомбежка Дергачей, Горпухи и Прекса (пр. Победы) началась как раз в тот момент, когда проехали арку. Тут водитель остановился. На обочины съезжали машины и бронетехника, народ врассыпную убегал при реве реактивных самолетов и прятался где только мог. Многие пытались найти укрытие под выступами известняка в Лабораторной балке. Там замысловатой змеей пролегало шоссе на выезд из города окруженное каньоном. На Лабораторке тоже все было забито. Кое-где на дорогах машины просто оставляли и убегали. Мы тоже остановились. Мимо пробегали гражданские и военные, кое-кто с перекошенными от крика или страха лицами.

– Дальше не поеду – там бомбят! – сказал таксист

– А ну езжай, сука! Пристрелю як пса скаженого!, – крикнул я, приставив пистолет к его голове. Кстати, сам не знаю чего это перешел на украинский язык.

– А, хрен с тобой! Что там погибнем, что здесь пристрелят! – сокрушенно мотнул головой водила, запуская мотор, – а ты, прапор, я смотрю отчаянный.

– У нас другие не служат, – удовлетворенно сказал я.

И все – таки пришлось завернуть на улицу Коли Пищенко, а там, на Рассветную, чтобы затеряться в деревьях. Видимо, американский летчик увидел этот маневр и начал за нами охоту. Мы продолжали движение пока впереди, в метрах двадцати, взрывом не разворотило дом. Крикнул водителю, чтоб тормозил. Оба выпрыгнули из машины и залегли, как оказалось не зря, – метрах в десяти с огромным грохотом что-то рвануло. Быстро вскочили и забежали в первый же двор. Случайно уткнулся в дверь погреба, а на ней навесной замок. Краем глаза заметил какое-то движение в доме. Заскакиваю туда, большая комната, в углу, забились и выли от страха женщина лет сорока, пятилетний мальчик и девчонка лет семнадцати-восемнадцати. Увидев меня, с автоматом на груди, завыли еще пуще прежнего.

– А ну, не реветь! Где ключи от подвала? – крикнул я, стараясь перекричать гул самолетов и грохот разрывов, которые ложились все ближе и ближе к дому.

– Там, я покажу. – вызвалась девчонка, – А вы из военкомата? – радостно проговорила она.

– Давай быстрее, а то нас здесь сейчас американцы похоронят.

– Идемте.

Выбежали во двор, ключ оказался в нише под порогом входа в подвал. Девчонка быстро открыла замок и распахнула дверь. Крикнул ей, чтобы спускалась вниз и не вылезала, а сам, тем временем махнул водиле, который приталися за углом дома и поглядывал на небо. Тот в несколько прыжков заскочил внутрь погреба. Только я успел повернуться, чтобы рвануть в дом за оставшимися членами семьи девчонки, как раздался шорох и дымный след НУРСа. Уже сделал три шага и был отброшен взрывом. А дальше – темнота и боль в спине. Перед мысленным взором начали всплывать эпизоды из жизни. Вот стою у доски в своей средней школе № 4 города Каховки Херсонской области и решаю какую-то задачу по физике на определение дальности полета снаряда под действием силы тяжести. Потом увидел проводы в армию, которые проходили на последнем концерте с моим участием группы «Звуковой барьер», в которой играл на бас-гитаре. Одет, правда, был немного странно: байковая рубашка в черно-белую клетку навыпуск, спортивные штаны заправленные в берцы и песочный фурик. Уже был «готовым» и только ежедневные шестичасовые репетиции, доведшие до автоматизма все движения, заставляли играть как положено. А вот и первый отпуск на срочной службе, часть которого провел в Херсоне у одногруппницы бывшего одноклассника. Мы лежим в постели, и девушка начала жарко целовать, сначала в губы, потом почему-то перевернула меня на живот и стала проводить языком по спине, но ее ласки теперь приносили острую боль, которая отдавалась во всех уголках тела. Очнулся от того, что водила меня затаскивал в подвал. Краем глаза увидел, что от дома осталась дымящаяся воронка.

– Эх, и отчаянный же ты, прапор, – сказал водитель, – совсем себя не бережешь. И себя угробишь и нас. Очнулся уже – вот и хорошо. Как хоть тебя звать-величать?

– Володей, – промычал я, – в нарукавном кармане у меня ИПП. Перевяжи.

– Не волнуйся, щас все сделаем, – сказал он когда уже втащил меня в подвал, – а ну, не реветь, девка! Помоги лучше парню.

Тут уже окончательно более-менее пришел в себя. Света (так звали девушку) все порывалась выбежать из подвала. А Сергеич (водила) ее не пускал, и та разревелась у него на руках. Оно и понятно – одной ракетой перечеркнули все дорогое в еще не особо большой и радостной жизни простой севастопольской девушки – маму и братишку.

Меня по спине осколком только царапнуло хорошо, так что ничего серьезного. Но ужасно гудела и болела голова – наверное, контузило. Света сидела в углу и молчала, Сергеич дрых без задних ног. Взрывы и гул самолетов уже прекратился, теперь нужно было в военкомат идти. Поэтому решительно встал и попытался вылезти на свет божий. Но первые три шага по ступенькам вверх дались с трудом, так как закружилась голова, но потом все прошло. На поверхности дул ветер и доносил запахи гари, кордита, крови и еще чего-то. Присел на лавочке, дрожащими пальцами достал сигарету и закурил. В ушах надсадно звенело и болела голова. Послышались сирены, то тут, то там раздавались неразборчивые крики и женский плачь. Курево прояснения в мозгах и улучшение самочуствия не принесло. Выкинул выкуренный до половины «бычок», встал и решительно направился к выходу со двора. Вышел из ворот, а точнее перелез через груду метала, что когда-то были ими. Машина Сергеича валялась сгоревшим дымящимся остовом – взрывом отбросило во двор дома напротив. Под закопченой грудой штампованного немецкого металла выглядывали щепки-доски и сочилась кровь. Видимо, горящее железо упало на собачью конуру, в которой несчастное, испуганное взрывами и воем самолетов, животное забилось в самый дальний угол. Чуть дальше лежала женщина, а из под нее торчали две худые детские ножки в стоптаных кросовочках. Подбежал к ним, перевернул труп, под ней была девочка лет пяти. Обе были мертвы: тетка от осколка, который раздробил ей голову, а девочка внешне была цела, видимо задохнулась под тяжестью тела мамы. Я повернулся и, как во сне, поплелся назад. Из подвала тем временем вылезла Света и Сергеич. Девушка сидела возле дымящейся воронки, что час назад была домом, где она выросла, и рыдала.

– Вова, не бросай меня! – прокричала Света, – Мне же некуда больше идти! У меня больше никого не осталось! Я буду делать все, что скажешь, только забери меня с собой!! Я буду тебе стирать, готовить, и все остальное, что захочешь, только не оставляй меня здесь!!!!