П. Корсунский

СЧАСТЛИВЫЙ УГОЛОК

I

Нищета и богатство

ежду нашей, русской, землею и землею французской — Францией лежит земля немецкая — Германия. Германия ближе всех других земель прилегает к нам на западе; а еще дальше на запад к Германии прилегает Франция.

В горах, на границе Германии с Францией, лежит страна, которую французы называют Альзас, а немцы Эльзас.

Будем и мы называть ее немецким именем, потому что теперь немцы считают ее своею.

Двести слишком лет тому назад захватили было ее у Германии французы, и спокойно владели ею, пока недавно, в 1871 году, немцы опять отвоевали ее себе обратно.

Самый богатый город в Эльзасе — Страсбург, город старинный, богатый.

Вот в атом-то самом Эльзасе, верстах в сорока от Страсбурга, в высоких горах, протянулась узкая долина. Называют ее «Каменистая».

Невеселая это была долина лет двести, да еще и лет сто тому назад!

Досталась она Франции после долгой, тридцатилетней войны (войны чрезвычайно жестокой) совсем разоренная, обнищалая, почти безлюдная, потому что, под конец войны, в долине появилось страшное поветрие, от которого в пять лет. (1645–1650) вымерло в ней почти все население.

И сто лет спустя, в долине только кое-где виднелись жалкие избенки, небольшие незавидные посевы, тощие лужайки. Остальное пространство покрыто было вверху, на горах, лесом, внизу — болотами. На склонах тоже сеять не было возможности. Горные ручьи, маловодные летом и в засуху, в половодье или после дождя быстро наполнялись, разливались, шумно неслись по откосам, смывали; с них почву, оголяли их почти до камня, а в долине образовали топи. Те же воды уносили с гор каменные глыбы. Вся долина засорена была обломками скаль, кругляками; камнем и песком завалены были и пашни. Оттого, вероятно, долина и называлась «Каменистою».

Плохие от природы, поля еще быстро истощались от небрежной обработки, от недостатка удобрения. Чем было удобрять их, когда и скота кормить было нечем? О лугах своих жители долины не даром говаривали: «Что с них в день мужик накосит, ввечеру баба в подоле сносит».

Питались люди ржаным хлебом далеко не досыта и не круглый год. Когда стали картошку сажать (с 1709 г.), сначала немного поправились, да скоро и картошка стала худо родиться: где прежде родилось мер 120–150, едва снимали 30–50 мер. Подкармливались лесными яблоками, дикою грушей (которые у соседей шли свиньям), да и тому рады бывали.

Одевались в рвань. Праздничная одежишка была зачастую одна на несколько человек. Так и в церковь ходили по-очереди.

К тому же долина месяцев семь в году отрезана была от всего мира. Не только конному, и пешему из нее, бывало, не выйти; никто в нее и из соседства не забредет. Дорог не было. Горные воды сливаются в главный поток — быстрый, бурливый Брейш, который загораживает доступ в долину. Через поток еще можно было перебраться кое-как, когда поспадут, бывало, вешние воды, или в засуху, по доскам, перекинутым с камня на камень; но с возом и в лучшую пору ехать приходилось дальними объездами, горами… А больше доводилось сидеть в долине взаперти, за полным бездорожьем, даже зимою. В Эльзасе потеплее, чем у нас, снегу в долинах много поменьше, а чтобы сковать льдом стремительный Брейш нужны морозы посильнее тех, при которых замерзают наши тихие реки.

Люди в долине совсем одичали, измотались, с горя при первой возможности пили, пропивая последнее, и рукой на себя махнули:

— Бейся, не бейся, — думали — один конец! Пропадать надо!..

И говор-то у них был такой, что мало кто их понимал, даже из недальнего соседства, В Эльзасе простой народ вообще говорил — да и теперь еще говорит — на неуклюжем смешанном языке, которого сразу ни французу, ни немцу не понять; на языке, на котором книг не пишут, да для многого, что на другом языке сказать легко, слов не подыщешь! А хуже чем в Каменистой долине, кажется, нигде и в Эльзасе то говору не было.

При этом, конечно, и грамота плохо шла, хотя и считалось, что по деревням есть школы.

Церковь при главном поселке («Лесным Ручьем» звали тот поселок) была бедная; священниками к ней долго определялись только неудачники, которым другого места не находилось. Каменистая долина считалась чуть ли не худшим приходом в целом Эльзасе. Один старичок-священник, одряхлев, и служить перестал. Так до его кончины службы и не справлялись…

Совсем был захудалый уголок!

Теперь не то. Хотя, вместо прежних пятисот душ, в долине нынче живет более пяти тысяч душ, нужды в ней нет. Из Страсбурга, из окрестных местностей — отовсюду к ней ведут хорошие дороги; через Брейш построен прекрасный, прочный мост, а в самой долине — сущий рай.

В ней несколько мыз, несколько поселков. Одни пониже, другие повыше по склонам гор, почти до самых вершин. И внизу, и вверху, куда ни глянь, не нарадуешься — как прекрасны покосы, как обработаны, плодоносны поля! Куда девались засоренные камнями пашни, куда, девались болота! Вместо голых скатов, по склонам гор уступы, будто широкие ступени; на них хлеба, травы. Между ними воды сбегают с гор не зря; они везде захвачены в правильные, камнем выложенные канавы.

Вода ничего не разрушает, не портит, а всюду несет благотворное орошение. Среди лугов и полей прочные каменные постройки, окруженные прекрасными огородами, садами; в садах деревья усыпаны лучшими сортами яблок, груш, слив, вишен. Вокруг домов, на улицах — чисто. Народ одет просто, но так опрятно, миловидно… В долине три красивых церкви. В праздник они полны, богослужение совершается благолепно, пение стройно. Дети учатся в просторных, высоких, светлых, чистых школах у лучших учителей. Все жители долины не только твердо-грамотны, но образованы очень недурно; в досужий час любят почитать в кругу семьи; судят-рядят обо всем толково, еще недавно говорили свободно, на прекрасном французском языке; теперь точно также обучаются хорошему немецкому языку. А между тем кругом по деревням все еще говорят плоховато. В Каменистой долине немало всяких мастеров: кузнецов, столяров, сапожников… есть и небольшие фабрики.

А главное — у Каменистой долины как улица чиста, так и славушка хороша по всей округе и в Страсбурге, и дальше. С человеком из Каменистой долины, говорят, и побеседовать, и дело иметь приятно. Все вежливо, все по правде. В Страсбурге знают, что и товар из Каменистой долины привезут лучший, и поверить тамошним людям во всем можно. О пьянстве в долине помину нет, и шляющегося народа не видать; в семьях тишина и согласие.

Мужики, парни обходительны. На улице ли, дома ли брань поднять, а тем паче, избави Бог, жену, детей ударить — никто и не помыслит. Женщины скромны без излишней застенчивости; приезжим в глаза бросается доброе, ласковое выражение их лица, их приветливое и вместе достойное обращение.

«Присматриваясь к жизни Каменной долины», — рассказывает один путешественник — «наряду с раем, устроенным здесь, ради удобств жизни, людскими стараниями из местности дикой, суровой, нельзя не подивиться и раю духовному, насажденному в сердцах людей. Нигде, быть может, нет обывателей таких образованных, такой чистоты помыслов, таких чистых нравов; нигде не найдешь столько любви к ближнему, содружества между людьми, столько мягкости душевной. Все жители долины кажутся членами одной семьи. Беспризорных бедняков, сирот здесь не ищите; потерпевшему какое либо бедствие братски открыты все дома.

В богатых семьях нередко встретите бедных, сирот, которые никому в доме не сродни, а призрены и живут в ней как свои. При мне у небогатого человека пала корова; на другой же день стали собирать по домам копейками, гривнами, и вскоре привели ему новую корову лучше прежней. Богатые девушки нередко нанимают от себя отдельные помещения, где обучают детей, собирают ребят, за которыми присмотреть некому (например, когда родители уходят на работы), кормят неимущих. Не отстают от них в помощи ближнему и молодые парни. Например, видел я раз: день клонится к вечеру; бедный старик не докосил своего луга. Притомился, работать ему больше не под силу. Махнет косой, и станет… Идет мимо кучка парней со своих покосов. Один из них мигнул товарищам… Стали в ряд, дружно снесли остальную старикову траву, и весело разошлись по домам!..