Имя профессора Николая Васильевича Устрялова (1890–1937) прочно связано с идеологией, которую он сам называл национал-большевизмом (сменовехизмом или сменовеховством). Возникнув еще во время гражданской войны как реакция на потерю страной патриотического императива, оформившись одновременно с выходом в 1921 году в Праге сборника «Смена вех», эта идеология стремительно завоевывала тысячи русских интеллигентов как в России, так и в эмиграции, привлекая симпатии даже в руководстве ВКП(б) (известна поддержка нововеховцев Лениным, еще более – Троцким, Луначарским, Фрунзе и, конечно, Сталиным). Примерно в то же время возникают журналы «Смена вех» (Париж), «Новая Россия» (Петроград), газета «Накануне» (Берлин) и многие другие органы печати, пропагандирующие сменовеховство. Сборник «Смена вех» переиздается Госиздатом многотысячным тиражом в Твери и Смоленске и благополучно расходится. Основные постулаты новой идеологии – безоговорочное признание революции 1917 года и активное «возвращенчество».

Однако, несмотря на обилие человеческих судеб, так или иначе вовлеченных в сменовеховское движение, круг его идеологов, как теперь видится, пересекающийся с официальными идеологами большевизма, был достаточно узок и закрыт. Лидирующую роль среди авторов сменовеховских изданий играла ограниченная группа общественно-политических деятелей: С.А. Андрианов, А.В. Бобрищев-Пушкин, Н.А. Гредескул, Г.Л. Кирдецов, Ю.В. Ключников, И.Г. Лежнев, С.С. Лукьянов, Ю.Н. Потехин, В.Г. Тан-Богораз, С.С. Чахотин. Особняком среди всех, причисляющих себя к сменовеховцам, стоял бывший член партии Народной свободы, экс-министр колчаковского правительства Н.В. Устрялов.

Уроженец Санкт-Петербурга, калужский дворянин Николай Устрялов, в 1913 году с дипломом I степени окончил Московский университет «и был при нем оставлен для приготовления к профессорскому званию по кафедре энциклопедии и истории философии права». В 1916 году в «Русской мысли» выходит первая работа молодого ученого «Национальная проблема у первых славянофилов», с докладом по которой он выступил (тоже впервые) в марте 1916 года в Московском религиозно-философском обществе. В этой работе, написанной под сильным влиянием Данилевского и Леонтьева, было рассмотрено учение о нации у Киреевского и Хомякова. Именно здесь Устрялов невольно формулирует идейные предпосылки своего будущего национал-большевизма: «Жизненные испытания не подрывают веры в мировое признание родины, но изменяют взгляд на формы его конкретного воплощения».

Летом 1917 года, уже будучи приват-доцентом и сложившимся кадетом, Устрялов ездит по городам России с курсом лекций по государственному праву, заезжает и на фронт. В конце 1917 года он избирается председателем Калужского губернского комитета партии конституционных демократов. В начале 1918 года Устрялов вместе с другими молодыми кадетами Ключниковым и Потехиным начинает издавать еженедельник «Накануне», в котором печатаются Бердяев, Кизеветтер, Струве, Белоруссов. Параллельно трибуной для них служит и газета Рябушинского «Утро России».

Именно в это время и начинает закладываться действительная основа будущей идеологии, позднее получившей наименование национал-большевизма. Позиция устряловцев, направленная против односторонней ориентации на Антанту, на политику «открытых рук» и на мир с Германией привела к изоляции Устрялова на съезде кадетской партии в мае 1918 года, а в дальнейшем (и это крайне важно) – к отходу от принципиальной для либералов ориентации на правовое государство, к противопоставлению правовой и государственной идеологий, что послужило почвой для «смычки» с большевизмом, сопровождавшейся неизбежной апологетикой конкретных большевистских правителей.

Летом 1918 года Устрялов читает курс популярных лекций в Тамбове, в конце того же года он покидает Москву и уезжает в Пермь (в январе 1919 года его избирают профессором Пермского университета), а оттуда, в начале 1919 года, в «белый» Омск, где встречается со своим другом и соратником по партии Юрием Ключниковым. Осенью 1919 года он избирается председателем Восточного кадетского бюро, активно и успешно агитирует за введение Колчаком «чистой диктатуры».

После поражения Колчака в январе 1920 года Устрялов эмигрирует из России и поселяется в русском Харбине, долгие годы читая лекции на Харбинском юридическом факультете, одновременно сотрудничая в газетах «Новости жизни», «Герольд Харбина», «День юриста», «Утро». С начала 1925 года он также работает в Учебном Отделе КВЖД, дослужившись к 1928 году до директора Центральной библиотеки.

В 1920 году уже в Харбине Устрялов издает сборник статей «В борьбе за Россию», являющийся идейной основой «Смены вех», в 1925 году выходит второй эпохальный сборник его статей «Под знаком революции» (переиздан в 1927 году), вызвавший шумные дискуссии в советской среде. Летом 1925 года «харбинский одиночка» совершает поездку в Москву (см. книгу «Россия (у окна вагона)», 1926), после которой принимает решение до времени не возвращаться в СССР. Кроме перечисленных к харбинскому периоду жизни Устрялова относится также ряд таких программных его работ, как: «На новом этапе» (1930), «От НЭПА к советскому социализму» (1934), «Наше время» (1934). Особый интерес вызывают глубокие исследования Устряловым разновидностей бурно развивающегося фашизма («Итальянский фашизм», 1928; «Немецкий национал-социализм», 1933).

В результате разгрома в СССР сменовеховского движения, закрытия ряда эмигрантских нововеховских изданий Устрялов снова оказывается в одиночестве, и постепенно на рубеже 30-х годов мысль его эволюционирует сперва к сомнению относительно правильности позиции «Смены вех», а затем и к отказу от идеологии национал-большевизма в пользу большевизма (по его словам, «Сталин – типичный национал-большевик.»). Завершением этой эволюции стало возвращение Устрялова в СССР в мае 1935 года, вскоре после продажи КВЖД Японии.

Некоторое время до своего ареста Устрялов работал профессором экономической географии Московского института инженеров транспорта, сотрудничал в центральной печати. На принятие «сталинской» конституции последовательный отрицатель правового государства откликается статьей «Рефлекс права». Вскоре по неподтвержденному обвинению в том, что он «с 1928г. являлся агентом японской разведки», а в «1935г. установил контрреволюционную связь с Тухачевским», Устрялов был арестован, затем осужден и в тот же день расстрелян, была также репрессирована его жена. Волна реабилитации 50-х годов не коснулась Устрялова, решение о начале его посмертного восстановления в правах было принято относительно недавно.

Несмотря на соблазнительное мнение некоторых исследователей (напр., М.Агурского), национал-большевизм Устрялова никак нельзя связать с каким-либо порождением славянофильства, так как первый никогда не признавал приоритет основоположников последнего (Хомяков) – сперва Церковь, а уж затем государство. Скорее речь может идти о своего рода нравственной мутации: Устрялову явно не импонирует Константин Аксаков с его утверждением, что русский народ – народ отнюдь не государственный; не захватывает его и аксаковский пафос: «пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет доброго, чем стоять с помощью зла».

Для Устрялова Государство всегда было с большой буквы. Его притягивает государственное величие, воплощенное в Петре Великом («Политическая доктрина славянофильства», 1925), не вызывает раздражения и «петербургский период» русской истории («Судьба Петербурга», 1918), истово ненавидимые всем цветом раннего славянофильства. Ему не приемлемо кошелевское: «Без православия наша народность – дрянь». С этим вполне коррелирует и критика Устряловым федоровского «Общего Дела» («Проблема прогресса», 1931), «натуралистический оптимизм» которого ассоциируется у него не иначе как с непониманием трагичности, катастрофичности всей человеческой истории.