– Привет, мальчик. Джек! Давай, зови свою хозяйку, тут, как видишь, нужна помощь. Пёс обнюхал меня, фыркнул, после чего плюхнулся своей мощной тушкой рядом со мной и начал выть. Душераздирающе, пронзительно и громко.
Вспомнилось детство. Семья моя жила небогато и каждое лето, вместо лагерей или курортов, меня отправляли к бабушке в деревню на юг нашей Родины: помогать по хозяйству, заодно сил и здоровья набираться.
Места там были невероятные. Старый бревенчатый деревенский домик с широким открытым крыльцом. Река в двух шагах, зелёные холмы за рекой. Стога сена на горизонте, бражка украдкой, свежий хлеб из печки, овощи, фрукты, квас… Я любил там бывать. Каждый год с восьми и до четырнадцати лет я приезжал к бабушке погостить на лето.
Подъём был строго по крику петуха, а отбой не позже десяти. Лишь изредка мы засиживались с бабушкой и болтали обо всём на свете. Бабушке было о чем рассказать, она прошла войну, была медсестрой на фронте, встретила там дедушку, после победы они поженились. Потом родился мой отец. Мне было интересно обо всём этом слушать, так я набирался опыта, ума и знаний от человека, который повидал жизнь.
И вот за одной из таких бесед на крыльце дома, когда мы попивали чай из дровяного самовара, где-то на окраине станицы начали выть собаки. Так громко и пронзительно, с какой-то тревогой.
– Быть беде, – произнесла бабушка и склонила голову над столом
– Почему? Из-за собак? Почему они так воют?
– Андрюша, сынок, собаки очень умные и чувствительные животные. Не одну тысячу лет они бок о бок с людьми живут и знают по природе своей о всех наших повадках и болячках. Чувствуют они всё. Как будто в будущее смотрят и сопереживают, люди так не страдают, как они. Нет ничего более душераздирающего, чем вой собаки, плачущей по своему хозяину, вот и эта, послушай, как надрывается.
– Может, они просто общаются, как мы? Я в городе часто такое слышал. Всю ночь, бывает, гавкают, воют и – ничего.
– Андрюша, ты послушай внимательно. Плачет она. Делится с сородичами своими, а те ей в ответ свои переживания и соболезнования передают. Горе у них.
И правда. Все происходящее было душераздирающе. Один из псов начинал свою грустную песнь, остальные его слушали, – когда тот заканчивал, в соседских дворах начинали выть в ответ.
– Ох, засиделись мы с тобою, Андрюшка. Давай на боковую. Завтра дел – непочатый край, а время то уже позднее.
– Доброй ночи, бабуль, – я лёг спать, и видел сон. Как сейчас помню. Плывёт гроб по реке, а за ним собаки. Одна меня увидела и подплыла к берегу. Я попытался убежать и застрял на месте. Оборачиваюсь, а никого уже и нет. О чём думал перед сном, то и увидел. Ничего удивительного.
Утром проснулся с петухами. Помог бабушке по домашним делам, и мы сели обедать на крыльце. Про собак я уже позабыл, из головы вылетело, пока помогал по хозяйству. А тут калитка скрипнула и слышу, как к нам кто-то тяжелыми шагами топает, а это соседка наша Маргарита Никитична, бабушкина подруга, зашла, поздоровалась и села за стол.
– Борька преставился, – сразу, с ходу выложила она, – утром на поле должен был идти работать, да не встал. Во сне душу господу отдал.
Тут у меня даже мурашки выступили на руках. Сразу этот пронзительный вой собак в ушах. Мой сон.
Бабушка печально покивала головой, посмотрела на меня и сказала:
– Вот по Борьке-то они вчера и надрывались, бедолаги, – и вместе с соседкой они начали рыдать.
Мне на тот момент было лет 12, и значения этому инциденту я особо не предал. Да и собаки у нас никогда не было, хотя я всегда так хотел, но родители не заводили.
Когда мне исполнилось 15 лет, моя бабушка умерла. Дом в деревне забросили. Я всё собирался туда съездить, да то учеба, потом работа, женитьба. Так и не съездил ни разу. Один раз только зашёл в Google maps, и посмотрел со спутника на бабушкин дом спустя столько лет. Дом стоит, в крыше дыра, где картошку мы сажали, подлесок уже густой, а берег реки, где я купался, под частную территорию отдали, там санаторий теперь. Нет больше той деревни из моего детства. Нет больше крыльца нашего с бабушкой, обвалилось оно. Всё это в прошлом. После увиденного ехать туда всякое желание пропало. Пусть лучше в моей памяти останутся только приятные воспоминания о тех счастливых годах моего детства.
Громкий, пронзительный крик раздался во дворе дома, где жила Марина.
– УБИЛИ!!! УБИЛИ! Вызовите полицию! Господи, что творится-то?!
Нет, нет, нет, нет, нет! Женщина! Вы повнимательнее посмотрите! Скорая здесь нужна, реанимация! Не полиция! Я жив пока, мне помощь нужна, а не коронер! Помните тот стих? «А он живой, он жив пока, жужжит в окне, расправив крылья». Вот, это про меня. Вокруг меня начали стягиваться жители соседних подъездов. В глазах зевак можно было прочитать лишь ужас. Они перешептывались, указывали на меня пальцем, кто-то даже снимал на смартфон. Тут я услышал знакомый голос, пробирающийся через толпу. Это была Марина.
– Пропустите. Я должна посмотреть! – едва сдерживая слезы, споря с зеваками, пробиралась она.
– АНДРЕЙ! НЕТ! АНДРЕЙ!– Марина упала на колени и начала рыдать. Она попыталась подползти ко мне ближе, но люди начали её сдерживать, ссылаясь на то, что она может наследить на месте преступлении.
Вот тут меня уже охватил небывалый страх и паника.
ЧТО БЛТЬ ПРОИСХОДИТ?! А!? КАКОГО ХРЕНА!? АААААААААА!!! ПОМОГИТЕ! НЕТ! ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ПОЧЕМУ?!
Я не переставал кричать. Тело моё было неподвижно, были лишь чувства и эмоции. Я всё видел своими глазами, но не мог пошевелиться. Я отказывался это понимать. Просто в голове не укладывалось, что это происходит на самом деле. Но мои крики отчаяния никто не слышал. Все лишь стояли и смотрели. Стояли и смотрели…
– Граждане, расходимся. Это место преступления. Не на что тут смотреть. По домам. Мы во всем разберемся. Кто первый обнаружил тело?
Тело, твою мать. Сам ты тело. И отъел ты его умело. А меня зовут Андрей Глебович, и я не отдохнуть сюда прилёг. Если бы вы нормально выполняли свою работу, то у вас бы маньяки не расхаживали с тесаками по дворам и не грабили честных людей. Тело они тут обнаружили.
Полицейский отвел в сторону девушку, которая меня нашла. После недолгого разговора она указала пальцем на Марину, которая сидела поодаль, и полицейский переключился на неё. Сквозь слёзы Марина отвечала на вопросы, мне было плохо слышно, улавливал лишь обрывки фраз. Услышал, что я хороший человек и мухи не обижу. Что мы с Мариной были в отношениях, что выехал я к ней, на звонки перестал отвечать спустя какое-то время. Про жену свою услышал и детей. В общем, всё как есть, выложила. Пока с Мариной вели беседу и конспектировали её показания, остальные сотрудники органов осматривали место преступления.
– Володь, посмотри на следы, – произнес один из сотрудников, как я понял, он работал криминалистом, – опять этот хрен в валенках. И снова всё чисто. Может, хоть в этот раз пальчики оставил, надо смотреть. Это уже третий в нашем районе за этот год, и почерк везде один и тот же. Давай, тут заканчивай и поехали, я не жрамши с утра, только очередного глухаря нам не хватало, нужно хорошенько позавтракать перед летучкой.
Завершив все следственные мероприятия, подошел сотрудник полиции и тяжело выдохнув, накрыл меня черной брезентовой тканью. После чего он произнес:
– У нас тут всё, вызывайте труповозку.
Будучи накрытым, я уже не видел происходящего, даже солнечный свет не пробивался через этот материал. Я зарыдал. Я кричал и рыдал, но этого никто не слышал и не видел. Злость и обида были настолько сильными, что будь передо мной сейчас кирпичная стена, то я бы пробил её головой! Но недолго длились мои земные страдания, ведь спустя несколько секунд я почувствовал толчок. Он был такой силы, что сложилось впечатление, будто моё нутро зарядили в пушку и выстрелили из моего тела в воздух. Моё сознание отделилось от физического тела, и этот выстрел был такой силы, что буквально за долю секунды я оказался уже высоко в небе. Я не чувствовал ни холода, ни запахов, ни дуновения ветра, ни тепла солнечного света. Я лишь поднимался всё выше, отдаляясь от всего происходящего внизу.
