«Вытравить из души «конфетную» идеологию». Газетные сообщения первых дней войны о массированных бомбёжках спящих городов с мирными жителями демонстрируют начало реализации планов Гитлера на расширение «жизненного пространства» для германской нации за счёт истребления народов СССР. Вызывают массовый поток военнообязанных и добровольцев на призывные пункты. Призванными на культурный фронт идеологической информационной войны считают себя многие журналисты, писатели, поэты. Перестройка средств массовой информации на военные рельсы проходит быстро и организованно.
Провидческие слова радиообращения В.М. Молотова от 22 июня, опубликованные всеми газетами страны: «Наше дело правое! Враг будет разбит, победа будет за нами!» – повторяются миллионами уст все годы войны, в самые трудные её периоды. Напечатанные 24 июня, на третий день нашествия в газетах «Красная звезда» и «Известия» стихи Василия Ивановича Лебедева-Кумача «Священная война» призывают весь народ в ярости благородной дать отпор врагу, которого он не встретил нигде в Европе, и обозначают сразу и навсегда в истории этот отпор войной народной и священной…
Статьи Ильи Григорьевича Эренбурга в «Красной звезде» 23 июня: «В первый день» и 26-го – «Гитлеровская орда», Алексея Николаевича Толстого в «Правде» 27 июня «Что мы защищаем» и другие публицистические выступления тех ошеломивших страну дней мобилизуют на сопротивление, вдохновляют на подвиги. «В русском человеке есть черта: в трудные минуты жизни, в тяжёлые годины легко отрешаться от всего привычного, чем жил изо дня в день. Был человек так себе, потребовали от него быть героем – герой…»[128] – делится своими размышлениями с читателем «Правды» А.Н. Толстой.
28 июня «Правда» в передовой статье разъясняет, что эта война «требует напряжения всех сил, железной выдержки, мужественного хладнокровия… нельзя тешить себя мыслями о лёгких победах»[129]. Оговорка о «лёгких победах» – это признание крушения надежд, внушаемых довоенной советской пропагандой, на мощь антифашистских сил в Европе и в самой Германии, на классовую солидарность мирового пролетариата, на войну «малой кровью» и на чужой территории.
В «рецидивах» такого «шапкозакидательского» отношения к войне пытались разобраться, прежде всего, сами бойцы идеологического фронта. Поэт и журналист Алексей Сурков (автор знаменитой «Землянки») на открытом партийном собрании московских писателей летом 1942 г. сетует: «…до войны мы часто дезориентировали читателя насчёт характера будущих испытаний… Мы слишком «облегченно» изображали войну… Воюющему соотечественнику пришлось справляться не только с танками, которые на него лезли, с самолётами, которые валили на его голову тысячи тонн рваного железа, но и вытравливать из души конфетную «идеологию», которой мы его обкормили»[130]. И всё же советское общество, от предков перенявшее дух единения перед общей бедой, преобразовавшее за короткий срок в 20 лет неграмотную на 80 %, крестьянскую страну в мощную индустриальную, научную и культурную державу, оказалось морально готовым к защите Отечества, к сплочённому сопротивлению, к тяготам войны до победы.
«Когда страна прикажет быть героем…» Не дать читателю впасть в отчаяние, искать на фронтах примеры стойкости и героизма – задачи, которые ставят перед собой военные журналисты.
…Донесение 207-го полка дальней бомбардировочной авиации об огненном таране капитана Николая Гастелло в день 26 июня 1941 г. под Минском получено с опозданием, и входит в вечернюю сводку Совинформбюро от 5 июля[131]. 10 июля в «Правде» П. Павленко и П. Крылов публикуют очерк о командире героического экипажа, бросившего запылавший ДБ-3 на цистерны с горючим для вражеских танков, приостановив их марш-бросок на Минск. 27 июля 1941 г. Указом ВС СССР капитану Гастелло присвоено звание Героя Советского Союза посмертно[132].
Увы, не замеченным журналистами остаётся подвиг политрука 125-го танкового полка Александра Панкратова, описанный в полковом донесении от 24 августа 1941 г. Младший политрук закрыл своим телом стреляющую амбразуру дота, дав своим товарищам провести успешную атаку – под Новгородом. Лишь через полгода, 16 марта 1942 г., герой удостаивается Золотой Звезды[133]. Подобный Панкратову подвиг самопожертвования «за други своя» стал широко известен стране лишь 19 июля 1943 г. – после Указа ВС СССР о награждении Золотой Звездой Героя посмертно рядового Александра Матросова и множества публикаций о нём[134].
О тысячах героев, свершающих подвиги на всём протяжении огромной линии фронта от Баренцева моря до Чёрного, физически не может узнать и рассказать читателю горстка фронтовых корреспондентов центральной прессы и ТАСС. Их было 250 человек – в 1941 г., а после нескольких штатных сокращений к 1 марта 1945 г. – всего 97 человек[135].
Имена героев, прославленные прессой, вписанные на скрижали истории, навсегда становятся символами самоотверженного героизма: Николай Гастелло, Виктор Талалихин, Зоя Космодемьянская, герои-«панфиловцы»… Хотя подвиг огненного тарана, подобно экипажу капитана Н. Гастелло, совершён более 500 раз[136], героев воздушного тарана – свыше 600[137], «матросовцев» – свыше 300[138]. О том, что в тот же день, что и Зоя Космодемьянская, в подмосковном селе Головково была казнена стойко выдержавшая пытки фашистских палачей однополчанка Зои по в/ч 9903 Вера Волошина, стало известно лишь после войны[139]. Сотни тысяч героических судеб заключаются в формулировках: «массовый подвиг» и «массовый героизм советского народа».
…20 июля 1941 г. в газете «Известия» опубликован репортаж военкора Константина Симонова, подкреплённый фотографиями фотокора П. Трошкина, с Буйничского поля под Могилёвом, где в ту пору идут тяжёлые оборонительные бои. Впервые на страницах советской прессы на фотоснимках показана разбитая, сожжённая вражеская техника – работа полка под командованием полковника Кутепова, истребившего за 14-часовой бой 39 танков! В тот день по всей стране столпившиеся у стендов газеты «Известия» люди по-настоящему ликуют.
Именно полковник Кутепов становится прообразом героя романа-трилогии «Живые и мёртвые» – генерала Серпилина, а сам автор, К. Симонов вспоминает, что в ответ на опасение журналистов – не окажется ли нашим бойцам отрезан путь к отступлению, если единственный деревянный мост, по которому полк может отойти за Днепр, будет разбомблён врагом, полковник спокойно сказал: «Мы так уж решили тут между собой: что бы там кругом ни было, кто бы там ни отступал, а мы стоим вот тут, у Могилёва, и будем стоять, пока живы…»[140] Такое вот живое свидетельство той правды о войне, которая предельно просто объясняет крах задуманного гитлеровскими генералами блицкрига – в стране оказалось достаточно героев, готовых к сопротивлению превосходящим силам противника.
Но реалии военного времени остро ставят вопрос и о личном мужестве советской творческой интеллигенции, о её моральном праве призывать миллионы людей к оружию. Краснофлотец, блокадник и драматург Всеволод Вишневский размышляет в дневнике 30 июля 1941 г. о писателях, журналистах, кинематографистах и артистах: «Некоторые из них работают отлично, но некоторые проповедуют воинские и прочие доблести, а сами трусят или стоят на грани трусости. Они учат «презирать смерть», но усиленно заботятся о своём здоровье и целости своей жизни… Несогласованность поведения этих лиц и их писаний меня мучит, они обесценивают нашу литературу и искусство. Есть какой-то обман народа во всём этом… Пусть какие-нибудь философы оправдают мне это «право» писателей сидеть вдали, в укрытиях, где тепло и сытно, и советовать другим идти умирать»[141].
