Я сидел на поребрике перед подъездом Машки и орал в трубку. И мне было плевать, как я выгляжу сейчас. Мне, вашу мать, больно! Ради чего были эти года разлуки? Ради чего меня уверили в том, что я больше не нужен? Чтобы скрыть от меня моего же собственного сына?!

- Сыночка, ты чего? мама опешила. Никто нам не звонил. А что случилось-то?

- Мам, поклянись моим здоровьем, что ты не знала, что она родила моего сына, - Господи, что я несу?!!

- Сына? У тебя есть сын? Дима! не лжет, не лжет!

Машка Светлова, зараза, что же ты натворила?!

- Мам, все потом. Прости, - хрипло ответил я и отключился.

Ее следующий звонок я сбросил, как и еще один. Открыл дверь и вошел в подъезд. Попытался считать ступени, чтобы успокоиться. Один, два, три, четыре «Забудь этот номер, Дима». Семь, восемь «Маша выходит замуж». Десять, одиннадцать, двенадцать «Да, забей, Димон , что ты душу-то рвешь. Найдешь другую». Пятнадцать, шестнадцать «Да, сынок, правда, ее отец всем это сказал». Двадцать, двадцать один «Да, не психуй ты, Железяк, ну, стерва, ну, ошибся. Какие твои годы». Двадцать пять, двадцать шесть «Она тебя предала. Простил?».

- Предала

Я уткнулся лбом в входную дверь. Скрыла тогда, не сказал сейчас. Смотрела в глаза, улыбалась и лгала. Перед глазами появился образ улыбающейся Машки. Моей нежной, любимой Машки. Кого я любил столько лет? Кто ты, Мария Константиновна Светлова? Тот ангел с доверчивым взглядом, или лживая дрянь, которая продолжает скрывать, что у меня есть сын?

- Стоп. Хватит! остановил я себя. Мне нужно время.

Нужно все обдумать и разложить по полочкам. Нужно переварить новости. Ей восемнадцать, она испугана и не знает, что делать. За нее решили родители? Сама? Но ведь могла же сказать моим, хотя бы сделать попытку передать! Почему молчала? Сейчас нужно уйти, успокоиться и подумать. Это разумней всего. Твою ж мать. Вспышка злости вновь вскинула мою руку, и я с силой ударил по стене, попав по дверному звонку. Веселенькая музычка прозвучала, как издевательство. Я шарахнулся в сторону лестницы, но дверь открылась раньше.

- Ты же с ключами, - удивилась Машка. Хлеб-то купил, маньячина ?

- Вот, - голос звучал все так же хрипло.

Машка протянула руку, ухватила меня за рукав и потянула в квартиру. Я послушно вошел, слабо понимая, что делаю. Взгляд не отрывался от ее затылка. Светлова что-то говорила, не слышал ни слова. В голове набатом било только одно слово: «Предала. Предала. Предала». Я вырвал свою ладонь из тонких пальцев и тяжело привалился плечом к стене. Машка обернулась и неуверенно улыбнулась.

- Ты чего, Дим?

А я смотрел на это лицо и все пытался понять, кто же передо мной. Как можно было так бессовестно играть с моими чувствами? Почему так легко оправдала себя и возложила на меня вину за все произошедшее? Как смогла смотреть мне в глаза, зная, что скрыла от меня не покупку нового колечка? Сына! Моего сына!

- Дима, что-то случилось? тревожно спросила Светлова.

- Да, - я кивнул. Случилось. Не сейчас. Восемнадцать лет назад моя любимая девушка родила мне сына, представляешь? Хочу обмыть ножки. Жаль, опоздал на восемнадцать лет, но ведь порадоваться рождению сына никогда не поздно, да? Выпьешь со мной? Тебе уже можно, кормить давно закончила.

Маша положила хлеб на стол и опустилась на табурет.

- Кто сказал? спросила она.

- Тетя Поля, - я невесело усмехнулся. Порадовалась, что я простил тебя за то, что ты не сказала мне о сыне. Как обухом по голове. Какого черта, Машк ? Какого черта я узнаю о своем отцовстве от дворовой бабки спустя восемнадцать лет?! сохранить спокойствие на удалось.

Светлова опустила взгляд на свои руки, стиснула их на коленях и подняла голову.

- Дима, тебя не было тогда, когда я узнала о беременности. Совсем не было. Два кратких телефонных звонка, а потом месяц тишины! Полной!

Ну, да, месяц же показатель. Четыре недели, тридцать дней это же тридцать лет. Я откинул голову и прикрыл глаза, снова пытаясь взять себя в руки. Машка встала со своего места, убрала хлеб и снова замерла, напряженно глядя на меня. Господи, дай мне железные нервы, пожалуйста!

- И ты решила, что это дало тебе право скрыть свою беременность? Господь не услышал. - Черт, Светлова, у меня за тот месяц денег на еду не было, не то, что на звонки. Я помчался на переговорный, как только появилась возможность. Угадай, кому я позвонил в первую очередь? Матери? Тебе! застарелая боль вновь сжала сердце в тиски, добавляя осознания, что все пережитое было обманом. И тот пьяный вой на крыше московской многоэтажки, и сбитые в кровь кулаки о зубы случайного придурка, и ночи без сна, и бесконечный вопрос почему. Все впустую. Одна сплошная ложь! - Только мне сказали, чтобы я забыл твой номер, потому что ты выходишь замуж. Всего месяц прошел, Маша, месяц! И пока я там подыхал от того, что ты меня забыла за какой-то поганый месяц, ты ждала моего ребенка. Светлова, моего. Почему ты скрыла?!

Я сполз по стене, чтобы сейчас не видеть ее. Все те же доверчивые глаза, только я больше не чувствую хрупкость и беззащитность этой женщины. Я вижу лицемерку, которая бегала от меня, строила из себя недотрогу, хватаясь за любой повод, чтобы не разговаривать, а сама держала за душой свой маленький секрет длинною в восемнадцать лет.

- Ты звонил? В ее голосе было неподдельное удивление. Не знала? Не сказали? Или это тоже очередная ложь? - Мне ничего об этом не было известно...

Поднявшись на ноги, я прошел в комнату, достал альбом и снова раскрыл на первой странице. Маленький Кирюшка на руках у Машки, из кулька не видно даже носа, но Светлова улыбается так тепло и радостно. Рядом стоят ее мать и тетя. Выписка из роддома. Я должен быть здесь! Я должен держать его на руках, а Светлова стоять рядом и улыбаться. На следующем фото его купают. В розовой от марганцовки воде лежит младенец с широко открытым ротиком. Кирилл на трехколесном велосипеде, с мамой за руку в парке, утренник в садике и на нем надеты заячьи уши. Забавный мальчуган с зеленой коленкой ест мороженое. А меня нигде нет! Меня для него просто нет!!!

Машка стояла в дверях комнаты и смотрела на меня. Мне было слишком тяжко, чтобы я сейчас стал гадать, что скрывается в ее глазах. Я вытащил из альбома снимок Кирилла во время купания и посмотрел на Светлову:

- Звонил? вытащил снимок с мороженым. Звонил. Тебе домой, к себе домой, Свешникову. И твоей тетке. Маша, я оборвал все телефоны, чтобы узнать, мой Светлячок забыла меня спустя полтора месяца после моего отъезда. Снимок, где мой сын стоит на линейке первого сентября в первом классе. - А ты, черт тебя дери, носила моего сына! Снимок Кирилла-подростка, снимок с его выпускного, снимок-портрет. Захлопнул альбом и встал с кресла, глядя на Машку. - Был муж? Не было, ведь так? Это все было выдумано, чтобы оправдать рождение ребенка, так?

Она подошла ко мне, забрала альбом и положила его на место, затем закрыла собой, словно боялась, что я возьму что-то еще. Я имею право! У меня украли все эти моменты жизни моего сына. И я хочу хотя бы видеть отдельные кадры! Светлова некоторое время не сводила взгляда с моих рук, державших фотографии, и тряхнула головой.

- Вот черт... Ты сейчас сам понял, что сказал? Ты уехал, потом перестал звонить. А дальше... Дальше я уже не могла скрывать это от родителей. Мама догадалась. И до учебы оставалось каких-то пару недель. Вот тогда мои родители и решили отправить меня к тетке, рассказав всей округе о моем, якобы, замужестве. Голос Машки зазвенел от напряжения, но она тоже попыталась взять себя в руки. Прикрыла глаза и выдохнула. - А о твоих звонках только сейчас от тебя узнаю. Мне никто ничего не говорил.

Где моя хваленая выдержка? Сколько раз меня называли «железный человек со стальными нервами», но сейчас я еле сдерживаюсь, чтобы не схватить ее за плечи и не встряхнуть, чтобы наконец осознала, что натворила.

- Я спрашиваю еще раз - мое молчание в течение одного месяца могло стать поводом для того, чтобы скрывать? Она посмотрела на меня исподлобья. - Ты могла сказать моей матери. Да, черт возьми, ты не сказала мне ни тогда в Москве, ни сейчас. Даже сейчас, Машка! Ты смотрела мне в глаза, зная, что у меня есть сын и молчала!