Дельфина указала палочкой на Джагсона, который вновь пару раз дёрнулся, но намного сильнее.

— Сла́гулус Эру́кто.

Тусклое быстрое облачко зелёного цвета со вспышкой слетело с кончика палочки Дельфины, угодив прямо в голову Джаггсона. Тот начал бледнеть и даже синеть, а через краткий миг из его рта вывалился огромный слизень прямо ему на грудь.

— Теперь, приступим к диагностике…

Взмахи палочкой, поправки со стороны Дельфины, снова взмахи и вербальные формулы. Попутно мы же убирали с помощью Сла́гулус Эване́ско. Джаггсон пару раз пытался невербально и без палочки наколдовать что-то, но получалось лишь снимать с себя Силе́нцио. Он тут же начинал поливать нас отборными ругательствами на английском и испанском, правда уж очень часто они перемежались звуками блюющей кошки, да и Силе́нцио быстро ложилось обратно. Вообще, как я заметил, Дельфина очень чётко и неотрывно следит за движением магии вокруг и держит, что говорится, «руку на пульсе». Так что мы диагностировали, изучая влияние проклятья на магию подопытного, отмечая механизмы, запускающие процесс трансфигурации слюны в слизней.

Идеально запомнив, но не полностью разобравшись в механизмах проклятий, связанных с закреплением на теле и трансфигурацией телесных жидкостей посредством вложенной создателем магии, мы перешли на аналогичные, но подпитываемые магией пострадавшего — заставляли кровь в руке гнить, но при покидании руки — возвращаться в исходное состояние. Потом перешли к закрепляемым на магию. Потом к тем, что воздействуют на тело, подавая ложные сигналы тканям и органам, к примеру, заставляющим постоянно испражняться или безудержно танцевать. Само собой, убирать последствия подобной магии приходилось тоже нам, но хорошо, что не собственными руками.

С каждым часом проклятья становились всё сложнее, а методы их лечения контрзаклинаниями или их сочетанием с зельями — более изощрёнными. После мы перешли на обычные физические травмы — изучали то, как они сказываются на теле и магии, попутно пытаясь отследить особенности в изменении отклика от диагностических чар. Особенно мне понравилось банальное Реду́кто в исполнении Дельфины — минимум магии, полное отсутствие всяких взмахов и слов. Просто тонкий и не особо яркий лучик бьёт в тело, но его сила так велика, что ломает все кости на своём пути, превращая ткани в одну большую гематому, а шоковая волна, расходясь по телу, рвёт брыжейки, на которых крепятся внутренние органы — вот это и есть опыт наряду с плотностью магии в заклинании! Интересно, как сильно рванёт неживой объект при попадании этого заклинания в исполнении Дельфины? Или разрушение пойдёт вглубь?

Финальным аккордом стало неснимаемое проклятье гниющей плоти. Как только Дельфина кинула в потерявшегося, бессмысленно глядящего куда-то вдаль Джаггсона, отвратительно-фиолетовый тёмный сгусток проклятья, то и без того ужасно выглядящий, потный и весь окровавленный, но целый волшебник, начал резко синеть, кожа его стала быстро покрываться струпьями, а сам он начинал то иссыхать, то наоборот вспучиваться, дёргаясь в жестких судорогах и рвотных припадках, заливая себя гноем и желчью. Сознание его уже давно покинуло тело.

— Изучайте, — спокойно сказала Дельфина, постоянно очищая воздух взмахами палочки.

Бледность Гермионы можно было сравнить с мелом, но за счёт окклюменции она продолжала выполнять поставленные задачи. Мне же было как-то… всё равно.

— Как вы можете догадаться, — говорила Дельфина, пока мы колдовали над медленно умирающим Пожирателем Смерти. — Рвота вызвана лавинообразной интоксикацией организма. Не смотрите на его визуальные мучения — сознанием он давно не с нами, а мозг отключился почти сразу после начала действия проклятья. Обратите внимание на особенность проклятья, которую вы можете почувствовать в магии по всему телу. Именно так ощущаются спонтанные мутации. Именно это делает проклятье необратимым, а корни его растут из химерологии.

Мы продолжали тщательно отслеживать всеми доступными чарами состояние Джаггсона, с головы которого уже начали сыпаться волосы, а изо рта — выпадать зубы.

— Обратите внимание на другое ощущение в магии. Словно онемение руки, но при этом есть чувство, сходное с напряжением перед рывком. Так ощущается повышенная регенерация с элементами трансфигурации и мгновенной её отменой — именно на это уходит большая часть магических возможностей пока ещё живого тела. Как только спонтанные мутации приведут к неспособности тела генерировать магию, эта функция проклятья отпадёт. Остановить невозможно из-за невозможности локализовать точку привязки проклятья к материальному носителю. Полагаю, что имеют место игры с пространственной трансфигурацией, но, к сожалению, поражённые долго не живут. Или к счастью.

Внезапно с руки Джагсона сполз кусок посеревшей плоти с белыми гнойными подтеками, и с мерзким шлепком свалился на пол, немного растекаясь.

— Достаточно.

Гермиону два раза просить прекратить не пришлось, и девушка быстро, я бы даже сказал, моментально, оказалась в паре шагов от подопытного. Дельфина направила палочку на всё ещё живого Джагсона.

— Ава́да Кеда́вра.

Вспышка концентрированного зелёного света на миг даже ослепила глаза, но визуально ничего не изменилось — догнивающее тело иногда продолжало дёргаться.

— Эване́ско.

Труп исчез, как и всё, что связано с ним.

— Проклятье считается неснимаемым, — обернулась к нам Дельфина. — Но его знают единицы, стараясь не применять. Важно другое — на его основе созданы другие проклятья, связанные с гниением и разложением, но куда проще, легче, и я бы даже сказала, безопаснее.

— Кэрроу бросал в меня Гниение. Только я не понял, какое именно. Но было похоже.

— Поверь, — улыбнулась Дельфина. — в Англии именно это проклятье знаю я, да, пожалуй, парочка колдомедиков из Мунго. Оно совсем не местное, и даже не из ближнего зарубежья. Хотя, говорят, что Тёмный Лорд много путешествовал и вполне мог найти того, кто покажет ему это проклятье.

После более тщательной уборки мы покинули это скрытое место — Дельфина перенесла нас портключом в Хогсмид. Время ещё было не очень позднее, а «Три Метлы» ещё работали. Именно туда нас повела леди Гринграсс. Посетителей почти не осталось, а Дельфина незаметно наложила на нас отвод глаз, потому никто не обратил внимания на новых посетителей. Никто, кроме мадам Розмерты, которая тут же поспешила подойти к столику, который мы заняли, и уточнить заказ.

— Горячего шоколада. Три кружки. И чего-нибудь сладкого, но лёгкого, — ответила за нас Дельфина.

Гермиона сидела всё ещё бледная, но уже не настолько, как во время обучения.

— Не слишком жестко? — спросил я в никуда.

— Тебя-то ничем не проймёшь, это я давно поняла. Но вот Гермиона…

— Да? — девушка подняла взгляд от стола.

— Я не раз замечала, что многие, выросшие в обычном мире, пребывают в иллюзии безопасности и сказочности. Полагаю, это связано с тем, что само общество создаёт подобную иллюзию. В магическом мире всё не так.

Нам принесли заказ, и мы разобрали каждый свою кружку с напитком. В качестве сладостей было подобие заварных пирожных с лёгким воздушным кремом. Гермиона взяла кружку обеими руками, задумчиво поглядывая на шоколад, а спустя пару мгновений сделала несколько осторожных глотков.

— Да, всё не так, — не менее задумчиво продолжила говорить Дельфина. — Конечно, обычно над нами не нависает угроза Тёмных Лордов, а убийца не выскакивает из-за каждого угла. Но как таковой безопасности здесь нет. Абсолютно каждый вокруг тебя, имеет возможность и знания доставить боль, страдания, унизить шуточным проклятьем, подставить магией, подчинить своей воле. Конечно же, есть и друзья, товарищи, и всякое прочее. Потому, ещё мой учитель колдомедицины старался проводить такое вот «полное погружение». Даже чистокровные, такие как я, долгое время пребывали в ужасе и шоке… Ведь всех нас любят и оберегают родственники, потом довольно безопасная школа, чудеса и красивая магия. А потом — жизнь, а в ней — люди. А люди — самые жестокие существа.