– Марк, весьма рекомендую!

– Нет возражений!

Друзья положили себе в тарелки по порции крабов, потом – печень трески. Шпроты Антон использовал для приготовления незамысловатых бутербродов – две-три рыбки на продолговатый кусок черного хлеба.

Антон с удовольствием попробовал бутерброд, который получился в результате его манипуляций:

– Вкусно!

Марк усмехнулся:

– Еще бы! Крабы и шпроты, особенно под водочку… – И он снова наполнил рюмки: – Еще по одной?

– Возражений и противопоказаний не имеется! – Антон внимательно посмотрел на Марка: – Слушай, а почему все-таки Ветров так на тебя ополчился? Как говорится, собрал все в одну кучу – и на Кавказ ты уехал, и противопоставление себя коллективу, и прочая чепуха.

Марк подцепил вилкой кусок крабового мяса и отправил в рот:

– Тут, на самом деле, Антон, все очень просто. Помнишь, после публикации той заметки – «Работать, как Квитко» – в нашей институтской многотиражке Ветрова словно подменили…

– Понятно…

– Чтобы стало еще понятней, поясню. Думаешь, почему ему это словно шило в филейную часть?

Антон усмехнулся:

– «Филейная часть», Марк, термин совершенно далекий от медицины.

– Зато он очень близкий к нашему сегодняшнему положению. Слушай дальше. После публикации этой заметки в институтской многотиражке про «квитковское движение» мы с ним как-то разговаривали в его кабинете. И у него тогда вырвалась фраза: «Вот, Марк, на пятки мне наступаешь». Он ее, знаешь, произнес вроде бы между прочим. И я особенно не придал ей значения. Он в этот момент только вернулся из Анголы, где, как считалось, помогал строить местный коммунистический союз молодежи. Я в то время исполнял его обязанности, и ректор ко мне стал очень хорошо относиться…

– Я тоже, кстати, это заметил, – сказал Антон.

– Вот. И я тебе скажу, что произошло. На мой взгляд, обычная человеческая зависть. Ко мне ректор стал хорошо относиться, а к Ветрову – не очень. И тот, как опытный аппаратчик, решил просто устранить конкурента.

Антон взял бутерброд с «Любительской» и откусил:

– И все-таки я не пойму… Естественно, он стал, по сути, ревновать к твоим успехам и опасаться, что ты можешь занять его место. Но он же везде всегда распинался, что вы друзья…

Марк поднял очередную наполненную рюмку:

– Давай-ка выпьем, чтобы таких друзей, как Ветров, было поменьше… Так вот, – продолжил он. – Когда Ветров приехал из Анголы и увидел, какая в институтском комсомоле сложилась ситуация, я имею в виду лично для него, то, видимо, у него и созрел этот план.

– План?

– Слушай дальше. Когда наш курс собирался на картошку, Виктор сам подошел ко мне и сказал: мол, наверное, устал, съезди отдохни. И все останется между нами. Ну, я и махнул в Грузию. Путевку, кстати, наш студент – Гиви – помог достать. У него папа всем туризмом в Грузии заведует. Я и отправился в Пицунду.

– И хорошо провел там время, – с сарказмом заметил Антон.

Марк кивнул в знак согласия:

– А наши поехали на картошку. И Ветров с ними. Все как положено комсомольскому вожаку – вместе с народом убирал картофель в Дмитровском районе. Каждый день – в поле.

– А каждую ночь – на сеновале.

– Возможно. Без этого, на мой взгляд, и «картошка» – не «картошка». Но этого я не знаю. Утверждать не могу. Но точно знаю другое. Когда в Дмитровский район приехал ректор Алексей Захарович Николаев, то он первым делом проверил, где живут студенты, чем они питаются, как идет работа. И ректор, которому все очень понравилось, вдруг спрашивает: «А что-то я Марка не вижу? Он что – приболел?»

– И тут-то и случается главная сцена…

– Именно так, Антон. И вот здесь Ветров, в замызганной от работы штормовке, весь в разводах глины и грязи, говорит: вы знаете, Алексей Захарович, по моей информации, Марк уехал отдыхать в Пицунду.

– Как говорится – гром среди ясного неба!

– Конечно. Ректор же у нас – человек еще сталинской закалки. Решение принял мгновенно. Разобрать на комсомольском собрании и прочее.

– Но ведь разобрать – это не исключить?!

– А я тебе объясню, как все произошло! Когда я приехал из Пицунды, все это узнал. И тогда – возможно, это была моя ошибка – я встретился с Виктором и в сердцах высказал все, что о нем думаю.

– Короче, Марк, если говорить по-русски, ты его просто-напросто послал? Я правильно понял?

– И это тоже было. Но главное – я сказал ему, что он поступил как последний подлец! Сам же отправил меня отдыхать, а представил все так, словно я уехал самовольно!

– Он не подлец, он – просто сука! – мрачно заметил Антон.

– Ну, вот. И после этого он все и закрутил. Формально – правда на его стороне. Я действительно уехал в Пицунду, никого не предупредил и все такое прочее.

– А фактически – Ветров просто сучара последняя… Слушай, Марк, а почему бы тебе с Алексеем Захаровичем напрямую не поговорить. Он же к тебе всегда хорошо относился? Ты же даже как-то на ученый совет к нему напрямую заявился! Все тогда, мне отец рассказывал, просто обомлели от такого напора!

– Ты знаешь, я пытался. Но факт есть факт – в то время, когда весь курс копался в грязи, убирая картошку, я лежал на теплом песочке у Черного моря.

– А ты еще раз попытайся!

Марк задумался:

– А может, ты и прав. Попробую. Как говорится, терять же мне все равно, по большому счету, уже нечего. Так что – попробую.

– Давай-ка еще по маленькой!

– Возражений не имеется!

Утром Марк проснулся необычно свежим и без головной боли. Он подумал: «Вот что значит – хорошая компания». И тут же вспомнил совет Антона – поговорить с ректором. Быстро умылся, заправил постель, позавтракал и отправился в институт…

В приемной ректора Стоматологического института, вопреки обычному положению вещей, не оказалось посетителей. Секретарь, которая хорошо знала Марка, совсем не удивилась приходу обычного студента и попросила его подождать – пока Алексей Захарович освободится. И через пару минут кивнула, указывая ему на дверь:

– Заходи, Марк!

Марк отворил тяжелую, сделанную из хорошего дерева дверь:

– Разрешите войти, Алексей Захарович?

Ректор сидел за столом и просматривал бумаги. Увидев Марка, он приветливо сказал:

– Входи, входи, Марк! Присаживайся.

Марк сел на один из стульев, которые, словно рядовые бойцы, в одну шеренгу стояли возле длинного стола с массивными ножками. Стол покрыт добротным зеленым сукном. «Настоящий министерский», – подумал Марк. Ректор вышел из-за стола, выдвинул стул и сел напротив. Внимательно посмотрел на Марка:

– Ну, рассказывай…

– А что рассказывать, Алексей Захарович! Вот так все получилось…

Ректор смотрел на Марка, и в его глазах читалось определенное сочувствие к студенту. Но в то же время взгляд руководителя учебного заведения был жестким и требовательным:

– Мне кажется, Марк, ты зря обижаешься на комсомол…

– Алексей Захарович, я вовсе не на комсомол обижаюсь!

– Знаю. Но в данном случае ты – неправ.

– Формально – я все понимаю…

Ректор встал со стула и прошелся по кабинету. Вернулся за свой рабочий стол. И продолжил:

– Тебе, конечно, не нужно было уезжать… Я тебе расскажу один случай из своей биографии, когда вот такая мелочь едва не стоила мне карьеры, а возможно – и жизни…

Февраль 1951 года

За оконными стеклами мела непоседливая московская метель. Снежинки настойчиво стучались в закрытые на зиму и заклеенные окна Министерства здравоохранения.

Еще совсем молодой заместитель министра Алексей Захарович Николаев сидел за массивным столом, обитым зеленым сукном. На столе в серебряном подстаканнике – стакан чая с лимоном. Алексей Захарович просматривал последнюю сводку о росте заболеваемости гриппом. На ней стоял гриф: «Для служебного пользования».

На столе находилось и несколько телефонов. Но, безусловно, главным среди них был аппарат правительственной связи. И именно он в этот момент зазвонил. Алексей Захарович вскочил с кресла и, вытянувшись по стойке «смирно», осторожно взял трубку. Звонить по этому аппарату могли только два человека – Сталин или Берия. И разговаривать с ними полагалось исключительно стоя. Даже если управленец находился в кабинете совершенно один. Проявляя тем самым максимальное уважение и почтение к человеку, который звонил. На этот раз звонил Лаврентий Павлович.